Долина Молчания - Нора Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вряд ли его ждет проклятие. Он уже давно проклят. В его порывистых движениях не было ни нежности, ни ласки. Киан резко дернул Мойру к себе, так что ее ноги едва не оторвались от каменного пола, и быстро поцеловал ее.
Ее теплые губы пахли вином. Киан почувствовал безрассудство Мойры, которого он никак не ожидал от нее. И понял, что совершает ошибку.
Мойра ждала его. Пальцы перебирали его волосы, губы жадно приоткрылись. Она не прильнула к нему, уступая, и не дрожала под его напором. Она жаждала большего.
Желание когтями раздирало его плоть — еще один демон, посланный ему на погибель.
Мойра удивлялась, почему воздух между ними не задымился и они оба не запылали, словно факелы. Огонь бурлил в крови, проникая до самых костей.
Как же она жила, не зная этого чувства?
Жар не погас, остался внутри, даже когда Киан отпустил ее и отстранился.
— Ты почувствовал? — Ее шепот был полон удивления. — Ты почувствовал?
Вкус ее губ не покидал Киана, и он всем своим существом желал ее. Поэтому он ничего не ответил — вообще не произнес ни слова. Просто ускользнул в темноту и исчез, прежде чем она успела вздохнуть.
5
Мойра проснулась рано, бодрая и полная сил. Весь предыдущий день она чувствовала на себе такой груз, словно ноги ее были скованы кандалами. Теперь цепь порвалась. И даже дождь, лившийся с мрачного серого неба, и отсутствие малейшего намека на появление солнца не могли испортить ее настроения. Внутри у Мойры снова зажегся свет.
Королева надела ирландский костюм, как она его называла, — джинсы и фуфайку. Время парадных церемоний и пышных украшений прошло, а чувства подождут, пока у нее не появится время подумать о них.
Хоть она и королева, но это не значит, что ей можно бездельничать, решила Мойра, заплетая волосы в толстую косу.
Она будет воином.
Зашнуровав сапоги, она пристегнула к поясу меч. Женщину, которая смотрела на нее из зеркала, Мойра узнавала и одобряла. У этой женщины есть цель, власть и знания.
Повернувшись, она обвела внимательным взглядом комнату. Королевская спальня. Некогда комната матери — а теперь ее самой. Широкая кровать обтянута темно-синим бархатом, а постель украшена белоснежными кружевами — мать любила красивые вещи. На толстых колонках кровати из полированного дуба вырезан орнамент — символы Гилла. Пейзажи на стенах тоже изображали Гилл: его поля, холмы и леса.
На прикроватном столике стоял небольшой портрет в серебряной рамке. Каждую ночь отец Мойры смотрел на ее мать; теперь он будет смотреть на дочь.
Мойра бросила взгляд на дверь, ведущую на балкон. Занавеси там по-прежнему были плотно задернуты, и она решила оставить все, как есть. По крайней мере, пока. У нее не хватает духу открыть эту дверь и ступить на каменный пол балкона, где убили ее мать.
Лучше вспоминать счастливые часы, проведенные с матерью в этой комнате.
Выйдя из спальни, Мойра направилась к комнате Гленны и Хаита и постучала в дверь. Ожидая ответа, она вдруг вспомнила, что еще очень рано. Она уже собиралась уйти, надеясь, что ее стук не услышали, когда дверь открылась.
Хойт натягивал халат. Волосы у него были всклокоченными, глаза сонными.
— Прошу прощения, — пробормотала Мойра. — Я не думала...
— Что-то случилось? Беда?
— Нет, нет, ничего. Просто я не подумала, что еще рано. Ложись.
— Кто там? — За спиной Хойта появилась Гленна. — Мойра? Что произошло?
— Нет, извините, ничего. Простите мне мою бестактность. Я рано встала и не подумала, что остальные могут еще спать, особенно после ночного пира.
— Все в порядке, — Гленна прижала ладонь к руке Хойта, заставив его посторониться. — Ты что-то хотела?
— Просто поговорить. А если точнее, то собиралась попросить тебя позавтракать со мной в гостиной матери... то есть моей. Мне нужно с тобой кое-что обсудить.
— Дай мне десять минут.
— Ты успеешь? Я могу подождать.
— Десять минут, — повторила Гленна.
— Спасибо. Я распоряжусь насчет еды.
— Она выглядит... словно готова к бою, — заметил Хойт, когда Гленна подошла к кувшину с водой и тазу.
—Или к чему-то еще. — Гленна опустила пальцы в воду и сосредоточилась. Без душа она, конечно, обойдется, но мыться в холодной воде — это уж слишком.
Она быстро привела себя в порядок, насколько позволяли здешние условия, а Хойт тем временем разжег камин. Не удержавшись, Гленна нанесла легкий макияж.
— Может, она просто хочет обсудить расписание сегодняшних занятий. — Гленна надела сережки, напомнив себе, что их нужно снять во время тренировки. — Помнишь, она предложила награду — один из наших крестов — женщине, которая сумеет сегодня одержать над ней верх.
— Приз — это очень разумно, только я думаю, что кресту можно найти лучшее применение.
— Крестов было девять, — напомнила Гленна, одеваясь. — Пять для нас, один для Кинга — всего шесть. Два мы отдали матери Ларкина и его беременной сестре. Остается девятый. Может быть, он предназначен именно для этого.
— Посмотрим, что принесет нам день. — Хойт улыбнулся, наблюдая, как она натягивает через голову серый свитер. — Как это может быть, агра, что каждое утро ты становишься все красивее?
— Твои глаза испортила любовь. — Гленна прильнула к нему и с сожалением посмотрела на кровать. — Какое дождливое утро. Так приятно было бы еще часок поваляться в постели — рядом с тобой. — Она подставила губы для поцелуя. — Но меня ждет завтрак с королевой.
Мойра по старой привычке сидела с книгой у камина. При виде Гленны она подняла голову и смущенно улыбнулась.
—Мне так стыдно, что я в столь ранний час подняла тебя с постели и оторвала от мужа.
—Привилегия королевы.
Рассмеявшись, Мойра указала на стул.
— Еду скоро принесут. Когда-нибудь — если привезенные и посаженные мной семена взойдут — по утрам можно будет пить апельсиновый сок. Мне его не хватает.
— А я готова убить за чашку кофе, — призналась Гленна. — Хотя в каком-то смысле уже убиваю. Ради кофе, яблочного пирога, цифрового видеорекордера и всего остального, что так ценят люди в моем времени. — Она села и внимательно посмотрела на Мойру. — Хорошо выглядишь. — Таков был ее вердикт. — Отдохнула и, как выразился Хойт, готова к бою.
— Да. Вчера меня переполняли мысли и чувства, и это очень тяжело. Меч и корона по праву принадлежали матери, а мне достались только потому, что она умерла.