Раскинулось море широко - Валерий Белоусов

Поэтому на палубе была и вахта флотских… причём «шкура» на «шкуре» – одни боцманматы да кондуктора…

С ними не договоришься. Поэтому решили оставить всё как есть – до первой остановки, до Коломбо! Благо что начальник конвоя после очередного афронта Павла Карловича впал в глубокий запой…

… Коломбо! «Манговая гавань», в устье мутноводой Келани… Столица британского Цейлона… муравейник звенящего чеканной медью восточного базара в Петта, к востоку от Форта, настоящего лабиринта улочек, набитых лавками, сияющего под тропическим солнцем золотом и рубинами, пропахшего пряностями и аюрведическими благовониями… полосатая, словно слоёный красно-белый пирог, мечеть Джами Уль Альфар, позеленевшие от времени острые грани португальского форта, и – в самом центре индийского города – Биг Бэн (башня с часами, не колокол)! Абсолютно чуждый здесь, весь такой лондонский, насквозь пропахший снобизмом, фаллический символ империализма. И стоит эта башня – разумеется, на чисто британской Четхэм-роуд, куда тамилам и собакам вход строго воспрещён…

Напротив въезда в морской порт расположен отель Grand Oriental. В описываемую эпоху в нём останавливались практически все более-менее состоятельные путешественники, которых судьба заносила в Коломбо. Вот что в далеком 1904 году по этому поводу сказала писательница Белла Вульф: «Подождите достаточно времени в холле Grand Oriental и вы встретите всякого, кого стоит встретить». И она была недалека от истины, ведь в этом холле в 1890 году отметился, например, Антон Павлович Чехов. А после записал в черновике к «Острову Сахалин»: «И если у меня будут когда-нибудь внуки, я однажды скажу им – а знаете ли вы, барбосы – что ваш дед под мохнатыми индийскими звёздами, раскачиваясь в гамаке, любил на Цейлоне темнокожую баядерку?!»

Но, одним Коломбо – тропический рай… другим… Это остановка на «Road to Hell», на пути к чудовищным Андаманским островам…

…«Знаете ли Вы тропическую ночь?» – восклицал Гоголь, и сам же отвечал – «нет, Вы не знаете тропической ночи…»

Когда в небесах сияет тонким серебряным рожком ПЕРЕВЁРНУТАЯ вверх рогами луна… когда мрак – так тёмен и плотен, что кажется материальным… когда чуть искрятся и на самой грани слышимости – плещут о борт тёплые, похожие на густейшую смолу – волны… когда с далёкого берега, освещённого таинственными огнями – доносятся загадочные обрывки то ли музыки, то ли пения… и веет чудесными ароматами… мир становится зыбким, сказочным, ирреальным…

«Тихо, тихонечко… так, осторожнее, девочки… сейчас я опущу штормтрап…»

«Стой на месте!»

«Ёб… атанда?»

«Стой, кто плывёт?! Стой, стрелять буду!»

«Рlease… help me… доннерветтернохэмальквачундшайзе… Русски… дас из мало-мало помогай… товаристч!»

(Ретроспекция. События подлинные.

Willie Steyn называл себя буром… В конце концов, если птица плавает по воде, крякает как утка, у неё плоский нос и перепончатые лапки – значит, скорее всего, это утка и есть!

Что с того, что он родился в Германской Юго-Западной Африке, и мама у него была еврейкой – а папа юристом… Прирождённый Бур. И всё тут… потому что жил в свободной Оранжевой Республике, женился там на двадцать втором году жизни, на девице Алетте фон Зайн из Блумфонтейна… ребёночек должен был вот-вот народиться…

И кроме своей семьи – крепко любил Вилли свободу, и свою новую Родину…

Хоть был Вилли совершенно мирным торговцем – когда пришёл грозный час, он поцеловал на прощание жену, оседлал коня, захватил верный «Маузер» и вступил в коммандо…

Народ там, в коммандо, подобрался ужасно военный – один недавно окончил филологический курс университета в Йоханнесбурге, другой состоял до войны адвокатом, третий служил кассиром в банке, четвертый письмоводителем, а потом и телеграфистом в железнодорожной конторе…

Однако все они умели ездить верхом, великолепно стреляли… так и приехали на войну – как на охоту… ничего не напоминает? Это же Алабамская кавалерия времён Гражданской войны!

Разумеется, все они были джентльменами… Пленных англичан – отпускали, взяв честное слово больше не воевать, раненых врагов – устраивали по своим домам…

А вот англичане – джентльменами явно не были…

Когда буры окружили англичан во время боя под Спионскопом, то красномундирники сами подняли над одним из окопов белый флаг. Когда же буры подошли на расстояние 20 ярдов, то англичане в упор дали по ним залп, которым было убито и ранено 17 человек из комамндо Штейна.

