Подарок от кота Боба. Как уличный кот помог человеку полюбить Рождество - Джеймс Боуэн

Нередко по утрам она будила меня пинками и гнала прочь от магазина. А когда я попытался ее осадить, осыпала меня оскорблениями.

К счастью, в сочельник ее нигде не было видно. Я пришел на Монмут-стрит ближе к вечеру, и все магазины уже закрылись. Пока добропорядочные лондонцы внимали рождественским проповедям или сидели перед телевизором, наслаждаясь горячим сытным ужином, я лежал на земле, завернувшись в спальный мешок, и дрожал от холода, чувствуя себя одиноким и никому не нужным. Ни один прохожий не подошел, чтобы спросить, все ли со мной в порядке. А впереди у меня была невероятно долгая и тоскливая ночь.

В конце концов мне удалось уснуть. Я проснулся поздним утром; вокруг стояла удивительная тишина, Лондон словно обезлюдел. Два человека вышли из отеля, но столица все равно напоминала город-призрак.

У меня не было никаких планов на Рождество (а если говорить начистоту, то и на всю оставшуюся жизнь). Я знал, что поблизости есть несколько приютов, где можно пообедать, и решил попытать счастья в одном из них. Собрав картонки и спальный мешок, я отправился в путь. Проходя мимо отеля, я заглянул в окно и увидел нарядных людей с бокалами шампанского в руках. Они только начинали праздновать, и впереди их ждал чудесный день. Я представил, какие рождественские блюда стоят на столах, и сглотнул слюну. Но, скажу честно, я им не завидовал. Я понимал, что они тяжело работали весь год и заслужили праздник. Я не хотел им его портить.

Я уже зашагал было дальше, когда встретился взглядом с одним из гостей отеля. Он смотрел как будто сквозь меня, словно я невидимка и не достоин того, чтобы поднять ради меня бокал или пожелать мне счастливого Рождества.

Мне стало очень жалко себя, но если я думал, что хуже быть не может, я ошибался. В то время мы с отцом почти не общались. Я пропал почти на год, и, когда наконец объявился, он был в ярости. Сначала он вообще отказывался подходить к телефону, потом наорал на меня и бросил трубку. Конечно, у него было полное право злиться – весь этот год он с ума сходил от беспокойства. На прошлой неделе мы снова поругались, и я ясно понял, что в его доме на Рождество меня не ждут. Тем более что он как раз собирался разводиться со своей женой Сью.

И все же я зашел в телефонную будку и набрал номер отца. Наверное, мне не стоило удивляться прохладному приему. Трубку взяла Сью.

– С Рождеством, Джеймс, – не слишком приветливо сказала она.

– И тебя. Отец дома? – спросил я.

Я слышал, как Сью прикрыла ладонью трубку и что-то сказала в сторону. Потом, прочистив горло, вздохнула:

– Мне очень жаль, Джеймс, но он не хочет с тобой разговаривать.

– Понятно.

Я чувствовал, что слезы подступили к глазам. Да, я разочаровал отца и добавил ему седых волос, но все же… Все же я надеялся, что он подойдет к телефону.

– Ты в порядке, Джеймс? – спросила Сью.

– Да, да. – Я попытался взять себя в руки. – Счастливого Рождества!

И я повесил трубку.

Я поплелся в сторону Дин-стрит в Сохо, где благотворительная организация «Centrepoint» открыла временный приют. Меня там знали – я ночевал у них несколько раз.

В дверях стояли несколько волонтеров, с одним из них я уже встречался.

– Привет, Джеймс. С Рождеством.

– И тебя. Свободные места за столом еще есть?

– Вообще-то у нас битком… – начал один из волонтеров, но мой знакомый остановил его, сказав, что все в порядке, я свой.

– Конечно, Джеймс. Заходи.

Ближе к зимним праздникам такие приюты появляются по всему Лондону. Там можно переночевать и даже получить порцию рождественского обеда. Он, конечно, не сравнится с тем, что подают в отеле «Ковент-Гарден», но на такую роскошь глупо было рассчитывать. Да меня и не особо волновало содержимое тарелки. Жареная картошка, индейка, ветчина, брюссельская капуста и много подливки – королевское угощение для того, кто провел ночь на мостовой под вентиляторами. Главное, что сытно, тепло и можно попросить добавки. А потом еще и рождественским пудингом полакомиться.

Набив живот, я наконец оторвался от тарелки и посмотрел по сторонам. За самодельным столом сидело человек тридцать; многие из них были наркоманами, с которыми нужно держать ухо востро. Я как-то ночевал в приютах с такими людьми – если им понадобится, они стянут с тебя носки, пока ты спишь. Я до такого еще не докатился.

