Секретарь райкома - Виктор Андреянович Неволин

городах, люди все решали самостоятельно и не менее успешно, поскольку основное низовое звено было укомплектовано знающими свое дело кадрами. Я, например, сожалел лишь о том, что из нашего краевого руководства ушел А.А. Кокарев. Человек он был сухой, но человечный. Он берег свои кадры, был смелым и решительным. За людей, которым он доверял, был готов постоять на любом уровне. Его все боялись, и все одновременно уважали за порядочность. Он был резок, умел «разделать», когда виноватый попадал под руку, потом быстро отходил, и это было тоже полезно.

Прошла краевая промышленная партконференция, действительно первым секретарем избрали Гаврилова-Подольского, вторым секретарем – Павла Степановича Колина, бывшего секретаря райкома г. Красноярска. Остальные ответственные работники крайкома комплектовались из прошлого общего крайкома. В Сельский обком ушел один из основных работников по кадрам – Борис Васильевич Баранов. На конференции меня избрали кандидатом в члены крайкома, а через месяц на пленуме перевели в члены крайкома.

Итак, новое руководство промышленно-производственной зоны, или теперь Мотыгинского района, было представлено: первый секретарь В.А. Неволин, второй секретарь М.В. Котенев, секретарь по идеологии М.П. Кулаков, председатель райисполкома М.Я. Ким, зам. председателя Николай Борисович Степаненко, секретарь Бочинский. Членами бюро стали, кроме упомянутых трех секретарей райкома, Ким, Е.И. Бодягин, Борис Семенович Абакумов – директор золото-сурьмяного комбината, Валентин Сарафанов – директор Машуковского леспромхоза, Н.Г. Погодаев, Н.П. Морозов, секретарь парткома Тасеевской сплавной конторы, и от женщин Людмила Владимировна Молодченко – инженер Ангарской геолого-разведочной экспедиции. В аппарате райкома работали Александр Леонтьевич Черепанов – заворготделом, Николай Григорьевич Ростовых – зав. промышленно-транспортным отделом, Юрий Сергеевич Курочкин – зав. отделом пропаганды и агитации, Иван Петрович Каверзин – инструктор орготдела, редактором районной газеты утвержден П.И. Никандрин, секретари райкома комсомола, первый – инженер-речник, второй – Вячеслав Григорьевич Ширинский.

Районным центром стал поселок Мотыгино. Это старинная деревня на берегу Ангары давно была местом расселения людей, которые немного вели сельское хозяйство, заготовляли сено для лошадей, обслуживающих золотые прииски, ямщичили, занимались рыбной ловлей – в общем, вокруг этой деревни кучевались так называемые ангарцы, сходные говором и укладом жизни. Районным центром Удерейского района Мотыгино стало недавно, после того как надоело районному начальству жить в Южно-Енисейске, это на 100 километров севернее, среди пустынных золотых приисков. Оно, начальство, тогда воспользовалось реформами Хрущева, призывающего все бросить на сельское хозяйство, приблизить к нему партийное руководство. В районе в середине 1950-х годов было двенадцать небольших умирающих колхозов, потом их стало восемь. Вот под вывеску укрепления сельскохозяйственного производства и добились власти перевода центра Удерейского района из Южно-Енисейска в д. Мотыгино, назвав ее поселком городского типа. К тому времени здесь прочно осела АГРЭ, которой выделили микрорайон – земли вдоль Ангары. Конечно, условия проживания людей здесь были во многом лучше, чем на Севере.

Но к моему приезду в Мотыгино для постоянного проживания здесь не было никаких минимальных удобств для нормального функционирования районных организаций. Аэродром с грунтовым покрытием для приема небольших самолетов располагался на острове, ежегодно весной и осенью было проблемой попасть на этот остров, да и в другое время года нужно иметь какой-то постоянный транспорт для доставки на него пассажиров. А еще нужно учесть, что самолеты из-за метеоусловий летали нерегулярно, других же наземных связей с Большой землей не было. Теперь еще добавился бездорожный Северо-Енисейский район.

Связь с краевым центром осуществлялась по радио, с большими помехами. Нельзя было вызвать абонента и нормально переговорить. Все разговоры можно было подслушать, телефонная связь была только с Раздольным и Южно-Енисейском. И та часто обрывалась из-за сгнивших столбов. Район не имел своей нефтебазы для обеспечения горючим хозяйственных организаций и личного транспорта, лишь крупные организации имели свои емкости и сами его завозили на свои нужды (АГРЭ, комбинат, леспромхозы). В райцентре не было централизованного снабжения электроэнергией. Питались кто как и где может от дизельных установок. Жилье строили только в разведрайоне, и то за счет средств на временное строительство, совершенно не было объектов социально-культурного направления. Все школы и больницы размещены в старых деревянных неприспособленных помещениях, где все валилось. Не было Дома культуры, спортзала, гостиницы. Водой население обеспечивалось за счет Ангары, ее возили бочками. Даже после Cеверо-Енисейска все это мне казалось настоящим убожеством. Райком партии хотя и находился в центре поселка, но размещался в деревянном здании барачного типа. В общем, за что ни возьмись – ничего нет.

Не было холодильника при сезонном завозе продовольственных товаров, хлебозавода, хотя пекарен было несколько и хлеб местные умельцы выпекали отменный, не было мало-мальского рынка. Правда, снабжение продуктами питания в поселке было сносным за счет трех торговых организаций, которые могли между собой в некоторой степени конкурировать – золотопродснаб, райкоп и орсы геологов и лесников.

На районной объединенной конференции при тайном голосовании я лично получил всего два голоса против. Этим доверием мне, малоизвестному тогда молодому партийному руководителю, конечно, давали аванс. Нужно было его отрабатывать конкретными и видимыми результатами в работе района.

На первых порах планирующие органы края и страны строили радужную картину будущего Сибири, Красноярского края и, в частности, Нижнего Приангарья. Эта картина и была положена в основу формирования промышленно-производственной зоны: в Нижнем Приангарье создается новый промышленный узел развития отраслей тяжелой промышленности – горно-металлургической и лесной.

Уже был издан ряд постановлений правительства СССР, в частности, о строительстве магнезитового завода на базе Тальского магнезитового месторождения, Киргитейского талькового комбината на одноименном месторождении, разрабатывался технико-экономический доклад (ТЭД) о начале освоения Нижне-Ангарского железорудного бассейна, прорабатывались материалы строительства железной дороги через территорию Нижнего Приангарья. Разрабатывался ТЭД и происходил выбор площадки для строительства в районе Первомайска крупнейшего в стране лесоперерабатывающего промышленного комплекса. Планировалось продолжение строительства каскада ГЭС на Ангаре с размещением одной из них в Мотыгинском районе.

Когда читал эти плановые проработки, аж дух захватывало, что нам предстояло сделать в самые короткие сроки. Мы даже мысленно не могли представить, кто же должен это строить, поскольку для того чтобы начать такое грандиозное строительство, нужна была рабочая сила – больше, чем все местное население. А расчет был большевистски-сталинский, который тогда широко использовался в Советском Союзе – военные строительные части, так называемые стройбаты, и лагерные зоны – заключенные, которые когда-то осуществили великие стройки на Севере, в Сибири и Казахстане.

У южноенисейских золотодобытчиков были те же проблемы – использовали паровой дражный флот. Он отличался тем, что нумерация дражного флота СССР начиналась с Южно-Енисейска. Здесь была построена под первым номером драга новозеландского типа «Кировская», которая шла по долине реки Удерея, главной золотоносной артерии россыпного золота района.