В лагере Робинзонов - Лябиба Фаизовна Ихсанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что сделано, то сделано. Выпусти ее сейчас, она все равно спасибо не скажет, обо всем доложит начальнику лагеря или вожатым и добьется наказания. А так она, по крайней мере, не помешает состязаниям по плаванию. Семь бед — один ответ!
— Гульшат, посидите уж тут немного. Мы приедем за вами, когда кончатся состязания,— сказал Витя.
Ах вот в чем дело! Значит, Альфарит и другие, не считаясь с ней, примут участие в состязании? А что если при этом что-нибудь случится? О состоянии их здоровья никто не знает. И начальнику лагеря она ведь не успела ничего сказать. Как дурочку провели ее эти мальчишки. Позор!
Гульшат яростно колотила в дверь, но ребята и не думали выпускать ее:
— Гульшат, мы положили на полочку хлеб с молоком. И ваша книжка, которую вы начали читать вчера, там же. Отдыхайте в свое удовольствие, вечером мы вас заберем, освободим...
Девушка, прижавшись головой к стене, смотрела в щель вслед ребятам. Потом принялась с новой яростью колотить в дверь. Стучала беспрерывно. Выбившись из сил, села у двери. Не зная, что делать, обвела взглядом вагон. Действительно, на полочке возле единственного окошка вагона— сверток, ее недочитанная книжка, бутылка молока. Значит, ребята заранее подготовились к этому. Может быть, и окошко это они забили досками вдоль и поперек заранее. Неужели ей придется провести весь день в этой клетке?
Мальчики уже ушли. На прохожих тоже рассчитывать не приходится, вагон стоит в стороне от дороги, в глубине поля. И все-таки надо стучать, может быть, кто-нибудь и забредет еще сюда...
Гульшат не хотела сдаваться. Еще раз подергала дверь. Нет, не в ее силах одолеть эти преграды. Обидно, что она слабая девушка. Если бы она с малых лет увлекалась спортом, у нее и рост был бы, возможно, как у людей. И эти чертенята не относились бы к ней, как к ребенку, не смогли бы обвести вокруг пальца. И почему она не увлекалась спортом? Ей больше нравилось читать книжки. И здесь книга. Глупые мальчишки, разве в таком состоянии будешь читать? Ведь она сама не своя от гнева. Но что же делать? Как освободиться?
Она стала ходить взад-вперед. Вдруг почувствовала, что проголодалась. Достала с полочки сверток. Развернула — хлеб с маслом. Села, опершись спиной о стенку, и поела. Затем, глядя на дорогу через щель, стала поджидать прохожих. Когда надоело, невольно раскрыла книгу. Сначала неохотно, чтобы только успокоиться, стала водить глазами по строчкам, но постепенно увлеклась. Читала и читала, не замечая времени. Только когда защипало глаза, подняла голову и посмотрела на часы. Оказывается, уже почти пять часов вечера! Как же она могла так просидеть, забыв обо всем на свете? Она снова стала искать пути к избавлению. На полу доски не отодрать. А потолок? Гульшат взяла лежащую в углу щетку и попробовала потолкать доски на потолке. Одна доска, кажется, поддается. Приложив усилие, она отодрала ее. Этот небольшой успех прибавил девушке сил. Вскоре на крыше вагона образовалось отверстие, в которое она могла пролезть. Гульшат поставила на стол табуретку и, вскарабкавшись на это шаткое сооружение, выбралась на крышу вагона.
Глава 15.
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ КУРЕНИЯ
Говорят, что накличешь, то и будет. Ребята не посчитались с запретом Гульшат, но вышло так, как она говорила: они потерпели поражение. Когда Витя с товарищами, вернувшись, обрадовал ребят рассказом о том, что они заперли Гульшат в полевом вагоне, мальчики сочли себя победителями. Но торжество оказалось преждевременным. Да еще придется за все отвечать...
Правда, их вожатый Сафар, который все же снял с соревнования лучших пловцов (успела-таки Гульшат навредить!), говорит, что не надо отчаиваться. Это, говорит, только подготовка к состязаниям, настоящие наши состязания впереди. Но ведь трудно перенести сегодняшний позор. Витя обогнал товарищей. Пришел к финишу на целый корпус впереди авангардовцев. Еще пятеро ребят из других отрядов тоже не подкачали, но все же авангардовские пловцы оказались сильнее. Может, не напрасно Гульшат привязывалась к курению. Алмаз, возможно, и забыл бы данное себе слово, но, потерпев поражение, решил осуществить свое решение на деле:
— Вы как хотите, ребята, а я бросаю курить!
Ахмет тоже подумывал об этом. А отстраненные пловцы стояли на берегу и смотрели, как их противники приходят первыми.
— Давайте разведем костер и сожжем все курево, которое мы привезли,— поддержал Алмаза Ахмет.
Ребята встретили это неожиданное предложение без особого энтузиазма. Что-то буркнули в ответ. Очередь дошла до вожатого:
— Помните, джигиты, вы с самого начала не поладили с Гульшат из-за курева. Ну, кто оказался прав? Вот теперь вы сами убедились. Ну чем лучше вас авангардовские мальчишки? И ростом вы выше, и мускулов таких, как у Альфарита, ни у кого из них нет. Силы хоть отбавляй. А легкие, сердце никуда не годятся. Да и на других курильщиков взгляните. Надо же менять свежий воздух на вонючий дым!
Вожатый еще никогда не говорил так горячо, с таким жаром и злостью. Когда и он поддержал предложение Алмаза, то сначала Альфарит, а потом и другие мальчики начали по одному присоединяться к Алмазу. На берегу сложили костер. Алмаз достал из своего чемодана и принес в подоле майки весь свой запас папирос и бросил их на груду дров.
— У меня все,— сказал он.— Кто следующий?
Альфарит с Ахметом вытрясли свои мешки. К ним присоединился и Бари. Принесли курево и из других отрядов. Гора папирос все росла и росла.
Вот бы Гульшат увидела, как они жгут папиросы! Может быть и простила бы их. Но Гульшат не было, она даже на соревнованиях не была, так обиделась. Алмаз пошел ее разыскивать.
Сафар вынес из кухни горящую головешку.
— А ну, ребята, кто подожжет?
— Пусть подожжет Альфарит. Больше всего папирос было у него.
— На, Альфарит, что было, то было, поджигай...
Прикрывая рот и нос краем платка, ругаясь, из палатки вышла Магинур.
— Что вы делаете, что за вонь на весь мир вы
