Плохой хороший мент - Вячеслав Денисов

Бахарь перевернул в рот рюмку, осторожно, чтобы не спугнуть блаженства происходящего в организме процесса, понюхал корочку хлеба и снова придал себе вид профессора на кафедре.

— Вот эти руки, — он вытянул перед собой над белоснежной скатертью свои загрубевшие, потемневшие от навсегда въевшейся грязи ладони, — произведение искусства. Их создал сам господь. И на что способны эти руки — известно только ему одному…

— И мне, — вставил улыбающийся Веденеев.

— Конечно, Артур Сергеевич. — Бахарь нисколько не смутился. — Вам-то, как руководителю нашего предприятия, грех не знать о хранящемся в этих руках потенциале возможностей.

— Да уж, конечно, возможности каждого члена нашего предприятия мне хорошо известны. — Слово «члена» Артур выделил особо. — А теперь, друзья, позвольте поблагодарить вас за радушный прием и раскланяться. Завтра у Евтихия Акакиевича начинается вахта, о которой он только что вам рассказывал, поэтому ему нужно хорошенько выспаться. Точнее — проспаться. Чтобы потом года три-четыре не болеть… Принесите, пожалуйста, счет…

Когда они вышли на улицу, Бахарь спросил:

— Ты что это, начальник, меня так опустил перед халдеями? Какой я Обкакьевич? Слово-то какое-то паскудное…

— Конспирация, Бахарь, конспирация! — рассмеялся Веденеев. — Вот видишь, я сказал — Акакиевич, а ты услышал — Обкакич. А у них завтра спросят: кто сидел за столиком? Они лоб наморщат и скажут — а, засранец какой-то! — Артур расхохотался.

— Очень смешно… — огрызнулся вор. — Ох, не знаю, начальник… Не могу никак просечь, во что ты меня впрягаешь, но я уже отчетливо чувствую запах нар и кедровой делянки.

— Бахарев, я все хотел спросить у тебя, пока ты лапшу официантам вешал на уши, ты в лагерях-то кем был?

— «Мужиком», кем… Будто не знаешь!

— Я не про это. Специальность у тебя какая была? Ну, кем работал-то?

— Сучкорубом.

— Кем?!

— Сучкорубом, — повторил Бахарь, засовывая бутылку с остатками коньяка за пазуху.

— Это… ты что делал?

— Кедр спилят, повалят, а я ветви и сучки отсекаю.

— А-а… — успокоился сыщик. — Теперь понятно.

Дойдя до первого же перекрестка со светофором, мигающим в дежурном режиме, Артур остановился и отдал последние распоряжения:

— Если опоздаешь завтра — будешь сучкорубом. Сделаешь что-то не так — будешь сучкорубом. Ляпнешь своим языком лишнего — будешь сучкорубом. Сделаешь все, как надо, — моя зарплата за июль месяц будет твоей.

— Если только тебя к получке не посадят…

— Не посадят, — заверил Веденеев.

— Чё я, в натуре, делаю, а?.. — стал вслух размышлять Бахарь. — «Мусора» от «кичи» спасаю?! Это ж уму непостижимо…

— Бахарь! Я слышу, как в небесах хохочут от ненависти души четырех невинно убиенных кроликов!

— Да ладно, ладно… Ты и ангела уговоришь хвост к заднице пришить…

— Вот поэтому — лети, ангел, в родные пенаты, а завтра — как я определил. Понял?

Сыщик и вор разошлись в разные стороны.

Артур шел почти на ощупь темными дворами и, проходя мимо редких светящихся окон, поглядывал на часы Сохатого, взятые напрокат, — ему нужно было успеть еще на одну встречу.

Летунов был вне себя.

По крупицам собранный авторитет, причем авторитет для многих сомнительный, на создание которого ушли годы, хоть и не рухнул, как взорванное здание, но очень сильно пошатнулся.

Недостаток интуиции, образования, умения разговаривать с людьми и отсутствие понимания тонкостей психологических аспектов своей работы майор Летунов заменял жестокостью и исключительной самоуверенностью. Практически преступления, в раскрытии которых он принимал непосредственное участие, в основном — в качестве руководителя, в пяти случаях из десяти заканчивались одинаково — прекращением возбужденных по этим преступлениям уголовных дел. То есть полным развалом еще в ходе предварительного следствия. Неумение подготовить и в нужное время использовать доказательную базу, задержание преступников с налета, на «авось» и бестолковость работы с подозреваемыми становились предметом довольно частых воспитательных разговоров в кабинете руководителей РУОПа. Однако многое ему и прощалось. В основном — за трудоспособность, высокую дисциплину и, как считалось, — за смертельную ненависть к преступникам.

