Анастасия. Вся нежность века (сборник) - Ян Бирчак

– Разумеется, месье. У мадам сегодня отличное настроение.

– Вот как? И что, есть причина? – несколько озадачен Егорычев.

– Право, не знаю, месье. Разве для этого нужны причины? – Молоденькая хорошенькая горничная улыбается в ответ. С ее легким жизнерадостным характером действительно не нужно никаких причин, чтобы наслаждаться жизнью.

– Что ж, я рад. Спроси у мадам, может ли она уделить мне несколько минут, я хотел бы с ней поговорить.

В дверях из гостиной появляется Анастасия. Она в том же капоте, что и накануне утром в комнате Егорычева. Не так уж она и весела, но Анастасия в самом деле неуловимо изменилась, как бы распрямилась и стала выше, у нее горделивая осанка царевны. Волосы, еще утром падавшие свободными прядями, теперь завиты и уложены, ногти наманикюрены, шею перехватывает бархотка с каплевидной жемчужиной, – то есть налицо все приметы того состояния, которое женщины называют пробуждением интереса к жизни. Глаза ожили и наполнились внутренней энергией, в них поселилось осознание своей женской власти – из пленницы Анастасия превратилась в повелительницу и обладает огромным преимуществом: она знает тайну сердца Егорычева.

– Что же вы хотели мне сказать? – спрашивает Анастасия, и в ее голосе слышатся новые, независимые интонации.

Горничная, предвидя «семейный разговор», незаметно исчезает за дверью.

– Не знаю, как вы к этому отнесетесь, Анастасия Николаевна, нас приглашают на этой неделе провести вечер в Русском патриотическом собрании. Там устраивают что-то вроде благотворительного бала или вечеринки в пользу русского офицерства. Я надеюсь, это вас несколько развлечет.

– Раз вы считаете, что стоит принять это приглашение, я согласна.

– Благодарю вас. Если у вас есть какие-то пожелания по этому поводу, я к вашим услугам.

– Да, есть! – вызывающе говорит Анастасия, вскидывая подбородок. – Сбрейте, наконец, свою гадкую бороду!

Егорычев впервые поднимает на нее удивленные глаза. Впрочем, его удивляют не столько слова, сколько сама независимая интонация.

– И еще, – продолжает Анастасия, – мне понадобится машина с шофером для поездки по магазинам.

– Разумеется. Я сам сяду за руль.

– Это вовсе необязательно! – Анастасия резко поворачивается, взмахивая полой капота, и скрывается за дверью. Последнее слово осталось за ней.

Егорычев в полном недоумении все еще стоит в прихожей, невольно трогает себя за бороду и вдруг принимается сильно тереть виски.

Противники встретились. Схватка

Напротив входа в дамский салон останавливается уже знакомый нам ситроен. Улица не слишком многолюдна, прохожих немного. Из автомобиля выходит Егорычев и помогает выйти Анастасии. В глубине на сиденьях виднеется несколько коробок и пакетов с покупками.

Пока они остаются у машины, сбоку из-за угла появляется парочка наших знакомцев с Лубянки.

На Егорычева и Анастасию они не производят ни малейшего впечатления, те их просто не знают. Но Багаридзе, увидев Анастасию, выходящую из машины, вопросительно взглядывает на Васяню. Тот молча утвердительно кивает.

Анастасия резко бросает спутнику:

– Ждите меня здесь, – и скрывается за нарядной стеклянной дверью. Егорычев остается напротив на тротуаре, чтобы закурить. И тут его, чуть не сбив с ног, резко отстраняет от двери Багаридзе и стремительно врывается в салон. Тотчас на пути Егорычева решительно встает, прикрывая партнера, Васяня, не давая тому войти в дверь. Васяня настроен миролюбиво:

– Слышь, мусью, отойди, не путайся под ногами, ты нам не нужен, понял? Отойди, говорю!

Реакция Егорычева мгновенна и неожиданна – резкий выпад, и Васяня уже лежит на боку под стеной, скорчившись от боли.

Пока Егорычев вытягивает руку, чтобы открыть дверь, Васяня со словами «Обижаешь, мусью!», все еще лежа, достает из кармана пистолет и целится в Егорычева. Тот, даже как бы не отвлекаясь на такие мелочи, бьет ногой по руке с пистолетом. Пистолет отлетает далеко и скользит дальше по тротуару. Раздается дикий вопль Васяни – ему очень больно, он катается по земле.

Мы не знаем, что происходит в салоне, но через некоторое время из дверей стремительно выходит Егорычев, который тащит за собой, крепко держа под руку, упирающуюся Анастасию. У нее уже расстегнуто пальто, слегка растрепаны волосы.