Такой же случай повторился в бою у Сауанспоста, причем здесь был убит один из выдающихся офицеров буров, фельдкорнет Кремер… англичане просто не считали буров за людей…

Во время войны – было не до отпусков… почта тоже работала как-то не очень регулярно… и Вилли (к счастью) ничего не знал о судьбе своей жены и будущего ребёнка… только гадал, кто родился, мальчик или девочка?

… Вблизи Эгесфонтейна находился с небольшим отрядом буров полковник Герцог. Ночью восемнадцать смельчаков из его отряда под начальством Штейна пробрались через английскую цепь и вошли в город, где после горячей схватки с англичанами освободили бывших в тюрьме пленных буров и благополучно вырвались из города.

Англичане, по своему обыкновению, обвинили в измене живших в городе бурских женщин и заключили их всех в тюрьму.

В числе заключенных были жена и сестра полковника Герцога, у обеих женщин были маленькие и притом больные дети.

Из тюрьмы их выслали в открытом фургоне, в котором перевозят скот, в Блумфонтейн. Дети были настолько слабы, что один фургон должен был остановиться в открытом поле, где один ребенок и умер.

Другие женщины с детьми были доставлены в ближайшую станцию железной дороги и содержались здесь несколько дней, располагаясь под открытым небом и под охраной английских солдат, имевших ружья с примкнутыми штыками. Затем все они были высланы в форт Элиз, а дома их разорены и сожжены.

Но они хотя бы остались живы… Вилли повезло гораздо менее: его жена только три дня как разрешившись от бремени, была выхвачена прямо с постели.

Дом ее был разорен, а ей самой не позволено было одеться как следует и взять одежду для себя и своего ребенка. Дальше – банальность… родовая горячка… ребёнка (мальчика) усыновила добрая жена фермера, на заднем дворе у которой появилась бедная могилка…

И это – не было исключительным эксцессом, неизбежным на войне! Случаи столь жестокого обращения с женщинами и детьми буров были очень часты, часты были также случаи, что англичане хватали беременных женщин, которые и разрешались от бремени или в открытом поле, или в вагонах, в которых вывозили их, как скот.

Дома и усадьбы многих бедных вдов, а также и тех женщин, мужья которых были взяты в плен, разрушались до основания, все хозяйство разорялось, домашний скот или угонялся, или был убиваем.

Женщины с детьми оставались жить у развалин своих усадеб, в открытом поле. Здесь они много терпели от нападений и грабежа кафров, поощряемых англичанами, отнимавших у них деньги, ценные вещи и последний кусок хлеба.

Военнопленные при Гривпойнте (Кейптаун) посылали жалобу главному английскому комиссару сэру Альфреду Миллеру, прося его принять под свою защиту вдов и детей, не позволять разорению усадеб, но комиссар никакого внимания на жалобу не обратил.

Больше того! Все усадьбы в районе боевых действий, а также и в окружностях сорока миль от железной дороги и телеграфных линий были англичанами разорены и сожжены.

Англичанам принадлежит одно из самых мерзких изобретений двадцатого века – концентрационный лагерь!

Познакомился с таким лагерем и Штейн…

Попался он в плен, находясь в арьергарде, прикрывавшем отступление главных сил Питера Девета.

У Вилли, как и у большинства буров, было две лошади: одна – верховая, другая – вьючная, нагруженная кое-какой посудой, сухарями, кофе…

При защите одной возвышенности лошадей держали в укромном уголке кафры. Англичане окружили пеших буров. Кафры с лошадьми, разумеется, бежали. Спастись не было возможности. Вилли выстрелил в последний раз на расстоянии около 50 ярдов, вынул замок из ружья, бросил его далеко в сторону, в расщелину скалы и поднял правую руку. Пленных осыпали ругательствами и даже собирались расстрелять Штейна за то, что он еще стрелял на расстоянии 50 ярдов. Однако ограничились тем, что зверски избили…

Бурские раненые, как пленные, оставлены были трое суток без всякой помощи и без всякого лечения под открытым небом день и ночь, без еды и практически без капли воды. В таком тяжелом состоянии Вилли намеревался было бежать, но был пойман тот час же, вновь избит, и на ноги ему были надеты деревянные колодки, в которых и отправили его под конвоем в город, отстоящий на версту от места пребывания.

Всех пленных связали веревками рука об руку и форсированным маршем погнали по самой жаре. Очень многих тяжело раненых буров, кто не мог идти, англичане убили, а фельдкорнет Coleman из Блумфонтейна был заколот штыком – причём штык ему всадили в живот, и оставили медленно умирать на дороге…