После обеда я подсел к бродягам, игравшим в настольные игры. Во многих не хватало фишек (мало кто жертвует на благотворительность новые вещи), и мы использовали пуговицы и крышки от кока-колы. На столе стояли шоколадные конфеты, и я постарался съесть, сколько мог.

Потом мы смотрели телевизор. Кажется, показывали «Кто хочет стать рождественским миллионером?», и участник как раз взял подсказку «пятьдесят на пятьдесят». В то время я был не способен оценить иронию жизни, но, если подумать, я тоже играл со своей судьбой, вот только подсказки подошли к концу, а на кону стоял не миллион, а моя жизнь.

Ночь я провел в приюте, под кайфом. В преддверии Рождества я как-то сумел накопить достаточно денег, чтобы обеспечить себе недельный запас героина. Про еду я даже не подумал, спустив все на наркотики. Я разложил порошок по пакетикам и хотел тратить их экономно, не больше одного-двух в день. Но у наркозависимых плохо получается себя контролировать – наркотики закончились на вторые сутки. Рождество и следующий день я почти не помню – их украл героин. Оглядываясь назад, я понимаю, как сильно рисковал. Во время праздников наркоторговцы любят толкать грязный товар, они примешивают к наркотикам землю и бог знает что еще, не задумываясь о том, сколько человек в результате умрет мучительной смертью. Я купил героин у крайне подозрительных типов, но мне повезло, хотя шансы мои были невелики. Да, я пережил Рождество, но лишь для того, чтобы купить еще одну дозу.

Меня выкинули из приюта двадцать седьмого декабря, к тому времени я держался на «фильтрах». Так торчки со стажем называют клочки ваты, промыв которые можно добыть остатки героина и протянуть еще немного. Это все равно что использовать старые чайные пакетики. Только от чая, насколько я знаю, ни у кого не бывает ломки.

Меня же ломало со страшной силой, я нуждался в полноценной дозе. И опять умудрился где-то раздобыть денег. Когда дело касается наркотиков, торчки проявляют чудеса изобретательности. Потому что для них это вопрос жизни и смерти. В какой-то момент я заметил свое отражение в окне магазина. На меня тоскливо смотрел сломленный, больной человек, в котором я с трудом узнал себя.

И сейчас, глядя на лежащего на земле парня, я снова видел того опустившегося наркомана. Интересно, а что думали люди двенадцать лет назад, когда проходили мимо? Кто-нибудь предложил мне помощь? Нет! Кто-нибудь вообще обратил на меня внимание? Нет! Или я об этом никогда не узнаю.

Я все никак не мог выбросить из головы мысль о том, что этот опустившийся парень выбрал для ночлега в сочельник то же самое место. Ему и лет было столько же, сколько мне тогда. И внешне мы были немного похожи. Такое чувство, будто я отыскал окно в прошлое и теперь смотрел на самого себя. Будто я оказался на страницах «Рождественской песни» Диккенса и меня овеял дух прошлого Рождества. От подобных мыслей становилось не по себе.

Боб, кажется, был потрясен не меньше моего. Он спрыгнул на землю и принялся ходить вокруг бродяги, словно беспокоясь за его здоровье. И у него были на то веские причины. Если парень пролежит здесь несколько часов, то, скорее всего, умрет от переохлаждения.

Я знал, что многие благотворительные организации на праздники оборудовали приюты в пустующих зданиях и школах. Они предлагали бездомным чистую кровать и нормальную еду на несколько дней. Скорее всего, по улицам ходили добровольцы, разыскивавшие таких, как этот несчастный. Ему нужно найти кого-нибудь из них, и пусть они отведут его в приют.

Я был практически уверен, что парень не под кайфом. Скорее всего, он просто вымотался до такой степени, что уснул, несмотря на холод. Я легонько пнул его под ребра. Сперва ничего не произошло, и я даже начал волноваться, но в конце концов бедолага заворочался и недовольно замычал.

– Чего надо? – послышалось из спального мешка.

Я заглянул к себе в карман. Там лежало примерно двадцать фунтов. Дома еще остались деньги, поэтому я сунул парню десятку:

– Держи. Иди выпей кофе и отправляйся в приют.

Он снова недовольно замычал, но все-таки вылез из мешка.

– Ага. Хорошо, – кивнул он, ежась от холода.

– Приятель, я не шучу. Ты тут околеешь.

– Ага.

– Ну смотри. – Я покачал головой и пошел прочь.

Я боялся, что парень опять уснет, поэтому несколько раз обернулся и проверил, как он там. К счастью, бездомный прислушался к моему совету и стал собирать вещи. Когда мы с Бобом дошли до Севен-Диалс, парень уже скрылся из виду, растаяв в снежной пелене, словно его никогда и не было.