Бунт обреченных - Уильям Бартон

— Доброе утро, мэр. — Затем бросил на меня взгляд, полный заинтересованности, смешанной с подозрительностью, типичной для полисмена, причем, одновременно он внимательно, но ненавязчиво осмотрел мое оружие.

Прочитав его имя на нарукавной нашивке, я спросил:

— Ты Марш Донован?

Подозрение возросло, и он целиком переключил свое внимание на меня. Кто-то хорошо тренирует местных головорезов, факт. Может, став полицейским, он самостоятельно вырабатывал хватку, тренировался, развивал силу и ловкость. Ну, тогда этот тип — большой талант.

Протянув руку, я улыбнулся:

— Помнишь меня? Я — Атол Моррисон.

Мужчина оторопел от неожиданности, затем изумление на его лице сменилось радостью:

— Сукин сын! — Схватив мою кисть в обе свои ручищи, он усиленно затряс ее, осклабясь во весь рот. — Черт, я слышал, что ты возвращаешься. Как, черт тебя побери, поживаешь? — Двое других дежурных, подойдя поближе, внимательно рассматривали меня. Они выглядели гораздо моложе Марша. Вероятно, когда я уехал, им было всего по несколько лет.

Из здания послышался резкий скрип, и через дверь проник яркий голубой свет. Марш и его подчиненные отвернулись и быстро достали из нагрудных карманов странные, громоздкие защитные очки с красными стеклами. Легонько хлопнув меня по плечу, отец тоже отвернулся. Но я остался стоять и лишь прищурился.

Когда дверь открылась, оттуда хлынул ослепительный свет, а в нос ударил сильный, резкий запах метана. Людям бы надо быть поосторожнее с Голубыми станциями из-за постоянной угрозы взрыва, но их технология должна насчитывать сотни миллионов лет развития. Все мужчины, стоявшие в дверном проеме, были темнокожими; кто от природы, кто загорел до черноты, и даже густая поросль черных волос у некоторых из них не уберегла кожу Лоснящиеся от пота, согнувшиеся под тяжестью больших пластиковых мешков, обнаженные, мускулистые, откормленные личности со спутанными, всклокоченными, мокрыми волосами. Да, их действительно хорошо кормят, почти как нас.

Люди неподвижно стояли, ожидая, пока другой мужчина, стройнее их, но такой же сильный и мускулистый, одетый в шорты, несущий металлический стержень, не вышел из-за их спин. Присмотревшись, я понял, что это вовсе не представитель сильного пола, а женщина, похожая на культуристку, с маленькой грудью, немного выступающей из-под сплошной стены мускулов. На цепочке висел свисток, на носу находились очки с красными линзами, на макушке сидел поппит, расплывшийся, поджавший все свои восемь ног — один сплошной круг из красных глаз и зубастой пасти. Присмотревшись, можно было увидеть, как тяжело дышит существо, практически оно спало.

Женщина подошла к стойке, от жары на ее сосках собирались капли пота, стекавшие затем на мускулистый живот и пропадавшие под поясом шорт.

— Привету Марш. Видел где-нибудь мою рубашку?

Мужчина усмехнулся и выудил из-под стойки белый топ, хорошенькую майку, небольшой кусок материи:

— На, Сэди, она все еще здесь.

Женщина одной рукой взяла майку, поднесла ближе к себе, но не попыталась надеть, а вытерла потную шею другой рукой.

— Черт, как жарко сегодня!

В дверном проеме, слегка покачиваясь, поигрывая мускулами под тяжестью груза, прищурив глаза, стояли темнокожие мужчины. Они ждали.

Сэди взглянула на меня, затем на отца:

— Привет, мэр. — Слегка кивнув головой, она отвернулась — мы не представляли интереса для ее мира. Женщина дважды дунула в свисток — два резких звука, и мгновенно мужчины в дверях прыгнули вперед, топая босыми ногами по тропинке, следуя за Сэди, которая, пробежав по мосту, скрылась за домами поселенцев. Марш и отец наблюдали за ее уходом, оба явно заинтересованные в том, что они видели. Наконец, полицейский спросил:

— Ты помнишь Сэди Миллер?

Конечно, помню. Когда я уезжал, ей было лет десять — тоненькая, грубая, маленькая девчонка. Вторжение ничуть ее не изменило, она стала лишь чуть-чуть грубее.

— Это трудная работа. У нас существуют определенные проблемы с нанятием людей на такую службу, — сказал отец.

— Мне хотелось бы посмотреть на твое рабочее место, Марш, — попытался я сгладить неловкость.

С непроницаемым лицом тот взглянул на отца, затем перевел взгляд на меня:

— Конечно, Ати.

Выудив из ящика пару защитных очков с красными стеклами, Марш вручил их мне:

— Мой офис в твоем распоряжении, можешь оставаться там, сколько душе угодно. А потом пойдем попьем где-нибудь пивка, а?

— Конечно, когда захочешь. Я здесь буду еще несколько недель.

Надев очки, я прошел через пневматическую прозрачную дверь и, оказавшись в совершенно другом мире, стал ждать, пока глаза адаптируются к освещению. Даже с защитными линзами сделать это было довольно затруднительно — ультрафиолетовый свет проникал через них, пощипывал кожу, припекал ее через оправу очков. Когда бы я ни смотрел вверх, на потолок, я чувствовал легкую, покалывающую боль — моя радужная оболочка пыталась адаптироваться и не могла. Внутренний конфликт — тусклый свет и мощное сияние.

На грязном полу, покрытом противной стоячей водой, отдаленно напоминавшей болотную, кишащую чуждыми микроорганизмами, цвела черная растительность — черный вьюнок, маленькие голубые цветы, похожие на жуков. На ползучих стеблях раскачивались поппиты, часть их ползала по полу, падала в воду. Прямо как дома…

Мою кожу начало покалывать и пощипывать — результат ультрафиолетового излучения, взрастившего искусственную флору и фауну. Что бы там ни жило, оно так и не появилось — я слишком заметная и совершенно чуждая этому миру фигура.

Всюду суетились люди, коренастые, сильные мужчины и женщины, удобряющие почву навозом, выдергивающие пучш черной растительности. Рабочие были как на подбор, крепкие, пышущие здоровьем. Их спины в сыром влажном воздухе, подернутом дымкой от ультрафиолетового излучения, блестели от пота.

Земляне на поверку оказались лучшими рабами Голубых станций, чем боромилитяне, считающие отправку на них смертным приговором.

Вдалеке послышался звук, напоминающий протяжное, низкое мычание, и отец что-то пробормотал вполголоса. Мне был известен этот звук. Я прикрыл рукой и без того прищуренные глаза и шагнул вперед, ступив в жидкую грязь. Раздался громкий, чавкающий звук, и во все стороны посыпались брызги.

Люди обычно называют их афидами. Они представляют собой двуногих животных, с головы до ног покрытых переливающейся голубой чешуей, с толстыми короткими хвостами, а главной отличительной особенностью их собачьих морд являются ярко-красные глаза. Эти человекообразные животные мычат подобно коровам.