Без Отечества… - Василий Сергеевич Панфилов

Это рослая, ширококостная дама с некогда привлекательным, но несколько угловатым лицом и массивной, широкой челюстью, какие не редки на севере Европы. Волосы прекрасные, тёмно-русые с медовым оттенком, тронутые лёгкой проседью. Движения несколько размашистые, резкие, почти мужские, но видно, что она пытается сдерживать себя.

— Алекс, — улыбнулась она почти приязненно, но серые глаза, прячущиеся под набрякшими веками, смотрят с…

… холодком? Хм, а пожалуй что и нет, скорее — с некоторым недоумением и опаской. Ну, если она тоже читала газеты, это и неудивительно…

— Фру Магда, — не сразу ответил я, заново собираясь воедино из множества осколков, — рад видеть вас!

Целуя пухлую руку хозяйки, окончательно пришёл в себя. Когда я выпрямил голову, в холле был уже не мальчик Алёша, а Алексей Юрьевич Пыжов, потомок старинного боярского рода, уважаемый букинист и антиквар, принятый (хотя и с оговорками в силу возраста) в салонах Москвы и Севастополя. А ещё — начинающий политик и общественный деятель, который, пусть даже без особого на то желания, оказал на это самое общество заметное влияние.

Мерятся взглядами с хозяевами дома моветон, но на миг наши глаза всё ж таки встретились, и я приоткрыл шторки, позволяя увидеть настоящего себя. Растерянно моргнув, тётушка Магда улыбнулась неуверенно…

… но я уже делаю шаг назад, позволяя ей взять себя в руки, и к её чести, женщина быстро справилась.

— Я провожу вас вашу комнату, Алекс, — улыбается она, — и пожалуйста, зови меня тётушкой Магдой, мы же всё-таки родственники!

— Хорошо, тётушка Магда, — улыбаюсь в ответ, подстраиваясь под её широкий, мужской шаг.

На ходу ведём полусветский разговор ни о чём и обо всём сразу. Внешне поверхностный, легковесный, приязненный, но позволяющий, тем не менее, прощупать собеседника, не переходя некие грани и даже не подступаясь к ним.

Она хозяйка дома и потому имеет фору, но это не слишком ей помогает. Всё ж таки жизнь в древней столице, и бытие провинциальных помещиков средней руки, это несколько разные вещи.

А внешне — да, всё очень тепло, по-родственному, уютно и дружелюбно. Собственно, так оно и есть, просто с поправкой на аристократический менталитет и выстраивание иерархических отношений.

Пытаюсь показать, что я уважаю её и её положение, никоим образом ни на что не претендуя, но не желаю при этом встраиваться в иерархию на положении младшего родственника. В этом уравнении нужно учитывать возраст, пол, настоящее и прогнозируемое общественное положение, образование, знакомства и прочее, прочее…

— … рекомендательные письма, — небрежно бросаю я, называя имена и учёные регалии.

— … на приёме у герцога… — парирует она, нервно обмахнувшись платочком.

— … старинные фолианты, — продолжаю свою связку я, — … переводы старинной поэзии. Считаются эталонными…

Выпад достигает цели! Вещи такого рода почти никогда не приносят денег, но вот статус…

… и связи.

В светском обществе прилично, а скорее даже — уместно интересоваться искусством, историей и литературой, да ещё, пожалуй, лошадьми и военным делом. А монетизация такого рода хобби не считается хоть сколько-нибудь предосудительным даже самыми строгими ревнителями светской морали. Собственно, аристократии прилично заниматься искусством, политикой и войной, желательно совмещая эти занятия.

Хотя я и не имею на то никакого желания, но в образ аристократа, нежно лелеемый ревнителями старины, я вписываюсь почти идеально. Поскольку мне это нисколько не мешает, скорее даже наоборот, время от времени, на публику, я отыгрываю это с должным тщанием. Да и вообще, стараюсь держаться в неких рамках, потому как общество пока сословное, и аристократия в Европе, особенно старая, имеет заметный вес.

Если уж быть точным до последней запятой, полностью эталонный аристократ деньги не зарабатывает, а тратит. Он занимается политикой, управлением Государством или просто путешествует, а деньги, активы и земли прирастают к нему сами по себе. Как бы.

— Кстати, с этой картиной в нашей семье связана достаточно интересная история, — на правах женщины и хозяйки дома меняет тему тётушка Магда, останавливаясь в коридоре, — Кажется, в начале восемнадцатого века…

— В конце семнадцатого, — поправляет её матушка.

— Неужели? — делаю заинтересованный вид и слушаю действительно недурственную семейную легенду, в которой причудливо переплелись малые голландцы[13], игра в кости с капитаном прусских драгун и Наполеоновские Войны, когда утраченная картина снова вернулась в семью. По материнской линии с тётушкой Магдой у нас общий предок, так что слушаю с искренним интересом. Да и рассказчицами матушка и тётушка Магда оказались неплохими, увлечённо дополняя друг друга.

Светские разговоры, по молчаливому соглашению сторон, остались в прошлом. Разговор перескочил на живопись, в которой я, хотя и разбираюсь вполне недурственно, не стал давить ни своим знанием классической школы живописи, ни прогнозами по части современного искусства. Так что разговор закончился, как ему и было должно, на приятной ноте.

… закрыв за собой дверь комнаты, я обессилено стёк вниз и долго сидел с закрытыми глазами на холодном полу, не в силах встать. Наконец, упираясь руками в колени, встал и нашёл в себе силы оглядеть комнату.

Небольшая, но светлая, чистенькая. Окна на задний двор, но не на коровник, как я подсознательно ожидал, вид вполне пристойный и пасторальный.

В комнате, ближе к двери, у окна письменный стол старинной работы, два стула, шкаф и комод. На стенах зеркало в простой раме, несколько пейзажей, не представляющих особого интереса, и потёртый, но вполне недурственный ковёр на полу. Ремонт и общая обстановка приличные, но несколько безликие, так что скорее всего, комнату используют в качестве гостевой.

В дверь постучали, и не дожидаясь ответа, женский голос произнёс:

— Ванна готова, херр Пыжофф!

— Хм… — стало ясно, что на полу я просидел много больше, чем показалось. Тяжело дался разговор… Вести светские разговоры, когда одна часть сознания рассыпалась на пушистое облачко просто потому, что рядом мама, мягко говоря, непросто.

Взяв из чемодана чистую одежду, прошествовал в ванную и погрузился в мир начищенной старинной меди, кувшинов с кипятком и услужливо-деловитой горничной, предложившей мне свои услуги.

По законам жанра, горничной полагается быть молодой и привлекательной особой с чёртиками в глазах, но увы, статями и физиономией она напомнила мне скорее старую клячу, да и пахло от неё какой-то конюшней. Впрочем, даже если всё было иначе, я бы не стал распускать руки и каким-либо образом дискредитировать себя.

За время, пока я купался, горничная разобрала мои вещи, развесив их по шкафу и разложив в комоде.

— Ах ты ж… — вполголоса ругнулся я, с колотящимся сердцем проверяя зашитые в одежду ценности. На месте,