Убить перевертыша - Владимир Рыбин

— Так, понятно.

— Да ничего вам не понятно…

Мурзин вдруг почувствовал усталость. Подумал, что возраст все-таки сказывается. Бывало, выдерживал такие долгие и тягостные беседы, что сам себе дивился. Мог сутками не спать и не есть, ночами выжидать, простаивать неподвижно под дождем и снегом, чего только не мог. Таких говорунов переговаривал, не теряя бодрости. А тут скис. Или это оттого, что понял: чем убежденнее говорит, тем больше у следователя версий. Вот ведь еще одной загорелся, подпадающей под 74-ю статью — разжигание межнациональной розни. Миронов — русский, Мурзин — тоже русский, но, судя по фамилии, всего скорей, с татарской примесью, а Маковецкий — наполовину еврей. В таком интернационале ссора, а затем и драка вполне вероятны. И орудие убийства подходит: карманная ракетница, игрушка, какие свободно продаются в охотничьих магазинах. Переделана под мелкокалиберный патрон? Но кто нынче не думает о самообороне?..

Кто-то за спиной Мурзина заглянул в дверь, спросил:

— Ты долго еще?

— Сейчас отпхавлю подозхеваемого.

Следователь достал из стола какую-то бумагу, принялся писать. А Мурзин глядел в окно и думал, что в электричках теперь, наверное, полно народа, что переделать все намеченное он сегодня едва ли успеет. Это же надо сначала доехать до Фрязина, узнать, что там у Сереги стряслось, потом к Кондратьеву, рассказать, обсудить, получить добро на действия Новикова в Германии. Потом опять ехать во Фрязино…

Снова скрипнула дверь, и тот же голос капризно потребовал:

— Выйди хоть на минуту.

Следователь положил ручку и встал. Подумав, убрал в стол бумаги.

— Посидите в кохидохе, — сказал Мурзину.

— Можно, я приду завтра? У меня масса дел…

— Нет!

Категоричность следователя насторожила. Выйдя в коридор, Мурзин прислонился к стене, огляделся. На длинной желтой скамье сидели люди: пенсионер с вызывающе нахмуренными бровями, двое ханыг, пожилая женщина с явно провинившимся в чем-то великовозрастным дитятей.

Стоять так ему скоро надоело, и он прошел в конец коридора, выглянул в торцевое окно. Внизу был двор, стояли служебные машины. Справа от окна находилась лестничная площадка, а слева была приоткрытая дверь, и кто-то там, за дверью, нервно с кем-то спорил.

— Мы же договорились…

— Не тохопись. Сейчас отпхавлю подозхеваемого в СИЗО и схазу поедем.

Мурзин подался к двери, прислушался. В следственный изолятор? Кого?

— Это же сколько провозишься? В другой раз не можешь?

— Не могу. Он далеко живет, когда надо, не дозовешься. Да и свехху звонили, пхосили постхоже. Убийство же. Лучшая меха пхесечения — содехжание под стхажей.

Интуиция в арсенале средств самозащиты Мурзина была не на последнем месте, и теперь она подтолкнула его к лестнице еще до того, как он обдумал свое положение. Лишь оказавшись во дворе, понял, что поступил правильно. Нельзя ему в СИЗО. Не мог он задерживаться не то что на дни, а и на часы.

Уже на полпути к железнодорожной станции он вдруг вспомнил фразу, оброненную следователем: "Сверху звонили, просили построже". Кто звонил? Зачем строгость? Даже если подозревают, разве недостаточно подписки о невыезде? Нет, тут что-то другое…

Теперь, обнаружив, что подозреваемый исчез, следователь, несомненно, решит: раз сбежал, значит, виноват. И непременно попытается задержать его. Где? Естественно, на железнодорожной станции. И найдет, пройдя по вагонам электрички. Можно бы уехать не на первой, а подождать до вечера, до ночи. Но не было у Мурзина времени — ждать. И он свернул в переулок, сделал крюк по улицам и вышел на шоссе, ведущее к Москве.

План созрел на ходу: дойти до бензоколонки, где всегда много машин, сговориться с каким-нибудь частником и таким образом добраться до Москвы. Сейчас это было можно, сейчас вид его не вызывал подозрений. Вот если бы он хоть день просидел в СИЗО, его, небритого, помятого, со специфическим казенным запахом, ни один частник не взял бы…

Увы, бензоколонка оказалась пустой: не было бензина, не было и машин. Мурзин вышел на шоссе, поднял руку. Легковушки проносились мимо, не останавляваясь. Грабежи на дорогах отучили водителей подбирать страждущих.

Из-за леса докатилось ворчание грома, и Мурзин всерьез обеспокоился. Попасть под дождь было бы катастрофой: кто возьмет мокрого? Надо было возвращаться на станцию.

