Дороги Катманду - Рене Баржавель

Свен, прислонившийся спиной к дереву, закурил сигарету. Гарольд потянулся и лег на спину, положив голову на колени Джейн. Оливье поспешно прервал воцарившееся молчание.

— Что именно вы собираетесь делать в Катманду?

Он обращался к Гарольду, но ему ответил Свен.

— Катманду — это вотчина Будды. Там он родился, там умер. Там и похоронен. В тех краях обитают и другие боги. Это самое священное место в мире, именно то, где лик Бога ближе всего к Земле.

Он протянул сигарету Джейн. Та взяла ее и затянулась дымом. На ее лице появилось счастливое выражение.

— Еще бы, Будда, — покачал головой Оливье. — И заодно гашиш, продающийся на рынке так же свободно, как редиска или шпинат! Думаю, вы направляетесь туда именно из-за этого.

— Ты ничего не понимаешь! — вмешалась в беседу Джейн. — Это же радость!

Она затянулась еще раз и протянула сигарету Оливье.

— Спасибо, — сказал тот. — Оставь эту гадость для себя.

Гарольд просунул руку под блузку Джейн и стал ласкать ее грудь.

— Ты никогда больше не будешь несчастен! — сказала Джейн.

— Я и так не несчастен! — ответил Оливье.

На небольшом дереве поблизости какая-то птица запела странную песенку, состоявшую из трех одинаковых протяжных нот, непрерывно повторявшихся. Это была печальная и нежная, умиротворяющая песенка.

Джейн уже тяжело дышала от настойчивых ласк Г арольда. Но ей хотелось успокоить Оливье.

— Оставь меня! — повернулась она к Гарольду.

— Не обращай на него внимания, — спокойно сказал Г арольд. — Он может думать все что ему хочется. Это его право.

Джейн перестала сопротивляться. Гарольд заставил ее лечь на землю, распахнул блузку и принялся расстегивать молнию джинсов.

Оливье вскочил, схватил рюкзак, яростно пнул ногой догоравший костер и исчез в ночи.

Они догнали его на следующий день. Хотя Оливье и передвигался быстрее, чем трое приятелей, но он остановился, убедив себя, что ему нужно отдохнуть. И когда увидел на противоположном склоне долины три маленькие фигурки, размером не больше мухи, с сердца свалился тяжелый груз, давивший на него с вечера. Дальше они пошли вместе. Впереди шагал Свен, за ним шли рядом Джейн и Оливье, а позади, немного отстав от остальных, тащился Гарольд.

— Катманду, — сказала Джейн, — это место, где никто не обращает на тебя внимания, где ты свободен и можешь делать все, что тебе заблагорассудится.

— Конечно, настоящий рай!

Джейн улыбнулась.

— А ты знаешь, что такое рай? Вот я хорошо представляю его. Это место, где тебя никто не обязывает делать что-то, никто ничего не запрещает. Ты берешь у других все, что тебе нужно, и те отдают все, а ты в то же время делишься с ними тем, в чем нуждаются они. Все принадлежит всем, всем хорошо, все любят всех. Ты все время живешь в радости.

— И вокруг тебя звучат арфы и трепещут крылья ангелов, — с усмешкой парировал Оливье.

— Ты шутишь, но даже такое становится возможным на Земле, если ты этого хочешь. Стоит только захотеть. А ты? Что ты хочешь найти в Катманду?

Оливье резко помрачнел.

— Мне нужно только то единственное, что имеет значение. Это деньги.

— Ты сошел с ума! Как раз это не имеет никакого значения!

Оливье ответил очень резко, потому что только такой тон помогал ему

убедить самого себя, что он прав:

— И что тогда имеет значение? Как еще ты можешь стать сильнее, чем негодяи вокруг тебя?

Джейн на мгновение остановилась и посмотрела на собеседника изумленными глазами, ставшими от удивления еще больше.

— Если у тебя будет много денег, ты сам станешь негодяем! У меня денег было гораздо больше, чем я в них нуждалась. Мой отец — это настоящий мешок с деньгами. Он брал их у всех, и хотя потом все брали у него, ему трудно расставаться с золотишком.

Они молча шагали рядом. Потом она спросила:

— А у тебя, чем твой отец занимается? Он богатый?

— Он умер. Когда мне было всего шесть месяцев.

— А мать?

— Я только что потерял ее.

Вечером они разожгли костер в небольшой ложбине, где протекал ручей. По дороге купили риса и фруктов на деньги Оливье. Гарольд сварил рис в котелке, и они быстро уничтожили варево без каких-либо приправ. Оливье начал привыкать к простоте привычек своих спутников, считавших, что еда существует для того, чтобы питаться, причем, без каких-либо изысков. После рисовой каши фрукты показались лакомством.

