Locus Solus - Рэймон Руссель

Весть об обмане вызвала огромное возмущение и презрение к плуту, выманившему себе прекрасные дары и тем самым еще больше усугубившему нищету народа.

Но все же людское суеверие предохраняло Пиццигини от каких-либо грубых нападок, и люди ничего не предпринимали против этого своеобразного идола, который, по единодушному мнению, мог еще принести в будущем немало пользы крестьянину. Было решено лишь отныне более тщательно следить за явлением алого пота.

Тем временем карлик, посмеиваясь исподтишка, продолжал бессовестно и на виду у всех тратить нажитое обманом, тогда как весь край был близок к агонии.

Бледность его и истощение достигли при этом крайних пределов, и он предавался своим непрекращающимся оргиям, словно какой-то призрак.

На следующий год, когда подошел обычный весенний срок, Пиццигини улегся, как положено, на кровать, но уже под неусыпными взорами окружавших его людей. Напрасно, однако, все ждали появления кровавого пота. Пораженный малокровием со времени того страшного кровопускания, плюгавый человечек оказался теперь неспособным на новую демонстрацию своего странного феномена, который до сих пор проявлялся регулярно, хотя и с разной силой.

Карлик не получил никаких подарков.

Четыре месяца спустя необычайно богатый и обильный урожай показал всем никчемность карлика как предсказателя.

Обреченный на одиночество и презрение Пиццигини, собственноручно зарезавший курицу, несущую золотые яйца, жил с тех пор в беспросветных лишениях, ибо кровь его так и не восстановилась и никогда больше ежегодное кровопотение не возобновлялось.

№ 5. Сюжет из мифологии о том, как изнуренный от усталости Атлант, сбросил однажды небесную сферу со своих плеч, чтобы тут же, подобно закапризничавшему ребенку, со страшной силой пнуть ногой ненавистное бремя, нести которое он был обречен вечно. Пятка его угодила прямо в Козерога, чем и стали объяснять впоследствии чрезвычайную несуразность фигуры, образованной после такого удара звездами этого созвездия.

№ 6. Случай из жизни Вольтера, почерпнутый из переписки Фридриха Великого.

Осенью 1775 года пресыщенный славой восьмидесятилетний Вольтер гостил у Фридриха в замке Сан Суси.

Как-то два друга прогуливались вблизи королевской резиденции, и Фридрих с восхищением внимал увлекательным речам своего выдающегося спутника, а тот, войдя в раж, остроумно и пылко излагал свои бескомпромиссные антирелигиозные воззрения.

Так, в беседе, друзья забыли о времени, и закат солнца застал их в чистом поле. Как раз в этот момент Вольтер разразился особенно резкой тирадой против старых догм, с которыми он так долго боролся. Вдруг он умолк на средине фразы и застыл на месте, охваченный сильным волнением.

В нескольких шагах от них совсем еще юная девушка опустилась на колени, заслышав доносившийся от часовенки звук далекого колокола, звавшего на молитву. Сложив руки и обратив лицо к небу, девушка громким голосом и с чувством молилась, даже не замечая двух незнакомцев, — так далеко, в края мечты и света, стремительно уносил ее восторг.

Вольтер глядел на нее с невыразимой тоской, отчего его худое лицо стало еще более землистым, чем обычно. От сильного волнения черты его судорожно сжались, и при звуке священных слов услышанной им рядом молитвы с уст его бессознательно, словно песнопение, сорвалось латинское слово «Dubito» — «Я сомневаюсь».

Сомнение это наверняка касалось его собственных учений об атеизме. Можно было подумать, что при виде отрешенного выражения лица молящейся девушки на него снизошло некое озарение, а близость смерти, чему в его возрасте удивляться не приходилось, навеяла страх перед вечными муками, охвативший все его существо.

Состояние это длилось всего мгновение. Ироническая улыбка вновь мелькнула, и начатая фраза была завершена язвительным тоном.

И все же потрясение состоялось, и Фридрих навсегда запомнил тот краткий и бесценный миг, когда Вольтер испытал мистическое озарение.

№ 7. Событие, прямо касающееся гения Рихарда Вагнера.

17 октября 1813 года, Лейпциг, перемирие, объявленное между французами и союзными войсками, прервало начатую накануне смертельную битву, которой суждено было с таким ожесточением продолжаться еще два следующих дня.

На одной из празднично украшенных улиц скопилась толпа бродячих артистов и торговцев, которых армии всегда тянут за собой. Многие горожане слонялись тут же среди солдат, и весь этот оживленный люд своей пестротой напоминал ярмарочную сутолоку.

В толпе весело носилась стайка молодых женщин, которых явно привлекала мишура передвижных лавок и забористость призывов продавцов. Одна из женщин несла на руках ребенка, которому было тогда уже около пяти месяцев, и ребенком этим оказался не кто иной, как Рихард Вагнер, родившийся в Лейпциге 22 мая того же года.

