Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун - Ричард Блэкмор

— Господи, да что же я такого сделал? — спросил я, совершенно растерявшись. — Может, я вас чем-то обидел?

— Нет, что вы, как раз наоборот, мастер Ридд,— отве­тила Лорна, вытирая слезы.— Я плачу оттого, что вы так добры ко мне: ведь я не привыкла к доброте.

Я побоялся сделать что-то такое, от чего станет еще ху­же, и решил помолчать, и оказалось, что это как раз то, что нужно, потому что это дало ей возможность выгово­риться. Мне было бесконечно жаль ее, и, честное слово, я не хотел бередить ей душу лишними вопросами. Я уставился в пол, чтобы она не подумала, будто я разглядываю ее, но всем существом я чувствовал каждое ее движение.

Лорна чуть отошла в глубину комнаты, а потом вдруг повернулась и, чуть вздохнув, приблизилась ко мне. Тень тревоги залегла в ее нежных глазах. Она наклонилась, гор­дая посадка ее головы как бы исчезла, и в этот миг Лорна стала для меня роднее и желаннее, чем когда-либо.

- Мастер Ридд, - промолвила она, и музыка ее голоса была достойной только ее прекрасных губ,— мастер Ридд, я-то вас ничем не обидела?

Сейчас мне было совсем нетрудно привлечь ее к себе и поцеловать. Но едва эта мысль мелькнула у меня в голове, как мне тут же стало стыдно, потому что воспользоваться доверием и беззащитностью Лорны было бы величайшей низостью с моей стороны. Похоже, она догадалась, какие тайные желания бродят во мне, но она знала, что не в при­мер той малютке, какою она была семь лет назад, она уже не позволит мне ничего подобного. Тысячи мыслей пронеслись в моем мозгу в этот миг, и я, переборов себя, сказал себе: «Джон Ридд, с этой одинокой девочкой ты будешь вести себя благороднее самого благородного джентльмена».

Лорна - я почувствовал это — оценила мою сдержанность: у нее не было тогда ко мне любви и она ни о чем таком не думала - так, во всяком случае, мне казалось. В глазах ее полных доброты и участия, таилась какая-то необыкновенная сила, словно бы она, Лорна, могла добиться всего, стоило ей лишь захотеть. И вот, повторяю, воздав должное моей скромности, Лорна села рядом со мной на дерн и без утайки рассказала о себе все, что я захотел узнать, все, кроме одного, кроме самого важного для меня - что она думает о Джоне Ридде.

Глава 14

 История Лорны

- Не знаю, смогу ли я выразить все, что хочу, так, что­бы стать понятной для вас. Я не знаю, когда эта история началась и где ее середина, и то, что я чувствую, о чем ду­маю теперь, мне, пожалуй, тоже будет трудно объяснить. Когда я прошу окружающих помочь мне разобраться в том, что есть правда и что есть ложь, меня поднимают на смех, а иногда и попросту гонят прочь от себя.

Только два человека на всем свете хотя бы иногда выслушивают меня и на свой лад пытаются мне помочь. Один из них — мой дедушка, сэр Энсор Дун, другой — мой дядя, мудрый человек, которого все у нас зовут Каунселлором, то есть советником, человеком, способным дать совет. Мой дедушка очень стар и ведет себя грубо со всеми, кроме меня. Я уверена, он мог бы ответить мне, что есть правда и что есть ложь, но он и думать об этом не хочет, а дядюш­ка Каунселлор считает, что такие вопросы вообще не сто­ят того, чтобы давать на них ответы.

Среди женщин у меня также нет ни в ком опоры, и по­сле кончины тетушки Сабины, которая пыталась хоть че­му-то выучить меня, я осталась совсем одна. Много лет убеждала она местную молодежь выслушать ее, она пыта­лась рассказать ей о Боге, давшем начало всему и вся, она пыталась внушить ей понятие о чести, но, увы, все бы­ло напрасно. Честь! Бедная женщина, это было ее любимое слово. Ее даже прозвали — «Старая Тетушка Честь». Она часто говаривала, что я — ее единственное утешение, и теперь я вижу, что и она была для меня тем же, и когда ее не стало, я почувствовала, что потеряла в ней больше, чем мать.

Родителей своих я не помню, но мне сказали, что моим отцом был старший сын сэра Энсора Дуна, храбрейший и лучший из всех сыновей. Вот почему меня считают наследницей этого разбойного гнезда, и иногда — в шутку — называют принцессой или королевой.

Живущие здесь, да и я сама, должны были бы быть счастливы. Наша долина защищена и от зимнего холода, и от летней жары; и трава здесь сочная, и родники здесь чистые, а цветов — каких душе угодно — видимо-невидимо. Утром мне легко и весело, но наступает вечер, и небо гне­тет меня своей печалью, и каждое облако сулит мне безыс­ходное одиночество.

