Пустыня - Василина Орлова

Пора тронуться в какие-то новые веси, новые дали. В частности, забыть — ну хотя бы на месяц, хотя бы на неделю — что существует интернет, электронная почта, айсикью, «аська» проклятая, которая обманула.

Ведь кликаешь реплики, строчишь эсэмэски, и не знаешь, не ведаешь, кто там, на другом конце чего — провода? Так ведь связь-то беспроводная…

С той стороны экрана кто.

Доводилось слышать всякие удивительные истории, как неожиданно с той стороны оказывается совсем не то, что предполагалось. Я как-то не очень верила в такие. Просто сам Босх велел сочинять истории на эту тему.

Правда, один приятель познакомился со своей будущей женой, отправив сообщение на специальный номер службы знакомств «Билайн». Как у них просто там, в рекламе! Хочешь влюбиться — отправь сообщение на короткий номер. Жабы.

И уж совсем не верилось, что моя собственная интуиция так подло меня подведёт.

А там, по ту сторону, оказался давний приятель, милый персональный демон, играющий неведомую роль всё тот же Евгений, как пьяное наваждение.

Это нормально?

Здесь надлежит дать один из диалогов.

Сколько сигналов было рассыпано специально для меня в его словах — он ведь совершенно не хитрил, не обманывал, только назвал другую фамилию, свой творческий (правда, никому не известный) псевдоним. И ведь было, было подозрение — но я не распознала до самого конца-разоблачения — не хотела понять, и всё тут. То он решится во всем признаться и обронит мимолётом, что закончил МГУ, то поставит новый «юзерпик» в своем «живом журнале» — сперва красовалось ухо, потом глаз. Но даже их оказалось недостаточно.

Он пошёл ещё дальше и прислал по электронной почте отсканированную от руки набросанную записку, почему не сможет быть на поэтическом вечере. На котором был. Не мог же прийти в двух экземплярах. И даже почерк мне не сказал ничего.

А я весь тот вечер ждала его — то есть, его виртуала, и разговаривала с ним самим, настоящим, словно глядя сквозь. Ну и ну. Счастье ещё, что не обмолвилась по ходу необязательного трёпа, который вели, в том духе, что жду, мол, когда придет человек, с которым познакомилась в интернете. Не рассказала, хотя просилось на язык, что мне, дескать, шлют по электронке записки карандашом. Не похвасталась, что один виртуальный читатель собирал рассыпавшийся текст, который стоял в непотребном виде в одной из электронных библиотек.

Прихотливый глюк. Текст распался на миллион кусочков: по одной букве в абзаце. Словно специально писали в столбик. Безвестный постум сказал, что соединил буквы, убрав все пробелы, а потом разбил на слова ту громадную строку.

И я разбила строку. Тронутая вниманием, предложила: хочешь, прогуляемся по Москве?

Накануне с живым Евгением были в клубе. И на экране, заслонив запутанный документ по банковской ипотеке, как чёртик из табакерки, выскочило оранжевое окошко «аськи». Со словами:

12:03 постум: привет! какая у тебя сегодня сумочка?

Я отстучала:

12:03 я: у меня их много. Тебя какая интересует?

12:04 постум: та, что сегодня с тобой.

12:04 я: круглая, красная, с тонкими лямками.

12:04 постум: отлично. Будь добра, посмотри, что там внутри.

12:05 я: знаю я этот тест.

12:05 постум: это не тест.

12:05 постум: пожалуйста.

12:09 я: ну и?

12:09 постум: ты посмотрела?

12:09 я: да.

12:10 постум: ты ничего не нашла?

12:10 я: а что я должна была найти?

12:11 постум: записку.

12:11 я: погоди-ка. какую еще записку?

12:11 постум: ту, которую я тебе написал. ту, которую я вложил в твою сумочку — красную, с тонкими лямками, когда мы были с тобой вчера в клубе.

12:20 я: ничего не понимаю.

12:20 постум: что?

12:21 я: у меня в голове сейчас взорвется.

12:21 постум:)))

12:21 я: как тебя зовут?

12:21 постум: меня зовут Евгений. Забавин — мой творческий псевдоним.

С силой надавив на клавишу мыши, захлопнула «аську», и от души пожалела, что это невозможно сделать с каким-нибудь громким звуком — стуком или хлопком.

Днём семаджик засемафорил ещё раз:

15:26 постум: прости, то была импровизация. мистификация, вдохновленная исключительно твоим образом.

Я была недовольна. Собой. Им. Всем миром. Надо же, я всё поняла, только когда растолковали. А ведь было, было подозрение, нет, тень подозрения.

Интересно, испытывал он ревность сам к себе?