– Как вы грубы, вы невозможно грубы! – манерничает Анастасия. – Этот человек только хотел меня спросить о чем-то. К тому же он, кажется, русский. И эта дикая, безобразная сцена!

Егорычев молча тащит ее к машине. Открывает дверцу, бесцеремонно заталкивает ее на сиденье. Анастасия сопротивляется. Егорычев свирепеет.

– В автомобиль сейчас же, кому говорю!.. – кричит он вне себя, и в паузе едва ли не слышится столь привычный русскому уху вульгарный мат. Он один осознает всю опасность ситуации и понимает, что в такие моменты надо действовать шоком, чтобы пресечь всякие женские капризы.

Пока Егорычев обегает машину спереди, чтобы занять место за рулем, мы замечаем Васяню, ползущего за своим пистолетом, и когда автомобиль резко трогается, успеваем увидеть, как в дверях салона, с оторванным рукавом, держась за ушибленный бок, появляется Багаридзе. Он целится из пистолета в отъезжающий автомобиль, но, понимая бесполезность стрельбы, опускает руку.

Бал в Русском патриотическом собрании

Без излишней роскоши убранный зал Русского клуба с высокими массивными колоннами, уютными выгородками и кабинетами. С трех сторон его охватывает широкая галерея, обрамленная фигурной балюстрадой, где тоже размещаются скрытые от излишнего любопытства кабинеты и комнаты. Получается что-то вроде зала в два этажа, что немного напоминает обстановку в Аничковом дворце, но позолоты и лепнины здесь меньше. От этого потолки, украшенные большими хрустальными люстрами, выглядят еще выше.

Столики сияют белоснежными скатертями хорошего полотна, хрусталем, начищенными приборами. В воздухе разлито ощущение праздника, свежести, чистоты. С первого взгляда видно, что в такой обстановке собирается только порядочное общество. Приятный гомон голосов над столиками, несколько мужчин группками стоят у колонн, о чем-то негромко беседуя. Мужчины в основном в смокингах, но попадаются и в офицерской форме высших чинов, дамы в вечерних, правда, не всегда новых туалетах. На многих надеты драгоценности.

В нише за колоннами приглушенно играет оркестр что-то на темы русских народных песен и отечественной классики. Пока никто не танцует, гости только съезжаются, раскланиваются со знакомыми, рассаживаются.

И сиятельного вельможу из бывших, при полном параде, в тронутом молью придворном мундире, и неведомо как залетевшую сюда какую-нибудь подержанную штабс-капитаншу, срочно наверстывающую возможности утраченной молодости в захолустном российском городишке, и сорокалетнего гарсона в захудалых провонявшихся номерах где-нибудь на пляс Пигаль, чудом избежавшего большевистской пули под Перекопом и сейчас гордо несущего на груди уже вовеки никому не нужные свои боевые офицерские награды, – всех их объединило здесь детское наивное желание закрыть глаза перед неизбежно надвигающимся мраком и на какое-то время вообразить, будто вовсе и не было никакой революции, заставившей их искать прибежища на чужбине, а они по-прежнему занимают видное положение в обществе и так же благополучны, состоятельны и счастливы.

Но русская речь звучит теперь на балу гораздо чаще, чем в те годы, когда они встречались в России, и, обращаясь друг к другу, особенно звучно и с очевидным наслаждением они выговаривают звонкие полные титулы, так ласкающие слух и давно вышедшие из употребления здесь, во Франции.

В темной раме дверного проема резко обрисовывается входящая пара. Это Анастасия и Алексей Петрович. Оба просто ослепительны. Она – сияющей молодостью, красотой и элегантностью светлого платья (хотя большинство дам в черном), он – прекрасной осанкой, высоким силуэтом, спокойной, уверенной манерой держаться.

Мы впервые видим Егорычева без бороды. На щеке становится заметным легкий шрам, который, конечно же, никак не может его испортить. Анастасия изящно опирается на его руку. Она возбуждена, глаза ее блестят, ей все внове и интересно, ведь, по сути, это ее первый настоящий бал. Да еще после долгих лет вынужденного затворничества.

Они сразу привлекают к себе сдержанное внимание – публика все-таки достаточно воспитанна, чтобы выказывать свое любопытство.

Не заставив гостей ждать, к ним тотчас подкатывается приятного вида господин во фраке, – это наш знакомый Павел Андреевич. Он – сама любезность. Мы не слышим их разговора, видим только, как мужчины раскланиваются, приветствуя друг друга, как по-особенному изысканно и почтительно целует руку Анастасии Павел Андреевич, заглядывая ей в глаза. Он ведет Егорычевых к столику, уютно расположенному между колонн, и усаживается вместе с ними.