Опалы Нефертити - Петр Бобев

Не дожидаясь, когда верблюд станет на колени, он спрыгнул с седла. И целый километр бежал рядом с верблюдом. Лишь после этого снова взобрался в седло. Все чаще под ногами верблюда стали пробегать колючие лягушки и ящерицы. Значит, пустыня совсем близко.

Проходя мимо акациевых кустов, верблюд неожиданно отпрянул в испуге в сторону. Ездок едва удержался в седле. Под кустами, не замечая их, боролись два питона. Неизвестно, кто из двух поймал маленького кенгуренка, но сейчас они оба, ухватившись за него с двух сторон, спешили проглотить его. Не уступал ни один, ни другой. Оба заглатывали его, плавными спазмами в глотках проталкивая его все дальше внутрь. Вот уже они плотно уперлись друг в друга головами. И вдруг один питон, неожиданно широко раскрыв пасть, заглотил голову противника. И начал поглощать ее вместе с общей добычей. Понятно, другого выхода у него не было. Зубы у питона загнуты вовнутрь. Если он ухватил ими что-нибудь, уже не выпускает.

Том Риджер не стал досматривать конца развязки этой жестокой схватки и пришпорил своего верблюда. В сознании невольно возникло сравнение: «Так же, как и мы. Заглотили опалы. И никто не хочет отпускать. И тот, кто сильнее, тот, кто может разинуть шире челюсти, проглатывает соперника. Как с Биллом Скитальцем... Плохо устроен мир... Почему, в самом деле, для того чтобы выиграть, необходимо совершить преступление... Почему?..»

Из кармана его рубашки вдруг раздался хохот кукабурры, похожий на смех пьяной женщины. Радио начало свою передачу. В то же мгновение с эвкалиптового дерева над его головой отозвалась настоящая кукабурра. Он взглянул на верх и увидел двух серых птиц с синими пятнами и чем-то вроде домино на глазах. Некоторые не выносят их из-за мефистофельского смеха. Но большинство людей их любят. И прощают им маленькую слабость — воровство детских игрушек. «Маленький Джон», как ее с любовью назвали белые поселенцы, служит людям внештатным метеорологом. Смех ее предсказывает бурю. Люди утверждают, что кукабурра не ошибается. Ее и не убивают. Может быть, они так великодушны к птице из-за другого. Так, утконос и коала находятся почти на грани истребления из-за своих ценных шкурок. Кенгуру и эму спаслись, потому что их мясо не особенно пришлось по вкусу европейцам. Мясо кенгуру дают только свиньям. Том вспомнил рецепт приготовления кукабурры: «Птица кладется в кастрюлю вместе с камнем и варится до тех пор. пока камень не станет мягким».

Инспектор заспешил. Он опасался, как бы во время бури ему не остаться одному в пустыне, без Бурамары, который, как всякий туземец, никогда не заблудится. Когда он слез с верблюда, его бывший помощник стоял возле трупа.

— Что это все означает? — спросил он, бросив на Крума стальной взгляд.

Видимо изумленный, Крум все же быстро овладел собой.

— Я специально поехал, не предупредив тебя, — быстро ответил он.

— Вот как! А почему, смею...

— Чтобы ты мне не мешал. Я не разделяю твоего мнения, будто эти убийства — дело рук аборигенов.

— Докажи!

Крум пожал плечами.

— Как раз этим я и занимаюсь.

И, обернувшись к следопыту, он сказал:

— Давай, Бурамара! Прочти нам, что там говорится в твоей книге.

Чернокожий, молчаливый и хмурый, подошел к трупу. Ночью динго не нашли его, а сейчас только начали собираться стервятники, которые летали над ним все более сужающимися спиралями.

Чтобы не мешать, оба полицейских отошли в сторону. Закурили.

Еще не перевернув трупа, не взглянув на его лицо, Бурамара бросил им через плечо:

— Скорпиончик!

Оба его спутника, которые оставались сейчас лишь зрителями, воскликнули одновременно. Им и в голову не пришло проверять утверждение Бурамары. Для туземца следопыта отпечаток ноги все равно что фотография лица. Крум подумал, что все время он ожидал именно этого.

— Понятно, — вроде как самому себе сказал Том Риджер, — выкопал хороший камень из шахты Плешивого и решил удрать. А дикари его настигли...

Крум покачал головой.

— Или же это он убил Билла Скитальца. И потому сбежал. А тот, кто подстерег, пристукнул его самого, чтобы забрать добычу...

— А копье?

— Копье осложняет дело. Но и европейцы могут метать копья. Среди них есть и чемпионы мира.

Пока они так разговаривали, Бурамара описывал сложные зигзаги вокруг жертвы, высматривая что-то, пальцем прикасался к некоторым следам, наощупь проверял их очертания, их глубину, потом наклонялся к какой-нибудь травинке и сравнивал пыль на ней с соседними листочками, рассматривал другие растоптанные стебельки, выкапывал что-то из песка, в другом месте выдавливал пальцами какие-то отпечатки.

Наконец он поднялся. Его лицо, покрытое крупными каплями пота, было непроницаемым, словно маска, грубо вырубленная топором из красной эвкалиптовой древесины.

— Ну, Бурамара? — спросил его Том. — Что ты узнал нового?

Но тот словно не слышал его. Он прошел мимо Тома, отошел метров на двести, пригибаясь, крадучись, словно обнюхивая следы.

— Он похож на борзую, которая делает стойку, — засмеялся инспектор. — Только как бы вместо куропатки не наткнуться ему на буйвола.

Крум покачал головой.

— Бурамара не ошибается. И ты так же ему веришь, как и я. Жалко, что сейчас все реже встречаются такие виртуозы. Контакты с цивилизацией притупляют их способности читать следы.

— В последнее время я замечаю, — язвительно сказал Том, — что и наш виртуоз начинает издавать фальшивые нотки. Или на него тоже повлиял городской комфорт... Или, может, склероз...

Ветер внезапно усилился. Хотя и с запозданием, кукабурра и в этот раз не ошиблась. Из раскаленной пустыни несло жаром, как из открытой печи. В воздухе заклубилось облачко пыли.

— Земля Австралии летит к морю, — шутливо заметил Крум, провожая взглядом темное облако.

Он не договорил, потому что к нему подошел Бурамара, еще более замкнутый, еще более мрачный.

— Это был не дикарь! — проговорил он тихо, но решительно.

Крум снова уловил в его голосе знакомую боль.

— Его убил белый человек!

Том засмеялся своим угрожающим смехом, от которого трепетали на допросах арестанты.

— С тобой что-то происходит, Бурамара! Ты ночью случайно не приложился к бутылке? У белых людей есть револьверы и ружья. Они не мечут копья.

Чернокожий не ответил. Цвет кожи давно научил его сносить унижения. Это не произвело особого впечатления и на Крума. Начальник его всегда был таким. Плохо, если в чем-нибудь ошибешься и подвернешься ему под горячую руку. Он не наказывает, не ругает. Но насмешки его невыносимее любого наказания.

Ветер усилился. Красноватого цвета облако, которое медленно надвигалось с востока, заслонило солнце. Песчаная пыль начала забиваться в глаза, в горло. До них донеслась далекая приглушенная музыка, грустная песня песков, одновременно угрожающая и благозвучная. В отдельных местах начали подниматься пылевые смерчи.