А я так ждала вечера, встречи. (Нечего и говорить: не состоялось). Думала — замечательный парень пишет. Думала — должно же и мне повезти. Я заранее была намерена на первом же свидании поцеловать. Крепло чувство, что он понравится и вживую. А он оказался Евгением. Что за бред.

И если бы я стала выдумывать историю подобного рода, то её следовало бы «докрутить», как хороший бильярдный шар, ну то есть фабула была бы примерно такая: героиня понимает, герой, которого она искала, существует в реальности — и не где-нибудь, а вот тут, близко, он хорошо знакомый — но совершенно не известный — ей человек. И, конечно же, она влюбляется в него.

Но мы живём в мире реальном, а не придуманном. (Хочется верить хотя бы в это). Поэтому ничего подобного, естественно, не произойдёт.

«Никуда не денешься, — сказал он вчера, в клубе, — ты будешь всё время разбивать людям сердца».

Но ничьё сердце — уже никогда — не трону так глубоко, как его. И поэтому я его, честное слово, почти — ну, почти что! — люблю. Как почти любила в каждое из тех двух или трёх объяснений, которые состоялись.

Женя, знаешь, не представляю жизни без тебя. Не просто слова. Гораздо серьезней: реальность. Но, тем не менее, никак не любовь. Хотя, по некоторым досужим мнениям, любовь есть основа реальности.

И сколько же мне ещё предстоит сделать безрезультатных попыток в тебя влюбиться? И каким образом ты войдёшь в мою жизнь в следующий раз?

Спустилась во внутренний двор Академии МВД, где наша шарашкина контора арендует помещение под свой бестолковый офис. Тополиному пуху, вихрем кружащемуся в воздухе, чего-то недоставало. Чего-то такого, что было у него, когда я спускалась сюда в прошлый раз. И небо словно что-то утратило. Подумав, совершив усилие, вспомнила: постум оказался плодом воображения. Такого человека не существует.

Дома я вздумала составить ему письмо.

Походила по моей территории, с надеждой вот-вот уцепиться за что-то в мире потустороннем, что даст первый импульс, толчок — тыкнет в спину, обожжёт холодной лапой за шею — направит к компьютеру или вот блокноту. Что-то должно случиться — произойти. Но что и как? Утомительно граммофонит большая толстая синяя муха, летает по комнате и зудит, и зудит, и зудит. Зануда! Словно я в чём перед ней провинилась.

Где ты, подлинность? Почему тебя нет? Сменившими цвет глазами заглянуть за край — и не испугаться себя. Всё самоосмысление, особенно письменное — попытка преодолеть страх. Порой безуспешная.

На всё заранее всегда готов ответ — готова я сама, такая, какую не испугаюсь. И я тяну из мягкого рта утомительно длинный блестящий волос, тонкий и прочный, длиннее транссибирской магистрали, всех ниагарских водопадов, выстроенных по убывающей до луны, и заранее привычно и удобно, складно и потребно совпадают выступами и нишами, сочленениями и сокрестьями, выгнуто-вогнутые слова и предложения, фразы и сочетания, совпадения и соединения.

Кроме девятой симфонии Лювига ван Бетховена. Наблюдавшего в слепоте нечто такое, чего нам никогда не увидеть.

А где-то — этажом ниже — играют на пианино. Совершают чёткие экзерсисы. Пальцы танцуют над шахматами клавиш. Алгебра и гармония рвутся навстречу друг другу в упоительном соитии. Напрасно силюсь вспомнить, что звучит, такое знакомое. Хоть бы место, где слышала?..

Хочу домой. Часто, засыпая, ловлю мысль за ускользающий в сумраке сонного безумия длинный чешуйчатый хвост: домой. И опять мысленно касаюсь холодным пальцем серёдки лба — я уже дома. Некуда идти. Аксиома. Нужно затвердить.

Дом бывает у человека лишь до поры, пока не жил в других домах. Возможность разнообразия умертвляет ненужные понятия: дом. Родина. Любовь. Тоска.

Но почему-то язык наталкивается на пустоту в полости рта, словно как там, где раньше рос зуб. Костяное семя выпало, из него вырастет дракон. А пустотка осталась. Семья. Настоящее. Дом.

Сжимаю кулаки, и рот тоже сжимается — в линию. Я свирепа, упряма, упорна. Так говорят на Украине: когда человек рождается, руки держит кулаками — «всё моё» — а когда умирает, выпрастывает, размыкает «долони»-длани — «ничого не треба».

Мне пока ещё нужно. Многое. Столь многое, что вы почти не можете. И не надо. Возьму сама.

Обманщики. Как доказал случай с «аськой», можно ни словом не грешить против истины — и обмануть. А многие лжецы вообще несут столько захватанной дряни, тлетворных увещеваний и утомительных благоглупостей, поневоле шарахаешься.