Восстание в Кронштадте. 1921 год - Пол Аврич

живет прежней жизнью. Говоря о волнениях на Балтийском флоте, Кузьмин стал защищать позицию большевиков, таких как он сам, кого моряки теперь выбрали в качестве объекта насмешек. Это едва ли могло понравиться делегатам. Но наибольший гнев зала вызвали последние слова Кузьмина, когда он произнес ту же угрозу, что и накануне на Якорной площади: «Я в вашем распоряжении. Вы даже можете меня расстрелять, если захотите. Но если вы посмеете поднять руку на правительство, большевики будут бороться с вами до последнего»[58].

Вызывающее поведение Кузьмина вызвало соответствующую реакцию аудитории. Учитывая взрывоопасность атмосферы в зале, следовало, конечно, быть более тактичным. Нет, он был прав в том, что договор с Польшей еще не подписали и нельзя было не учитывать угрозы возобновления военных действий со стороны Польши при поддержке французов. Петроград находился в особенно сложном положении, и советские официальные лица откровенно боялись, что любой признак внутреннего раскола может усилить позицию Польши за столом переговоров и даже привести к возобновлению военных действий. Кузьмин не грешил против истины и в том, что волна забастовок в Петрограде пошла на убыль, достигнув своего пика в последний день февраля. Однако слухи о полномасштабном восстании уже возбудили моряков до такой степени, что 2 марта, когда беспорядки в Петрограде практически прекратились, в составленном сообщении, для опубликования на следующий день, говорилось, что город во власти «всеобщего восстания»[59].

Этот шаг с одобрения кронштадтцев подвигнул их на серьезные действия, о которых позже многие еще очень пожалеют.

Когда Кузьмин покинул трибуну, вышел Васильев, председатель несуществующего Совета, и обратился к собранию в том же ключе. Когда он закончил выступление, в зале царила уже откровенно антибольшевистская атмосфера, несмотря на присутствие большого числа коммунистов. Враждебность моряков, как отмечает Беркман, была направлена не против партии, а против партийных бюрократов и комиссаров, чье высокомерие лишний раз подтвердилось выступлениями Кузьмина и Васильева. Речь Кузьмина, по выражению Беркмана, была «головешкой, брошенной в порох»[60].

Взбешенные делегаты прямо в зале обыскали несчастных Кузьмина, Васильева и Коршунова, комиссара Кронштадтской эскадры линейных кораблей, в которую входили «Петропавловск» и «Севастополь», отобрали оружие, документы, под конвоем увели из зала и заключили в камеры. Это был скандальный акт неповиновения, более серьезный, чем инцидент с Калининым, гигантский шаг на пути к открытому мятежу. В то же время делегаты отвергли предложение арестовать присутствовавших в зале коммунистов и отобрать у них оружие. Хотя меньшинство громогласно выражало антикоммунистические настроения, большинство делегатов твердо решило придерживаться принципов принятой на «Петропавловске» резолюции, гарантирующей право голоса всем политическим группировкам левого крыла, включая большевиков.

После того как арестованных под конвоем вывели из зала, Петриченко призвал собрание к порядку. Опять была зачитана резолюция, принятая на «Петропавловске», и зал с прежним энтузиазмом одобрил ее. Теперь собрание перешло к обсуждению главного вопроса повестки дня: выборам нового Совета. И тут неожиданно раздался голос из зала. Он принадлежал матросу с «Севастополя». Он выкрикнул, что сюда следуют пятнадцать грузовиков с вооруженными винтовками и пулеметами коммунистами, которые собираются разогнать собрание. Эта новость произвела эффект разорвавшейся бомбы. Делегаты пришли в замешательство, и потребовалось немало времени, чтобы восстановить относительный порядок. Кто-то предложил опять направить в Петроград делегацию, чтобы установить связь с забастовщиками, но это предложение отклонили, опасаясь, что и эта делегация будет арестована. Вот тогда участники собрания, выбитые из колеи сообщением о возможном нападении большевиков, сделали роковой шаг. Было решено сформировать Временный революционный комитет (ВРК), чтобы до выборов нового Совета взять в свои руки управление городом и гарнизоном. Не теряя даром времени, без проведения соответствующих выборов, в состав этого Временного революционного комитета вошел президиум собрания в полном составе во главе с Петриченко. С этого момента кронштадтское движение вышло за рамки обычного протеста. Началось восстание.

И опять слухи сыграли решающую роль в развитии событий в Кронштадте. Речи Кузьмина и Васильева, вызвав негодование делегатов, послужили отправной точкой для последующих необдуманных действий. Ложный слух о том, что коммунисты собираются разогнать собрание, ускорил ход событий. Делегаты в спешке сформировали Временный революционный комитет, а сделав этот шаг, моряки перешли Рубикон. Кто пустил слух? Кто отвечал за непроверенную информацию? По словам Петриченко, распустили слух сами коммунисты, чтобы прервать работу собрания[61].

Правда, нет никаких доказательств, подтверждающих его слова. Вполне возможно, матрос, выкрикнувший из зала, что приближаются вооруженные коммунисты, хотел внести разлад и настроить зал против коммунистов. Следует отметить, что Петриченко подхватил слова матроса и в свою очередь сообщил, что 2 тысячи коммунистов действительно едут, чтобы разогнать собрание. Опять поднялся страшный шум, и делегаты покинули зал в страшном волнении[62].

Вполне возможно, что слух возник и по иной причине: кто-то увидел, что из здания, где располагалась Высшая партийная школа, вышла группа коммунистов во главе с членом кронштадтской ЧК, в то время как в аудитории Морского инженерного училища проходило собрание. Эти люди были далеки от мысли о разгоне делегатов – на самом деле они спешили поскорее перебраться из Кронштадта на Красную Горку. Еще одно событие, случившееся накануне, возможно, тоже внесло свой вклад в опасения, охватившие мятежников. После митинга на Якорной площади несколько приверженцев большевистского режима действительно подумывали о том, чтобы с оружием в руках помешать выступлению мятежников. Новиков, комиссар Кронштадтской крепости, даже взял из арсенала ручные пулеметы, но, когда стало ясно, что самим не справиться, группа Новикова решила покинуть остров. Комиссара перехватили у форта Тотлебен, но он ухитрился ускакать верхом на лошади по льду.

А тем временем мятежники не тратили время даром. Штаб Временного революционного комитета расположился на борту флагманского корабля «Петропавловск». Комитет распорядился срочно направить вооруженные отряды для захвата арсеналов, телефонной станции, продовольственных складов, насосной станции, электростанции, редакции и типографии «Известий Кронштадтского Совета» и других стратегических объектов. В полночь без сопротивления мятежники захватили город. Все военные корабли, форты и батареи признали власть ВРК. Копии резолюции через курьеров были доставлены на материк, в Ораниенбаум, Петроград и другие близлежащие города. Морской воздушный дивизион в Ораниенбауме признал Временный революционный комитет и направил своих представителей по льду в Кронштадт. Восстание набирало силу.

3 марта Временный революционный комитет приступил к изданию ежедневной газеты «Известия Временного революционного комитета матросов, красноармейцев и рабочих гор. Кронштадта», которая выходила до 16 марта. В первом номере Петриченко, как председатель комитета, обратился к жителям города с просьбой оказать поддержку: «Товарищи, Временный революционный комитет постановил, что не будет пролито ни единой капли крови… Задача Временного революционного комитета состоит в том, чтобы общими усилиями создать в городе и крепости условия для справедливых выборов