Кто я? Почему я здесь? Никто не говорит мне об этом. А вокруг — насилие и разбой. И никто-никто не возьмет меня за руку и не поведет за собой, никто не на­учит уму-разуму. Господи, за что мне это вечное проклятие!

Она заплакала. Я не знал, что ей сказать. Я почувство­вал, что сейчас мои утешения совсем некстати, и поэтому молча вытер ей слезы.

— Мастер Ридд,— всхлипывая, продолжила Лорна,— простите мне мою слабость. Со мной это бывает нечасто, и это тем более непростительно, что вы у меня в гостях и я должна бы вас развлекать. У вас есть матушка, которая заботится о вас, есть сестры, есть родной дом,— как это мило! Они — Дуны — грабят и бесчинствуют, и пытаются скрыть это от меня, и не могут, а у меня от их медвежьей деликатности, — если понятие «деликатность» вообще умест­но в отношении Дунов,— становится все чернее и гаже на душе.

Я часто думаю и не могу понять, за что мне выпала та­кая доля — унаследовать это преступное логово. И еще: я всего лишь молодая, ничем не выдающаяся девушка, а между тем сын дядюшки Каунселлора страстно желает на мне жениться и считает это для себя великой честью,— и это мне тоже непонятно.

Нам бы с вами, мастер Ридд, не было бы здесь так спокойно, если бы я в свое время не оговорила для себя одно преимущество: нижний ярус долины, где находится моя каменная беседка, считается как бы моей собственностью и сюда, кроме меня, могут заходить только дозорные, а также мой дедушка сэр Энсор, дядюшка Каунселлор и его сын по прозвищу Карвер, что означает «резчик» и «жестокий человек».

Вижу по вашему лицу, Мастер Ридд, вы слышали о Карвере Дуне. По силе и храбрости ему нет равных среди на­ших молодых людей, и в этом смысле он вполне достоин быть сыном дядюшки Каунселлора, но от своего отца он отличается какой-то особой необузданностью и безрассудст­вом.

Когда наши люди, оседлав коней, покидают долину, никому из них, - понимаете, никому! — я не желаю, чтобы он воротился целым и невредимым, но Дунам все нипочем, потому что округа боится их, как огня, и никто не смеет встать у них на пути. Никого из старших я не люблю и никого не уважаю, за исключением дедушки Энсора, которо­го я и люблю, и боюсь одновременно. Нет здесь ни одной женщины, на которую я могла бы положиться, кроме од­ной девочки, которую я когда-то спасла от голодной смерти.

Она корнуоллка по имени Гвенни Карфекс. Отец ее, уг­лекоп из Корнуолла [27], явился в Эксмур в поисках работы. Она видела его в последний раз, когда он, дав ей хлеба и сыра, спустился по приставной лестнице под землю (она не помнит, где это было), а она осталась ждать его на поверх­ности. Отец не вернулся к ней, а она, проблуждав по окре­стностям три дня (а может, и долее), легла на землю, что­бы умереть.

В тот самый день я возвращалась от тетушки Сабины. Она доживала свои последние дни в жалкой хижине, сто­явшей в маленькой безлюдной долине недалеко от нас. Туда, незадолго до ее кончины, отвезли ее Дуны, и перед смертью она пожелала увидеться со мной. Мне было позво­лено навестить ее, потому что даже Дуны не смеют нару­шать последнюю волю умирающего. Я возвращалась от тетушки, исполненная великого горя, и случайно обнаружила Гвенни в густой дубраве. Скрестив руки, она лежала на го­лой земле, и дыхание в ней еле теплилось. Я попыталась поднять ее, но это мне оказалось не под силу и тогда я, приподняв ей голову, стала кормить ее из рук. После это­го девочке стало лучше.

Гвенни, глупышка, приняла меня за ангела, и всю до­рогу, пока мы шли домой, она ожидала, что я вот-вот взмахну крыльями и улечу. Я привела ее в долину, и она стала моей служанкой. Она, похоже, не боится даже самых буйных из наших мужчин, и, глядя на их безобразия, гово­рит, что разбойникам лучше знать, как себя вести, раз уж они избрали для себя такое ремесло. Задорная и бойкая на язык, она каким-то непостижимым для меня образом за­ставила этих чудовищ считаться с собой, и как-то само со­бой получилось, что она стала пользоваться в долине боль­шей свободой, чем многие и многие в этих местах. Иногда, когда луна светит особенно ярко, Гвенни выбирается из до­лины на поиски своего отца. Она до сих пор верит, что он жив, и только ждет подходящего случая, чтобы прийти за своей доченькой.

Знаете, о чем я часто думаю? Я думаю о том, чтобы бросить все и убежать подальше от этого страшного места. Я знаю, мне это может стоить жизни, но я готова рискнуть. Если бы не дедушка, я давно бы это сделала, и лишь мысль о том, что он останется здесь в полном одиночестве, удерживает меня в Долине Дунов.