В Иродовой Бездне. Книга 2 - Юрий Грачёв

— Приветствую, брат!

— Приветствую! — ответил Лева и оглянулся.

Это был иркутский брат, работавший на станции носильщиком — тот самый, который доставал Леве билет, когда он ехал посещать заключенных в Тальцы. Брат весело улыбнулся Леве, что-то быстро достал из кармана пиджака и сунул в руку Леве. Это были деньги.

— Не надо, что вы! Вам самим нужно, — сказал Лева.

— Нет, тебе нужнее. «Доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере».

— Эй, вы! Что там? Разговариваете? Иди, иди, — закричали надзиратели и в толчки отогнали брата от Левы.

Лева вернулся в камеру. Ему хотелось плакать:

— Боже мой, какая любовь!..

Этого брата-носильщика он встречал на собрании. У него была большая семья, много детей. Он много работал на станции, таская тяжести как носильщик, для того, чтобы их прокормить. Он всегда всем помогал, и когда Лева не смог купить билета, т. к. поезда были переполнены, он тут же сделал все, чтобы достать его Леве. А теперь вот… теперь его арестовали. Почему?

Следствие по делу Льва Смирнского следователи вели тщательно и дотошно, во внимание принималась каждая вновь появляющаяся подробность, изучался каждый шаг Левы. Несомненно, они узнали, что брат-носильщик помог юноше достать билет, и вот его арестовали. Хотят вероятно доказать, что он был соучастником в деле Левы.

Казалось бы, он должен быть страшно разгневан на Леву: в конце концов именно этот юноша, хоть и невольно, явился причиной его сегодняшнего несчастья. А он бодр и радостен! И что делает? Приветствует Леву и отдает ему свои, может быть, последние деньги, которые были с собой, только чтобы поддержать брата. Да разве это нелюбовь Христова, не Сила Христова, которая влечет и в самых тяжелых условиях повелевает жертвовать собою для ближних?!

Лева знал, что в эти тяжелые годы не только брат-носильщик, но много-много братьев и сестер подвязались в великом подвиге веры страдания, сами теряя лишения и принимая самое трогательное участие в судьбе тех, которые находились в испытании.

Жив ли сейчас этот дорогой брат-носильщик? Он не забыт. То доброе, что он делал, не исчезло. Дорогой брат, Господь знает все доброе, оно записано у Него. «Ибо не неправеден Бог, чтобы забыть дело выше и труд любви, которую вы оказали во имя Его, послуживши и служа святым» (Евр. 6:10). '

Глава 15. Угрызение совести

«Всякая неправда есть грех, но есть грех не к смерти»,

1 Ин. 5:17

Бежали дни, проходили недели. Но на прогулку заключенных не вывели ни разу: режим здесь был особый. А ведь постоянно сидеть в камере тяжело. Вот почему даже спокойные арестанты порой становились беспокойными, ну а с такими, как жиган, порой просто не было сладу. Он часто выходил из себя: ревел, кричал, бил в дверь. Прибегали надзиратели, угрожали карцером. Лева по-хорошему, добром всячески старался успокоить его. Но иногда будто злой дух охватывал бандита. Как-то вечером, после чая, он схватил миску и запустил ее в голову одному из заключенных, а затем с ревом, как зверь, набросился на него. Все в ужасе рассыпались по камере. Один Лева, нисколько не испугавшись, ринулся к бандиту, крепко обхватил его руками и заплакал. Тот сразу присмирел и, посмотрев на Леву, сел неподвижно. Вся злоба его мгновенно исчезла. Несчастный, бедный, жалкий, сидел он рядом с Левой и тяжело дышал. Лева говорил ему о Христе, который изгонял бесов из несчастных.

— О, если бы я мог верить! — сокрушенно сказал бандит. — Но я не могу, меня воспитали в школе в убеждении, что Бога нет. Я никогда не молился.

Во время обхода начальства заключенные попросили убрать от них жигана, боясь, что он убьет кого-нибудь из них. Его поместили одного в одиночке. Несколько дней и ночей было слышно, как он кричал и бился в дверь. Потом все смолкло. Что стало с ним, Лева не знает. Возможно, за свои преступления он был приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. Но почему, почему он не покаялся, почему яд неверия настолько отравил его душу, что он не смог молиться и найти мир и покой у ног Иисуса?

