Эланус - Урсула Познански
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты еще ничего не знаешь? – Студентка, которая до этого плакала, наконец вытерла слезы. – Профессор Лихтенбергер мертв. Он умер этой ночью.
Йоне даже не пришлось сыграть свое удивление. Это было действительно плохо, и ему было очень жаль. Одновременно – и это чувство показалось ему странно неподходящим в данный момент – он ощутил облегчение. Это несчастье не имеет ничего общего ни с ним, ни с его анонимными посланиями.
А что же случилось с профессором? Инфаркт? Вчера во время лекции он показался Йоне совершенно здоровым, хотя, конечно, такие вещи иногда случаются как гром среди ясного неба…
– А от чего он умер, вы не знаете? Несчастный случай?
Девушки так синхронно покачали головами, словно это было заученное движение.
– Нет, – произнесла на этот раз другая девушка. – Сегодня утром его нашла уборщица в лекционном зале 2б.
– Это случилось здесь, в здании? – Эта новость действительно удивила Йону. В лекционном зале, явно поздно вечером или ночью, иначе профессора нашли бы раньше.
Ответ девушки снова подтвердил его предположение:
– Я была здесь сегодня уже в половину восьмого, так как хотела сходить в библиотеку, и здесь везде уже была полиция. Затем они вынесли кого-то на носилках из бокового входа. Человек был накрыт с головой. Я сначала не знала, кто это был, пока мне… не рассказал… привратник. – Ее последние слова чуть не утонули в потоке новых слез.
У Йоны сразу же возникла сотня вопросов, но ни на один из них девушки не смогли бы ответить. Полицию всегда звали в случае смерти при невыясненных обстоятельствах. То, что она была сегодня здесь, еще не означало, что профессор стал жертвой какого-то преступления.
Но это было вполне возможно. Вполне возможно.
Он быстро попрощался и побежал к своей аудитории, в надежде, что встретит там кого-нибудь, кто сможет рассказать ему больше. Но единственное, что он нашел, была записка на дверях с информацией о том, что лекция сегодня отменяется. Без указания причины, но ее Йона мог теперь указать и сам. Скорее всего, в этот день отменят большинство занятий, потому что полиция станет опрашивать коллег Лихтенбергера, или потому, что эта смерть так сильно тронула их, что сконцентрироваться на занятии будет просто невозможно.
И хотя для себя он решил не связывать смерть профессора и вчерашнее состояние Линды, в его голове снова и снова всплывала одна картина: Линда, сползающая по стене студенческого общежития и с лицом, полным отчаяния, прижимающая к уху свой телефон.
Я очень боюсь, сказала она тогда. И еще: Ты думаешь, это шантаж?
Шантаж чем? Этот вопрос только вчера промелькнул в его голове, а уже сегодня ответ на него вырисовывался все более отчетливо.
Он вышел из здания института и медленно побрел по территории кампуса. Линды нигде не было видно.
Вокруг других институтов царило привычное оживление. Слышался смех, звучали разговоры. Некоторые студенты сидели, склонившись над своими ноутбуками. Видимо, новость еще не распространилась на весь университет. Или эти студенты просто не знали Лихтенбергера.
А вот Линда знала. В тот день, когда Йона с ней познакомился, имя профессора фигурировало в их разговоре. Она тогда предположила, что в последнее время он вел себя как-то странно.
Ну хорошо. Кое-что Йона мог бы выяснить довольно просто, тем более что времени у него сейчас было достаточно.
Он отправился домой на автобусе, но проехал на одну остановку дальше чем обычно. Там находился супермаркет, над которым два дня назад пролетал Эланус. Цель Йоны была недалеко от него. Он сразу нашел искомую улицу. Не прошло и пяти минут, как Йона стоял перед домом с красными шторами.
На въезде стоял припаркованный серебристый «гольф», которого он не видел среди снимков, присланных ранее Эланусом, но по ноутбуку это легко можно будет проверить. Рядом стояла еще одна машина, белый «фольксваген-пассат». Его Йона тоже не припоминал, но он и не смотрел в тот вечер на автомобили – он страстно желал увидеть Линду.
Шторы на первом этаже были задернуты, как и в прошлый раз. Жаль, с одной стороны, но, с другой стороны, это было счастливым стечением обстоятельств. Если ему нельзя было заглянуть внутрь, то и его изнутри никто не мог увидеть.
Он пошел вдоль забора, поискал табличку с именем проживающих возле входа в дом, но ничего не нашел.
Недалеко от входа висел почтовый ящик. На нем тоже не оказалось имени. Это было как-то необычно, но все же не послужило для Йоны поводом прекратить поиски. Он быстро оглянулся по сторонам, затем открыл крышку ящика и опустил указательный и средний пальцы так глубоко, как только смог.
Йона нащупал бумагу и попытался зажать ее между двумя пальцами. Затем он вытащил пальцы из ящика, а вместе с ними и свою добычу, которую быстро засунул в карман куртки. Потом он повернулся и прошел несколько шагов назад по той же дороге, по которой пришел сюда. Он постарался уйти на такое расстояние, с которого его не было бы видно из дома.
Грубое обхождение не пошло на пользу конверту: он был измят и в одном месте надорван. Но надпись с указанием адресата можно было прочитать без труда. Йона сглотнул. Иногда оказываться правым было действительно скверно.
Письмо было предназначено Беате Лихтенбергер. Вероятно, ей же принадлежал и серебристый «гольф». Еще более вероятным было то, что она в этот самый момент сидела в доме за закрытыми занавесками и скорбела о своем муже.
История сама собой прорисовывалась в голове Йоны, хотя он всеми силами старался не обращать на нее внимания.
Линда приходила к Лихтенбергеру. Мужская фигура, промелькнувшая в тот вечер среди занавесок, принадлежала вовсе не Арону, а преподавателю. Чья жена, в свою очередь, находилась не дома, поэтому и никакого «гольфа» перед дверью не было.
Лихтенбергер и Линда целовались и, что вполне возможно, вместе легли спать.
А вечером предыдущего дня… да, дорогой ресторан тоже идеально вписывался в эту картинку. Но только в том случае, если профессор не боялся, что кто-то увидит, как нежно он держит в своей руке руку одной из своих студенток.
Хотя держит нежно в своей руке руку было фактом не доказанным, так как Эланус не передал, к сожалению, ни одной фотографии, которую можно было бы позже использовать.
Йона не заметил, как дошел до дома Хельмрайхов. В нерешительности он остановился перед входом. Дома, кажется, никого не было,