После ужина Гарольд тут же задремал. Свен курил, сидя у костра. Оливье негромким голосом рассказывал лежавшей рядом с ним Джейн

о майских событиях.

Джейн приподнялась и, опустившись на колени, посмотрела в лицо Оливье.

— Драться. Это никогда ничего не дает. Все это знают и все равно дерутся. Мир полон кретинов.

Она взяла у Свена сигарету и затянулась. Указательным пальцем руки, державшей сигарету, она начертила окружность на лбу Оливье.

— Твоя революция должна произойти здесь.

Затем рука Джейн медленно спустилась ниже вдоль лица юноши и поднесла сигарету к его губам.

Он схватил ее руку твердо и нежно, отобрал сигарету и внимательно посмотрел на нее.

— О ваших идеях можно было бы поспорить, если бы не было этого.

И швырнул сигарету в костер.

В этот момент Гарольд вскочил на ноги с криком:

— Тихо! Слушайте!

И он протянул руку в направлении долины, по которой они шли днем.

Все прислушались. Они почти ничего не улавливали, скорее, лишь догадывались о шуме, который Гарольд, чуткий, как хищное животное, уловил раньше них, несмотря на сон. Это был мощное равномерное рычание двигателя большого автомобиля.

— Американская машина! — крикнул Гарольд.

В этот момент пучок света фар осветил склоны долины, метнулся в сторону и выхватил из темноты добрую сотню метров дороги.

— Прячьтесь! Скорее!

Гарольд подтолкнул Свена и Оливье к кустам, подобрал сумку Джейн и сунул ее девушке в руки.

— Давай на дорогу, быстро!

И вытолкнув Джейн на проезжую часть, опрометью кинулся в кусты, где уже сидели Свен и Оливье.

Сверхмощная американская спортивная машина неслась на девушку. Не оставалось сомнения, что водитель уже увидел фигурку в джинсах и легкой блузке, машущую рукой. Звуки клаксона и слепящий в упор свет фар не произвели на нее никакого действия: девушка стояла как вкопанная. Машина замерла в нескольких сантиметрах от нее. Из-под визжащих покрышек во все стороны летел гравий.

Дверцы машины распахнулись, кто-то выскочил и подбежал к Джейн, стоящей как на освещенной сцене. Это была женщина того неопределенного возраста, к которому относятся весьма ухоженные особы после сорока лет. Даже из темноты она производила впечатление отшлифованного свежекрашенного изделия. Дама-водитель накинулась на Джейн, ругаясь на английском языке с американским акцентом, требуя освободить дорогу и убраться отсюда, потому что ее машина не предназначена для перевозки мусора. Джейн не двинулась с места. Женщина замахнулась, чтобы ударить ее. Но не успела: Оливье перехватил ее руку и резко толкнул грубиянку к машине.

— С тобой все в порядке? — с тревогой спросил Оливье. — Эта дрянь чуть не задавила тебя!

— Смотрите-ка! Француз! — воскликнула американка. — А вы не могли оказаться здесь чуть раньше?

— Здесь есть еще англичанин, — сообщил улыбающийся Гарольд, возникнув из темноты. — И один швед!

Он протянул руку в направлении границы между светом и темнотой, откуда, пробив стену ночи, появился Свен со своей гитарой.

Американка явно заинтересовалась Гарольдом. Короткая бородка юноши и его взъерошенные волосы выглядели в световом потоке ярким нимбом. Почему бы не подарить женщине, лишенной признаков возраста, ослепительную улыбку? Одновременно Гарольд подумал о дорогой комфортабельной машине и обо всем остальном, что должно сопровождать ее владелицу.

— Святой Жан! — потрясенно воскликнула женщина. — Святой и грешный!

Не удержавшись от смеха, он представил американке своих товарищей. Лорен, так она назвала себя, пригласила всех в машину. Г арольд сел рядом с ней, остальные расположились на заднем сиденье. Перед внутренним взглядом Оливье опять возникает образ Джейн, такой, какой он увидел ее в ночи — облитую светом фар несущегося на нее автомобиля, спокойную и безразличную к смертельной опасности. И, кажется, даже счастливую!

Черт возьми! Ведь это все сигарета! Какая дрянь!

Он ничего не может изменить. Это не его дело. Она может травить себя сколько угодно, если это ей нравится.

— Вы, разумеется, тоже хотите попасть в Катманду? — спросил он Лорен агрессивным тоном.

— Я не хочу туда попасть. Я там живу вот уже пять недель. А сейчас возвращаюсь из поездки по одному делу.

— И что вам нужно в Катманду? Вы тоже мечтаете увидеть лик божества?