Неожиданно какой-то длинноволосый старик, стоявший у столика, издали окликнул молодую мать, предлагая ей погадать на ребенка. Чистый француз и по своему виду, и по выговору, человек с трудом изъяснялся на ломаном немецком, вызвавшем смех веселых женщин. Видя, что дело выгорело, он слегка подзадорил их, и вся стайка подлетела к нему.

Напустив на себя таинственный вид, старик посмотрел на ребенка и взял со столика стакан, донышко которого было устлано ровным и тонким слоем металлических опилок.

Не выпуская стакан из рук, он предложил молодой матери трижды щелкнуть пальцем по его краю и думать при этом о судьбе своего ребенка. Женщина в точности выполнила наставления старика и кончиком указательного пальца троекратно стукнула по стакану, продолжая все так же крепко прижимать к себе свою живую ношу. Колдун же бережно поставил стакан на столик, водрузил на нос огромные очки и стал рассматривать порошок, уже не лежавший на донышке таким же ровным слоем.

Внезапно он отшатнулся с изумленным видом, взял из стоявшего перед ним письменного прибора листок белой бумаги и стал переписывать на него пером рисунок, образовавшийся на металлическом порошке. Затем он протянул бумагу женщине, и та увидела на ней написанные по-французски два слова «Будет ограблен», достаточно разборчивые, хотя буквы лежали вкривь и вкось, а линии их были неровными то же время гадальщик обратил внимание женщины на то, что слова на бумаге полностью совпадали с рисунком, возникшим на порошке после постукивания по стакану и принявшим вид двух переписанных им слов.

Старик перевел женщине значение этой короткой фразы и на ломаном немецком силился объяснить ей ее значение. По его словам, в этом лаконичном выражении, как в зародыше, лежали самые высокие судьбы гениев искусства и применяться оно могло только к какому-нибудь великому новатору, способному дать жизнь собственной школе и плеяде подражателей.

Счастливая мать, хоть и не была суеверной, щедро заплатила прорицателю и забрала листок бумаги, храня его как бесценный документ. Позднее она отдала его сыну и рассказала ему о том приключении, в центре которого он оказался когда-то, сам того не осознавая.

Под конец жизни Вагнер, чье творчество, наконец приобретшее известность и признание, уже привлекало к себе стаи хищных и бесстыдных плагиаторов, с удовольствием рассказывал эту историю и признавался, что столь счастливо осуществлявшееся предсказание оказывало на весь его творческий путь благотворное влияние, принося ему некое суеверное подбадривающее начало во все бесконечные годы неудач и бесплодной борьбы, когда им часто овладевало отчаяние.

Остановив выбор на столь различных сюжетах, Кантрель заказал фигурки-поплавки, снабдив заказ точными указаниями.

В основание каждой из них должен был быть заложен тщательно рассчитанный грузик для удерживания их в состоянии постоянного равновесия, а внутри самой фигурки выполнялась покрытая специальным металлом полость для улавливания и выделения химическим путем дополнительной порции кислорода, растворенного в слюдяной воде. Когда полость эта постепенно наполнялась газом, поплавок должен был сам по себе всплывать на поверхность. Однако по достижении определенного давления ровно через десять секунд после рассчитанного начала всплытия кислород, содержащийся в крошечном чреве, должен был приподнять на мгновение его верхнюю часть — подобно крышке — и вырваться в виде пузырька наружу, приведя при этом в действие некий механизм, заставляющий фигурку выполнять движения, соответствующие изображаемому ею сюжету. После полного выхода воздуха фигурка должна была снова погрузиться на дно под собственным весом, пока вновь образовавшийся в ее внутренностях кислород не принудит ее к очередному всплытию.

Некоторые из этих автоматических игрушек требовали оснащения чрезвычайно тонким механизмом. Например, для появления светового знака на лбу Пилата нужно было включать на время вделанную в него маленькую электрическую лампочку. Слово «Dubito», в котором был сосредоточен весь смысл истории, касавшейся Вольтера, должно было срываться с приоткрытых уст великого мыслителя в виде множества воздушных пузырьков, выстраивавшихся в нужном для слова порядке в результате хитроумного деления на части одного пузыря, вылетавшего из фигурки. Для воссоздания кровавого пота механизм, приспособленный к карлику Пиццигини, должен был при каждом движении выпускать из внутреннего резервуара через множество отверстий определенное мизерное количество специального красного порошка, который на мгновение окрашивал воду, а затем полностью растворялся в ней и исчезал. В стакане лейпцигского шарлатана поддельный металлический порошок должен был принимать требуемую форму слов при трех щелчках пальца по нему.