Яблоко Евы - Инга Берристер

— Знаю, — сказала она, пожимая плечами и не отпуская его ладонь. — И не прошу вас обо всем. Я прошу вас только об одном.

Завороженный бархатной глубиной ее глаз, Рик не сразу заметил, что Моника подняла его руку и прижала к своей груди, и очнулся лишь тогда, когда увидел свою ладонь, зажатую между ее маленькой ладонью и соблазнительным полушарием.

Моника чуть слышно застонала, и Рик перевел взгляд на ее лицо. Она прикрыла глаза, а ее влажные губы дрогнули в блаженной улыбке и чуть приоткрылись. Рик осторожно обхватил грудь ладонью и, не в силах больше сдерживаться, нащупал сосок и тихонько сжал большим и указательным пальцами.

Она судорожно вздохнула и, прижавшись к его руке, шепнула:

— Как приятно! — А потом пробормотала что-то на итальянском и, распахнув повлажневшие глаза, попросила: — Еще! Хочу еще.

Рик сдвинул ладонь к другой груди. Всего на один миг. Только чтобы удовлетворить ее любопытство. Господи, как же он хочет ее поцеловать! И прижать к себе, чтобы она ощутила его возбуждение. Но этого допускать нельзя.

Рик осторожно обхватил ее грудь пальцами, наслаждаясь тем, как она заполняет его ладонь, нашел затвердевший сосок и с трудом поборол желание поцеловать ее в губы. Все, надо остановиться. Пока не поздно. Он наклонил голову и еле заметно прикоснулся к ее губам.

— Будешь бросаться песком, я все маме скажу! — раздался как гром среди ясного неба детский голосок, и Рик с Моникой испуганно отпрянули друг от друга.

— У-у, ябеда-корябеда! — ответил другой голос, уже чуть подальше.

Моника, розовая от смущения, прикрылась полотенцем, судорожно сжимая его на груди.

— Кажется, ушли, — шепнул Рик. — Наденьте. — Он протянул ей майку. — Я вас загорожу.

Моника поспешно схватила майку и повернулась к нему спиной, но Рик успел заметить испуг и обиду в ее глазах. Ничего не поделаешь: это общественное место. На что она рассчитывала?

Нет, это несправедливо! Это он во всем виноват. И нечего валить все на нее. У нее нет, опыта, а он чуть не воспользовался ее невинностью! Ну что с ним происходит?!

Он вытащил у нее из рук полотенце и подождал, пока она натянет майку. Интересно, может, занимаясь самобичеванием, он не заметил, как она надела лифчик?

Моника обернулась и взяла у него из рук полотенце.

Черт! Сомнений быть не может, она без лифчика.

— Пойдем поищем кабинку, — буркнул он, с неохотой отводя глаза в сторону.

— Зачем?

— Чтобы вы как следует оделись. — Черт! Ведь дал себе слово больше не смотреть туда. Интересно, можно ли умереть от столь длительного возбуждения?

Моника опустила глаза себе на грудь. Тонкий коттон четко обрисовывал возбужденные соски. Она вздохнула и накинула на шею полотенце.

Рик тоже вздохнул и подумал: а ведь и ему не помешает обвязать себя полотенцем. Он еще не скоро успокоится. И его, того и гляди, задержат за возмущение общественного спокойствия.

— А у вас что, вообще нет верхней части купальника?

Моника молча покачала головой.

— Ну тогда пойдем кататься на чертовом колесе.

— И на «русских горках»? — с готовностью отозвалась она, и лицо у нее просветлело.

— И на «русских горках», — скрепя сердце согласился он.

— Рик? — Моника взяла его под руку. — А когда мы будем на самом верху колеса, нас никто не увидит. И там мы поцелуемся.

Рик едва устоял на ногах. А может, «русские горки» не такая уж и скверная штука?..

Моника не спешила выходить из душа. Дядя собирается на деловой ужин. Хорошо, если он уйдет до того, как за ней заедет Рик. Спешить некуда: дядя Микеле наверняка не одобрит платье, которое она решила надеть сегодня вечером. И Рик вряд ли одобрит.

Она улыбнулась своему отражению в зеркале и принялась расчесывать влажные волосы.

Рик наверняка скажет, что, мол, платье слишком короткое, облегающее, да и вырез чересчур глубокий… А потом посмотрит на нее так, как смотрел сегодня на пляже, когда увидел ее обнаженную грудь. Моника припомнила, как у него раздувались ноздри и как он поцеловал ее. Поцеловал так, словно хотел проглотить ее всю… И внизу живота разлилось тепло.

А когда он взял ее за грудь и ущипнул сосок, она даже чуть-чуть испугалась! Моника зажмурилась. Если она сейчас же не прекратит прокручивать в голове все то, что было на пляже, ей придется снова идти в душ.

Она высушила волосы феном и особенно тщательно сделала макияж. Сегодня они с Риком собираются в клуб потанцевать, и она должна выглядеть идеально. Тогда, кто знает, может, он ее снова поцелует? А может, даже поцелует ей грудь.

От подобной мысли по спине побежали мурашки. Интересно, как именно он поцелует ей грудь? Будет покусывать за сосок или нежно ласкать языком?

Неожиданно для самой себя Моника распахнула полу халата и коснулась рукой груди. Грудь напряглась, и она осторожно ущипнула сосок пальцами, как это делал днем Рик.

Прикрыла глаза, представила, что это его рука, и на нее нахлынула волна желания.

Моника пришла в смятение и быстро убрала руку, испугавшись своих мыслей, а еще больше реакции своего тела. Можно себе представить, что бы сказали монашки, доведись им увидеть ее возбуждение. Да они бы с ума сошли! Если бы они только знали, как ей хочется снова ощутить прикосновение его губ на своих губах!..

Это такое странное, ни с чем не сравнимое ощущение… Совсем не то, что, лежа ночью в постели, представлять себя наедине с Сильвестром Сталлоне или Брюсом Уиллисом. Ведь Рик не мечта, а настоящий мужчина из плоти и крови. Он целовал ее и касался ее тела не в мечтах, а в жизни. И она ему позволила. Она сама этого хотела. И хотела, чтобы он ласкал ее еще и еще…

Наверное, за свою распущенность она будет гореть в геенне огненной. Тогда почему у нее нет ощущения, что она поступает неверно? С Риком все кажется правильным. И он совсем не давит на нее, не пытается заставить делать то, что ей не нравится. Попроси она его остановиться, он тут же остановится. В любой момент. Она это точно знает. Он изо всех сил старался вести себя как джентльмен. А потом у него сделался такой беспомощный взгляд — и он ей уступил…

Моника запахнула халат потуже и обхватила себя руками. Но больше всего в Рике ей нравится то, что он считает ее умной. Рик не сомневается, что она может принести пользу фирме. И знает, что она способна не только быть хозяйкой в доме и производить на свет детей. От этой мысли Моника разулыбалась и, покрутившись перед зеркалом, представила себя в деловом костюме — ну прямо как те женщины, которых она видела утром из окна квартиры дяди Микеле.

Раздался стук в дверь, и она очнулась от своих грез.

— Моника?

— Что, дядя Микеле?

— Я ухожу. Во сколько, ты сказала, за тобой заедет Рик?