Женщина за стеной. Лирика - Константин Ваншенкин

"Бросками мерил первопуток…"

Бросками мерил первопуток,В сугробах спал, в болотах мок.Свою шинель по десять сутокПорою высушить не мог.

Однако, шла война покуда,Все мысли были об одном,И ни малейшая простудаНе приставала под огнём.

Вполне понятно было это.А что до язвенных больных,Войны невольная диетаШутя вылечивала их.

Недавно вспомнил в разговоре,Как, всё отчётливей видны,Вдруг проступили наши хвориПо окончании войны.

"Пробивают проспекты сквозь город…"

Пробивают проспекты сквозь городИли просеки тянут сквозь лес, —Окружённый щитами заборовИли в чащах зияет разрез.

Крупный клён, как ты вымахал мощно,Шелестящий, зелёный, прости, —Ты давно уже думал, что можноБезбоязненно дальше расти.

Старый дом, ты надёжен и проченИ ещё простоял бы сто лет.Выбор места был, видно, порочен,В этом гибели крылся секрет.

С точки зренья законов и этик —В самый раз для езды и ходьбы.Только жаль неудачников этих,Оборвавшейся этой судьбы.

Над косогором

На скамеечке, над косогором,Две старухи сидят в вышине,И открыта их выцветшим взорамВся волнистая местность вполне.

Там шоссе изгибается твёрдо,И по краю гудронной волны —Как дорожные столбики — вёдра,Что напыщенных яблок полны.

Проезжающий лезет в бумажник,Про себя усмехаясь хитро,Помещает покупку в багажник,А рублевку в пустое ведро.

Две старухи сидят на припёке,Непричастные к этой возне.Ровной осени тонкие токиВходят в кровь или бродят вовне.

И почти задевая соседок —Так безбожно сады разрослись, —Обрываются яблоки с ветокИ стремительно катятся вниз…

Обучаю игре на гитаре

Мы к друзьям совершаем визит,О другом и не думая даре.Объявленье в подъезде висит:«Обучаю игре на гитаре».

И прихлынула к сердцу волна,И струна загудела витая,За распахнутой створкой окнаВ переулках вечерних витая.

Вы простите, но сам я не рад,Я сегодня как будто в угаре.Десять раз повторяю подряд:«Обучаю игре на гитаре».

Я не знаю, как жил до сих пор,Это всё ни на что не похоже.Лишь послышится струн перебор,И тотчас же — мурашки по коже.

Мелкий дождик весь день моросит,Лужи круглые на тротуаре.Объявленье в подъезде висит:«Обучаю игре на гитаре».

Обрывается с крыши струя,Листья падают — чёт или нечет.И прислушайтесь: это мояОсторожно гитара лепечет.

Вам понравилось или вы так?Или, может, я правда в ударе?Написал же какой-то чудак:«Обучаю игре на гитаре».

Послевоенное

Жмётся ситчика пестротаК гимнастёркам довольно частым.За рекой ещё пустота,Где садовым дремать участкам.

А где белым стоять домам,Магазинам, химчистке, школе —Полевая дорога тамДа с картофелем пыльным поле.

Но как сбывшийся долгий сон,Так томительно и уместно,Возникает прекрасный стонНачинающего оркестра.

В мытых окнах дрожит закат,День безоблачный провожая.На руках матерей лежатДети нового урожая.

Метель на военном кладбище

На военном кладбище метель.И фигуры эти из гранитаСловно бы выискивают цель,Что в снегу клубящемся сокрыта.

Замело по пояс и по грудь,Залепило густо их глазницы.Всё равно им виден этот путь —От Москвы до западной границы.

Женщин речь отчётливо слышна,Радости былые и обиды.Только смерть им больше не страшна,Потому что все они убиты.

И бредут из белой темнотыСилой твоего воображенья,Да метели длинные жгутыСоздают иллюзию движенья.

"Полоска зари золотая…"

Полоска зари золотаяГорела меж елей, когдаКлубилась река, замерзая,Пытаясь уйти ото льда.

Казалось, что эти морозыОсилить её не вольны.Но выросли утром торосыПосмертные маски волны.

Баллада о гигантских шагах

Гигантские шаги! —С верёвкой столб над лугом.И делают кругиКто хочет, друг за другом.

Разломленная тишь,И в слитном пёстром гамеРаскрученно летишьГигантскими шагами.

Но вот скажите мне —Понятно ль для потомка,Что значит на войнеПопутная трёхтонка.

Мелькнула по леску,Потом по косогору.Я выскочил к мосткуИ замахал шофёру.

Он чуть притормозил,Но не удобства ради.Я ж, не жалея сил,Успел схватиться сзади.

Но тело через бортНе перекинуть сразу.А он, спеша как чёрт,Наддал тотчас же газу.

Уже стемнело чуть.И бедными ногамиЯ мерил этот путьГигантскими шагами.

По двадцать метров шаг.Паря почти как птица.А ветер пел в ушах,И страшно отпуститься.

Стонал карданный валИ на ухабах ухал.Я сбоку оставлялДымки походных кухонь.

Я нёсся всё быстрей,Мчал мимо — как спросонокЗенитных батарейИ бомбовых воронок.

Когда ж остановилШофёр свою трёхтонку,Мне не хватило силДать ходу потихоньку.

Он пнул ногою скат,Пошёл к рядку палаток.Заметил: — А, солдат.Доехал? Ну, порядок!..

"С Симоном Чиковани…"

С Симоном Чиковани,Расслабленные столь,Сидели на диванеВ гостинице «Бристоль».

Вечерняя ВаршаваЗа окнами текла,Вершила и свершалаПривычные дела.

Каштаны в полном ростеСтремились от земли.Назад минуту гостиПростились и ушли.

Средь комнаты виселиТабачные пласты.(Бутылки «Енисели»,Естественно, пусты.)

Но поздняя прохладаПолзла, как будто с гор,И, не теряя лада,Тянулся разговор…

Опять за пеленоюВидны издалека —Лицо его худоеИ тонкая рука.

Жёны поэтов

В прошлое взглядом пройдуся,Где мы бывали стократ.Галя, Лариса и Дуся —Жёны поэтов стоят.

У освещённого входаСнежный взвивается прах.Сколько, однако, народа,Шума на тех вечерах!..

Как они гордо встречалиС невозмутимостью всейРадости или печалиИх беспокойных мужей.

На слово, что ли, поверьте:С ними, а часто одни,Всё-таки в той круговертиСчастливы были они.

Послевоенные годы.Слабо устроенный быт.То ли от вьюжной погоды,То ли от строчек знобит.

Змея