Изгнание из Эдема Книга 1 - Патриция Хилсбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не он.
— Вы шутите, милейший?!
— Я этого себе никогда не позволяю с господами.
— Но я его узнал. Это был он!
— Не думаю.
— Но почему, почему?
— Младший сын моей госпожи в данное время далеко от нашего континента, так сказала она, и это правда, я всегда доверяю своей госпоже.
Эндрюс Блэкфорд на минуточку решил, что машину, в которой он так комфортно себя чувствует, ведет ненормальный человек, и неизвестно, почему у него есть права водителя.
Чтобы отвлечь себя от этих утруждающих его мыслей, Эндрюс Блэкфорд стал смотреть в окно. Он любил свой город, и фешенебельный район Сиднея всегда успокаивал его. Чувствовать себя частью всей этой роскоши было его сутью, неотделимой частью, было очень приятно и надежно.
Когда машина плавно остановилась возле монументального здания роскошного клуба, куда были допущены заниматься спортом, укреплять свое здоровье только очень состоятельные люди, дорожившие своим состоянием, принадлежностью к элите. Блэкфорд решил подождать Стэфани в машине, оставалось всего несколько минут. За эти несколько минут он еще раз попробовал поговорить с водителем, хотя его отвердевшая, застывшая в монументальной несокрушимости спина не предвещала ему ничего интересного.
В данном случае он решил приступить к беседе издалека, а уж потом задать несколько интересующих его вопросов:
— Не правда ли, что ездить по Сиднею в такой роскошной машине — это что ходить по райскому саду? Вы тоже так думаете, милейший?
— Я никогда не был в райском саду, сэр.
— Там никто не был, но все знают, что райский сад — это Божественное создание, — несколько смутился Блэкфорд.
— Простите, сэр, а кто создал гадов?
— Каких гадов?
— Ну тех, что там ползают.
— В райском саду не могут ползать гады.
— Еще раз простите, сэр, но мне…
— Я сказал…
— …казалось, они…
— …в райском саду нет гадов.
Оба они умолкли, видя как стремительно и широко раскрылись двери клуба. Оттуда быстро в подобострастной позе вышел швейцар. Было ощущение, что его оттуда вытолкнули. Не успел он посторониться, как за ним вышла Стэфани Фархшем, оставляя без малейшего внимания открывшего для нее дверь и пропустившего ее швейцара. Это было в ее духе — хочу вижу, хочу нет — все в ее власти.
— Счастливо, мадам, — сказал он ей уже в спину.
— Благодарю! — это было сказано уже возле машины.
Разговор Эндрюса Блэкфорда с водителем явно не удался — все внимание было переключено на Стэфани, она властвовала всюду и над всеми.
— Ну, и где вы сегодня пили кофе?
— Кофе ммм…
— Не слышу…
— Мы сегодня не пили кофе.
— У тебя не было денег на чаевые моему шоферу?
— Я…
Стэфани уютно, расслабленно устраивалась на сиденье машины, давая отдохнуть уставшим мышцам. Водитель ожидал указаний, положив руки на баранку машины.
— Так почему же вы сегодня остались без кофе, пока я занималась японской борьбой, чем занимались вы?
Блэкфорд выпалил неожиданно даже для самого себя:
— Я встретил твоего младшего сына…
— Что-о-о?
— Дэниса Харпера.
Стэфани Фархшем медленно повернулась к Сэдверборгу и стала смотреть на него, будто перед ней сидел болван из снега, которых она насмотрелась в чужой, далекой, прекрасной, но очень холодной Канаде. Все лицо ее на мгновение расслабилось и возраст ее на мгновение мелькнул и наложился на лицо, но только на одно мгновение. В следующую минуту она громко, молодо и весело смеялась, приложив руку ко лбу Эндрюса Блэкфорда:
— Вы нездоровы, мой друг!
— Я совершенно здоров.
— Тогда вы спали в машине, пока я усваивала приемы японской борьбы. Ах, вот почему вы остались без кофе — вы просто элементарно вздремнули.
— При чем тут сон?
— И во сне вы увидели моего сына.
— Не надо надо мной смеяться, прошу вас.
— У меня нет чувства юмора, я это вам давно объяснила и даже рассказала, почему я от него избавилась.
— Но я воочию видел Дэниса Харпера и…
— Не надо Эндрюс. Дэнис Харпер давно уехал на другой континент.
— Но кто же со мной беседовал?
— Даже беседовал — это еще хуже, — она опять повернулась к Блэкфорду и стала изучать его лицо всерьез.
— Вот, даже водитель видел.
— Неужели? Ты видел…?
— Нет, госпожа, я не видел.
Совершенно растерянный, Эндрюс Блэкфорд выразил желание прекратить этот разговор коротким взмахом руки, но не удержался еще от одного вопроса:
— Так с кем же я все-таки разговаривал?
— Это ваши проблемы, уважаемый мой друг. Мало ли кто захочет выдать себя за моего сына.
Стэфани Фархшем смотрела с удивлением и легким пренебрежением к этому красивому, холеному, ухоженному и совершенно бесполезному на этом свете человеку.
— Поедем, — обратилась она к водителю, — ты помнишь маленькое кафе на берегу реки, откуда мы однажды звонили, возвращаясь в город. Это…
— Я хорошо помню, госпожа, — спокойно ответил водитель, но брови его стремительно взлетели вверх, обратившись в знак вопроса.
Стэфани поняла вопрос, но ответила на него только маленькой искоркой в своих неповторимых, очаровательных глазах:
— Правда, там прекрасно, спокойно.
— Очевидно.
— Душа мистера Блэкфорда сегодня нуждается в отдыхе. Он явно чем-то переутомился. Вот и поедем туда, где чистый воздух и тишина. Вам несомненно, дорогой Эндрюс, там понравится, вы будете меня благодарить за это, — говорила Стэфани, но шум мотора и шум улицы Сиднея, слегка заглушал ее голос. Машина, как всегда, двигалась с умеренной скоростью, и Блэкфорд раскачивался даже при каждом малейшем повороте.
— Милейшая моя.
— Слушаю, — быстро откликнулась Стэфани на слабый голос Эндрюса Блэкфорда.
— А вы уверены…
— В чем?
— Что там хорошая кухня?
— Безусловно. Вы выйдете оттуда успокоенным, как из молельной.
Эндрюс Блэкфорд редко позволял себе волноваться из-за чужих проблем. Сегодня были особые, непредвиденные обстоятельства в первом и во втором случае. Это привело его нервную систему не то чтобы к некоторому расстройству, а просто в непривычное для него состояние духа. Но плохая кухня — это могло его расстроить по-настоящему. Дискомфортное состояние в его желудке было самым большим огорчением в его жизни в последние годы.
— Благодарю вас, моя несравненная. — И ему вдруг захотелось отблагодарить Стэфани за трогательную заботу интеллектуальной беседой. — Я думаю, что если вы там давно не были, то все может измениться, ибо ничто не находится в покое и одной минуты, и десяти секунд. Мы можем судить об этом в каждый момент относительно, однако большинство людей умеют мыслить только абсолютно, не относительно, не с вариантами. Все для них либо черное, либо белое. Полутонов, создающих особую прелесть бытия, они не видят. Им это hp дано.