Злоба (ЛП) - Гвинн Джон

‘Хунен, - сказал Кастелл. ‘Конечно, они этого хотят, и они-единственный гигантский клан в радиусе ста лиг. Но я думаю, что они будут замечены, когда войдут в Миквил – любой, кто стоит на пятнадцать ладоней выше, будет замечен.- Он сделал еще один глоток из кожи, на этот раз тепло было почти приятным.

‘Да, но все же. Они элементалы – возможно, они использовали чары, - сказал Агила.

‘Может быть, - согласился Макин, потянувшись к коже в руке Кастелла.

‘Они хитры и свирепы, эти Хунаны, - сказал Агила.

‘Я знаю, - пробормотал Кастелл.

‘Значит, ты имел с ними дело?- Спросила Агила.

‘Хунаны убили его сородичей, человека, которому я дал клятву, - мрачно сказал Маквин.

Кастелл закрыл глаза, вспоминая неуклюжие фигуры, шагающие через сломанные ворота его холда, размахивающие своими огромными молотами и боевыми топорами, очерченными пламенем. Он вздрогнул. Ему тогда было шесть лет. Ему хотелось, чтобы Агила перестал говорить об этом. Он молча забрал у Маквина мех и отпил еще немного.

- Они выкупили тебя?- Спросил Агила.

- Хунены не берут пленных, - сказал Кастелл. - Маквин спас меня, унес с собой.’

- Хунены-это разбойники, убийцы, не более того, - прорычал Маквин.

Кастелл пошевелил пальцами, делая знак против зла.

Агила заметил это движение и улыбнулся. ‘Теперь тебе не нужно беспокоиться о великанах, парень. У нас сорок сильных клинков, и, кроме того, держу пари, ты знаешь, как пользоваться своим мечом. Элион наверху знает, что он достаточно острый.- Он взглянул на точильный камень и подмигнул Маквину.

‘Ты смеешься надо мной?- Спросил Кастелл, чувствуя, что начинает выходить из себя. ‘Ты разговаривал с Джаэлем, не так ли?- прорычал он. Он почувствовал, как кровь прилила к лицу, и его рука замерла на рукояти меча. Легкая улыбка Агилы исчезла, выражение его лица стало жестче.

- Будь осторожен, - сказал воин, поднимаясь. - Родня Ромара или нет, но он не всегда защитит тебя.’

Уходя, Кастелл сердито посмотрел Агиле в спину.

- Видишь, как надо мной издеваются, - пробормотал Кастелл, - потому что Джаэль, все остальные считают меня честной дичью, думают, что меня можно презирать.- Он стиснул зубы.

Маквин глубоко вздохнул. - Иногда, Кас, ты видишь врагов там, где их нет. Маквин покачал головой. - Агила ничего такого не имел в виду. Ты, конечно, понимаешь это?’

Кастелл фыркнул.

‘Я не хотел говорить с тобой об этом, - сказал Маквин, - я много раз останавливался, надеясь, что ты сам это увидишь. Когда ты прошел свои испытания и Долгую Ночь, стал мужчиной, я думал, что это закончится.- Он покачал головой. - Речь идет о времени, ты слышал некоторые истины, я думаю. Джаэль не отвернулся от тебя, даже если попытается. Не все считают тебя фигурой, достойной презрения. Но многие считают тебя надменным, высокомерным. Слишком горд, чтобы общаться с остальными. В тебе много хорошего, Кас, но будь осторожен, чтобы оно не было погребено под пирамидой жалости к себе. Твой отец был бы разочарован, услышав, что ты так говоришь. С этими словами он встал и ушел, оставив Кастелла сидеть в траве с широко раскрытыми глазами.

Остаток ночи он просидел в одиночестве, прислушиваясь к тихим разговорам и тихим песням, доносившимся от других путешественников. Когда большая часть лагеря погрузилась в сон, Маквин сказал Кастеллу, что он на следующей вахте. Он молча вышел из кольца плетней и направился к краю лагеря. "Жалость к себе", - подумал он, нахмурившись в темноте, колеблясь между гневом и стыдом.