Он стоял на дороге, растерянно оглядываясь, и тут неподалеку от него остановился синий «Москвич». Рядом с шофером, молодым парнем в темных очках, сидел грузный лысый пассажир, обмахивался соломенной шляпой.

— Возьми, шеф? — просительно крикнул Мурзин, подбегая к машине.

— Куда надо?

— Вообще-то в Москву.

— Полста тыщ.

— О, пожалуйста.

Это было очень даже недорого, и в первый момент Мурзин обрадовался. А уже через минуту, когда «Москвич», огибая попутки, полетел по шоссе, забеспокоился. Привычно принялся анализировать: откуда чувство тревоги? Решил, что это, вероятно, из-за опасения постов ГАИ, где за лихачество могут остановить и куда, возможно, сообщены приметы сбежавшего из-под стражи подозреваемого в убийстве.

Лысый пассажир чиркнул зажигалкой.

— Курите? — спросил он, изогнувшись на сиденье, протягивая через плечо пачку.

Мурзин взял сигарету, наклонился к огоньку зажигалки. Пламя было острое, длинное, красноватое. И это было последнее, что он запомнил…

10

Солнце заходило, и на это стоило посмотреть. Обычно его движение не улавливается глазом, а тут оно зримо скатывалось к горизонту, пока совсем не растворилось в ослепительно вспыхнувшей дымке, затянувшей оставленные позади бесконечные российские просторы.

"Боинг" специально сделал вираж, чтобы Инспектор мог полюбоваться заходом солнца. Конечно, и над Америкой, и где бы то ни было, если лететь на восток, солнце заходит быстро. Но здесь, над Россией, это было еще и символично. Отполыхало в небе Истории великое светило — Российская империя. Может быть, самое великое после Древнего Рима. Большевики, на что уж оголтелые ребята, — ради своих идеологических амбиций готовы были разорвать на клочки Империю — это согревающее всех одеяло, а и те не устояли перед имперским очарованием. Именно она-то, сохраненная под другим именем Империя, и помогла им продержаться так долго.

Конец Великой Римской империи здесь, над Россией, вспоминался часто. Там события развивались взрывоподобно. Гигантское и вроде бы совершенно несокрушимое государственное образование вдруг исчезло с исторической арены, распавшись на куски. А затем образовавшийся вакуум начал стремительно всасывать близкие и дальние племена, народы, верования и заблуждения.

И впрямь, история любит повторяться. Но если о тайных «лекарях» древних времен мало что известно, то про агонию Российской империи, доживавшей под нелепой аббревиатурой СССР Инспектор знал почти все. И когда она началась, и кто «лечил» больную, и как ее в конце концов залечили окончательно.

Впрочем, есть ли полная уверенность, что окончательно? Великое обладает мистической способностью прорастать в поколениях. Древний Рим, сам не будучи ни единым, ни стабильным, каким-то чудным образом сотворил веру в возможность государственного единства и стабильности. Сколько коронованных и некоронованных голов разбились потом об эти миражи, оказавшиеся твердью.

А Российская империя с ее идеалами всепрощения и справедливости, со всем тем, что так неожиданно проросло даже на каменистой почве большевизма, еще долго будет казаться людям сказочной Синегорией. Сколько горячих голов кинутся на зов этой сказки! И едва ли стоит сомневаться, что немало их даже сегодня, когда еще не выветрилось зловоние от болячек прошлого. А сколько появится новых, если засветится тайна тайн. О том, как свои и чужие «лекари» поили больную отравой вместо лекарств.

Да, контроль над бывшим сильным и неподступным гигантом обеспечен вроде бы полный. Вот ведь летит «Боинг», не пряча своих радиолокационных и прочих щупалец. И все же стоит ли успокаиваться? Кто может сказать, какая очередная капля способна нарушить зыбкое равновесие? Законы природы, как видно, и впрямь одинаковы — для отдельного человека, целого общества, даже для космоса. Центробежность по каким-то причинам сменяется центростремительностью. Вся Вселенная, говорят, то разбегается, то сбегается. Европа, веками раздираемая межплеменными противоречиями, вдруг возмечтала об Общем доме. Почему же Россия будет исключением? Разбегутся народы под свист авантюристов — мечтателей о президентстве, помаются в своих одиночках и начнут ломать понастроенные вгорячах изгороди. Это будет даже скорей, чем где-либо, поскольку памятен пример. Что ни говори, а пресловутая дружба народов была реальностью.

Не-ет, надо смотреть правде в глаза: центростремительные тенденции в России будут расти, и, стало быть, надо ожидать сопротивления тому, что сейчас происходит. Лидеры? В лидерах недостатка не бывает, если складываются подходящие условия. Стало быть, задача состоит в том, чтобы не дать сложиться этим условиям, не позволить развеяться мифу о том, что русские будто бы сами довели себя до ручки…