Тем не менее, несмотря на фактически полную профессиональную непригодность к занимаемой должности в структуре этой организации, Летунов был человеком неглупым и достаточно хитрым. Эти качества, сами по себе, — просто необходимые черты характера для сыщика. Даже не просто необходимые, они должны быть сутью оперативника. Но только в том случае, если они направлены на выполнение задач, предусмотренных функциональными обязанностями.

Здесь же у Летунова все обстояло несколько иначе.

Свой природный дар он растачивал не для пользы общего дела, а для пользы своего, личного дела. Работать в организации, занимающейся поимкой преступников, и одновременно, на глазах у коллег, проявлять свое «я» в виде глупости невозможно. Поэтому Летунов закрывал это несовпадение показной ненавистью к преступному элементу. Со временем он даже себя убедил в том, что готов бороться с бандитами до последней капли крови.

Коллеги по работе, видя такое рвение, старались с ним не общаться. Они где-то даже побаивались его. Любое слово, брошенное при этом человеке, могло быть впоследствии использовано против говорящего. А чем черт не шутит, думали оперативники, ляпнешь в курилке что-нибудь невпопад и попадешь в разряд сочувствующих тем, с кем так беспощадно борется Летунов.

При отсутствии близкого, доверительного контакта очень трудно распознать суть человеческую. Но узнать Летунова «поближе» никто не торопился. Поэтому в его дела старались не лезть, а помощи он, слава богу, не просил.

Летунов был вне себя.

Обычно это было его нормальным состоянием, потому что «вне себя» он был тогда, когда что-то не получалось. Но сегодня он был особенно вне себя.

Какой-то опер, мелюзга, «фук», выставил напоказ летуновскую умственную немощь! Как смог преступник в наручниках, под конвоем опытного сыскаря Летунова и двух спецназовцев убежать из закрытой автомашины?! Возможно ли такое?! Да, возможно, но только в одном случае. И Летунов, как бы он от этого ни отмахивался, должен был признать тот факт, что Веденеев не мог, а должен был убежать по причине того, что старший конвоя — законченный дурак. Понимание этого сводило Летунова с ума!

Не было Веденеева — все было в порядке. На негативе мало кто угадывает даже свои черты лица, не говоря уже о чужих. Появился этот непонятно откуда взявшийся — из какого-то РУВД — сыщик, и этот негатив стал постепенно превращаться в позитив. Если сейчас не предпринять мер, то «проявится» все, в том числе — связь старшего оперуполномоченного РУОПа с преступными группами! И не просто связь, а его роль организатора преступлений!

После того как помощник дежурного сдал Летунову своего начальника, майор пришел в ярость — неизвестно, что мог наговорить в камере один из «разбойников» Веденееву! А если этот Веденеев и в самом деле «заменил» его, Летунова?!

Все рушилось.

Летунов осторожно потрогал ладонью низ живота. Тело ответило уже не острой, но все еще не проходящей болью. Вчера вечером некто по фамилии Веденеев одним ударом ноги отбросил далеко назад его уверенность во всемогуществе. Теперь Летунов не мог многого. Он не мог нормально ходить, то есть передвигаться в пространстве. Уборная стала для него местом иезуитских пыток, а вполне обоснованная боязнь того, что травмированный вандалом Веденеевым участок тела уже никогда не примет привычных размеров, подливала масло в бушующий пожар ярости.

Беглец исчез.

Теперь, когда дело о разбое передано в Зареченский РУВД, все зависит от того, кто быстрей «найдет» подозреваемого — он, Летунов, или РУВД. Наверняка Веденеев сам придет к следователю. Во-первых, там он среди «своих», а во-вторых, подорвав своим дерзким побегом уверенность в нем, как в невиновном, ему многое придется объяснять. И уж лучше бы он не начинал этого делать…

Летунов полистал ежедневник и, найдя нужный номер телефона, снял трубку. Через несколько гудков он услышал уверенный бас:

— Ермолов. Слушаю вас.

— Здравствуйте, это Летунов из РУОПа.

— А-а… Здравствуйте, Геннадий Иванович.

— Я вот по какому вопросу. Ваш следователь уже принял дело к производству?

— Какое именно?

— Как какое? — удивился Летунов. — Разбой.

— У нас в сутки возбуждается по пять-шесть дел за совершение разбойных нападений…

— Я имею в виду дело Веденеева!

— «Дело Веденеева»? Что-то я не слышал о таком деле. Есть уголовное дело, где подозревается в совершении преступления сотрудник уголовного розыска Веденеев. Вы это имеете в виду?