Лева был счастлив, что Евангелие было с ним. Читая его, юноша углублялся в великие истины и забывал, что находится в этой душной, смрадной, пропитанной зловоньем и табачным дымом камере, забывал обо всем мерзком и суетном. Он был в Палестине с Иисусом, ходил вместе с Ним, духовными очами как бы видел все события, которые записаны в Евангелиях, и удивлялся, почему люди не верят в эти великие истины, которые даруют покой и спасение душе человека. Ни единого сомнения в истинности слов Спасителя, Его учения не вкрадывалось в его сердце. Он ясно понимал, что Христос, и только Христос, есть Путь, Истина и Жизнь.

Но если это так, то как он, Лева, мог допустить отступление от пути Истины? В глубине души росло и увеличивалось страдание. Это было угрызение совести: зачем он солгал во время допроса? — Чем больше Лева размышлял по этому поводу, тем вес более убеждался, что поступил очень нехорошо. Ведь всякая неправда — грех!

— Господи! — молился он. — Ты знаешь, что это я сделал не для того, чтобы спасти себя, но для того, чтобы у брата (он имел в виду Иванова-Клышникова) не было из-за меня неприятностей.

Лева пытался оправдать себя одним ветхозаветным примером. «Вот ведь Раав блудница, приняв соглядатаев и отпустив их другой дорогой, прибегла ко лжи и оказалась в числе героев веры… — успокаивал он себя. А внутренний голос, какой-то глубокий и необыкновенно кроткий, напоминал ему: «Разве ты не знаешь, разве ты не слышал, что отец лжи — дьявол? Ведь Христос говорил о себе перед всеми: «Кто из вас обличит Меня в неправде?..» И снова лукавство брало верх: «Но я ведь поступил так ради брата, для того, чтобы сделать лучше…» А голос снова говорил: «Что же ты доверился больше лжи, нежели Богу? Неужели Господу трудно спасти брата и избавить его от дополнительных неприятностей, сверх тех, что он уже имеет? Ведь нужно только попросить Его, и Он защитит. Ему ничего не трудно. И вовсе нет надобности прибегать к сатанинскому средству защиты — ко лжи.

— Что же делать, что же делать? — думал Лева. И решил поступить так: как только его снова вызовут на допрос он покается, попросит прощения и скажет следователю, что в прошлый раз он солгал

Может быть, многие по поводу этого решения скажут, что оно совсем не уместно и неразумно. Но Лева не мог переносить угрызений совести, ему хотелось быть чистым — ведь именно к этом) призывал его Спаситель.

Но для Левы оставался нерешенным еще один вопрос: как вести себя на следствии? Если говорить всегда и везде одну правду, то не получат ли те, которые борются со Христом, лишнего оружия в свои руки, чтобы разрушать дело Божие? Ведь что сделал Иуда? Он сказал правду. Правду о том, где проводит ночи Иисус, как Его найти, а своим поцелуем указал Христа. Иуда не произнес ни слова лжи, а фактически совершил самое тяжкое предательство, которое не забудется в веках. Как же быть? Что отвечать, если на допросах спрашивают о том или ином верующем?

И снова у снова Лева открывал Евангелие и перечитывал строки, описывающие процесс следствия над Иисусом. И перед ним являлся дивный образ Иисуса молчащего. Как ни допрашивали, как ни истязали Иисуса, Он молчал. И когда допрашивающие Его требовали от Него дать показания о своих учениках, Он ничего не сообщил о них, только сказал: «Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего. Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил» (Иоан. 18:20–21).

Леве становилось все яснее и яснее, что молчать о других по примеру Христа — это и есть та высота духовная, которою обладал Спаситель, полагая жизнь Свою за друзей своих. Это высота любви, в которой нет лжи, но есть великая жертвенность.

Когда в следующий раз юношу вызывали на допрос, он прежде всего попросил прощения за допущенную в прошлом своем показании ложь, сказал, что его, как христианина, мучает совесть.

— Это в чем же вы неправильно показали? — спросил следователь.

— В том, что якобы не говорил Иванову-Клышникову о своих намерениях. На самом-то деле я поделился с ним.

— Ну, нас теперь это мало интересует, — не обрадовался Левину признанию начальник. — По полученным нами последним данным мы узнали, что вы решили посетить ссыльных и заключенных братьев и сестер по вере с целью оказания им моральной и материальной помощи еще до знакомства с Ивановым-Клышниковым. Таким образом, узнав, что идея исходит не от него, мы оставили его в покое. Теперь нами решается следующий вопрос: привлекать ли к ответственности всех, кто с вами так или иначе соприкасался и поддерживал или же привлечь к ответственности только вас и инициаторов, которых, надеюсь, мы все же найдем. Этот вопрос будет решен в ближайшее время.