Он плотнее закутался в плащ, холодный ветер дул с гор, лунный свет быстро рассеивался, когда по небу неслись облака. Он все еще был потрясен словами Маквина и провел часы, обдумывая их. Неохотно он пришел к выводу, что Маквин был прав, оставив его смущенным, сердитым, главным образом на себя за то, что он вел себя так, но также и на других: Маквин, Агила, многие, безликие другие за непонимание его. Он вел себя как ребенок, угрюмый, избалованный ребенок. Однако наряду с этими чувствами в нем теплился слабый проблеск надежды. Мысль о том, что большая часть крепости не была в сговоре с Джаэлем, чтобы подстрекать и заманивать его, была хорошей. Тогда, глубокой ночью, он принял решение. Утром, сказал он себе. Когда его сторожевая свеча потухла и погасла, он зажег новую от догорающих углей костра, а затем разбудил следующего воина, чья очередь была стоять на страже. Вскоре после этого он заснул.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Небо было серым от приближающегося рассвета, когда Кастелл открыл глаза. Он быстро встал и приступил к утренним обязанностям: седлал лошадь, помогал запрягать тягловых лошадей в фургоны, нагружал вьюки. Когда все было готово и большинство из них уже заканчивали свой пост, Кастелл увидел, что Агила в одиночестве идет к его лошади, большому рыжеватому животному. Кастелл подбежал к воину и похлопал его по руке.

-Я ... Я сожалею о своих словах, сказанных тебе вчера.- В его голосе слышалась легкая дрожь. ‘Я неправильно понял, что ты имел в виду.’

Агила посмотрел на него, и его легкая улыбка вернулась. ‘Все забыто, парень, - сказал он. Кастелл кивнул, а затем, не зная, что еще делать, повернулся и пошел прочь, улыбаясь всем своим видом. Краем глаза он заметил, что Маквин наблюдает за ним.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

КОРБАН

Хеб поднял руки в воздух, его фигура была очерчена заходящим солнцем.

‘Фионн ап Торин, Маррок Бен Рагор’ - крикнул он громким голосом, который, казалось, не соответствовал его тощему телу. - Твой день закончен. Вы были связаны, рука и сердце, и прожили день как один. Теперь настало ваше время выбора. Свяжете ли вы себя навеки, или веревка будет перерезана?’

Маррок и Фион посмотрели друг на друга и подняли связанные руки вверх. ‘Мы будем связаны друг с другом и проживем эту жизнь как единое целое.’

По толпе пробежал ропот, и Хеб шагнул вперед, взяв их связанные руки в свои.

- Заключите Завет, - крикнул хранитель знаний.

- Фионн ап Торин, - начал Маррок, - я клянусь тебе первым куском моего мяса, первым глотком моего меда . . .’

Корбан беспокойно заерзал. "Я умираю с голоду", - подумал он, глядя на длинные скамьи, стоявшие рядами у очагов, уставленные дымящейся едой. Его мама смотрела на пару перед ними, и в ее глазах блестели слезы. Тэннон, его отец, стоял рядом с ней, как медведь рядом с Гвенит. Его пес Буддай лежал, свернувшись калачиком, у его ног. Синяк багровел вокруг одного из глаз Тэннона, и у него была разбита губа, но это, казалось, не беспокоило его – он был чемпионом по боксу еще один год.

"Все сложилось гораздо лучше, чем могло бы быть", - подумал Корбан, поглаживая собственную рассеченную губу. Его мама спросила, где его плащ, но, казалось, была удовлетворена, хотя и раздражена, когда он сказал ей, что оставил его на Иве в спешке, чтобы успеть вернуться на церемонию связывания рук. Вопросы о его порезах и ушибах были объяснены как несчастный случай с участием Дата, его самого и дерева, что было достаточно близко к истине. Поднятая бровь матери и молчаливый взгляд отца дали ему повод для беспокойства, но в этот момент он раздал свои подарки и сумел избежать дальнейших расспросов.

- Он вздохнул. Почему эти церемонии так скучны? К счастью, Хеб уже пел заключительное благословение . . . мир окружает вас обоих, и удовлетворенность запирает вашу дверь.

Он поднял широкую чашку, и парочка схватила ее связанными руками. Они выпили вместе, затем хранитель знаний бросил чашу на землю и затоптал ее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

‘Готово! - крикнул он, и толпа взорвалась радостными криками.

‘Пошли, - сказал Дат, толкнув Корбана локтем в бок. - Давай поедим.’

Корбан кивнул, направляя Дата к скамейке с едой, где он видел Дилана ранее.

Дилан улыбнулся ему. ‘Значит, ты все-таки вернулся.’

‘Да.’

‘Так что же случилось с твоим лицом?- Спросил Дилан.