Император (ЛП) - "РуНикс"

          Амара хотела сказать ему, что это не его вина, что ему не о чем сожалеть, но она просто сжала его руку, пока он не успокоился и не сказал ей, что она восстановится, даже если это убьет его.

          Она почти улыбнулась этому.

          Теперь, оставшись одна в палате, Амара смотрела в потолок и пыталась не позволить воспоминаниям проникнуть в ее разум. Это было тяжело. Очень тяжело. Она чувствовала себя грязной, будто ее кожа больше не была ее собственной, словно вина, боль и стыд, которые она чувствовала за то, что не было ее виной, никогда не оставят ее в покое.

          Было трудно игнорировать воспоминания, но она пыталась. Возможно, доктор была права. Может, разговор с психотерапевтом поможет ей держать демонов на расстоянии.

          Дверь в палату открылась, и Амара продолжала смотреть вверх, ожидая, что лекарство снова усыпит ее. Вероятно, это была просто медсестра, приходившая проверить ее жизненные показатели, поскольку она появлялась каждые два часа. После долгой минуты, когда она ничего не услышала, Амара повернула голову в сторону.

          И почувствовала, как у нее остановилось сердце.

          Данте Марони сидел на стуле в палате, выглядя совершенно разбитым. Галстук у него косо висел, рубашка помята, волосы растрепанны, глаза дикие. У неё перехватило дыхание. Она никогда раньше не видела его таким.

          Ее сердце заколотилось, и монитор запищал, подстраиваясь под ритм, смущенно сообщая им обоим, что на нее подействовало его присутствие. Она не хотела, чтобы он видел ее такой, лежащей на больничной койке, раненой и сломленной, а не самой собой. Она даже не знала, кто такая «она». Наверное, хорошо, что сейчас она не могла говорить. Она не имела понятия, что сказать. Воспоминания о нем на протяжении многих лет переплетались с воспоминаниями о вопросах, которые ей задавали о нем, снова и снова, вопросы, на которые она отказывалась отвечать.

          Он целует розововолосую девушку —  есть ли у него кто-нибудь, кого можно использовать против него?

          Он хоронит ее мертвое тело —  мы должны сказать ему, что его маленькая подружка здесь?

          Он стоит без рубашки ранним утром у своей двери — он говорит с тобой о каких-либо делах?

          Он держал ее за руки, спрашивая, что случилось — есть ли у Данте Марони слабость?

          Воспоминания следуют за воспоминаниями, связывая, сдвигая, меняя. Амара сосредоточилась на его взгляде, пытаясь укорениться в палате, чтобы не потеряться в своих мыслях. Буря в его глазах сосредоточилась на ней — не на бинтах, не на шее, а на глазах.

          Она не знала, что он пытался найти в ней, что он видел в этот момент. Возможно, ее собственный шторм. Она была на расстоянии удара сердца от того, чтобы раствориться в разреженном воздухе, где ее части навсегда потеряются на ветру.

          — Они мертвы.

          Его голос вернул ее к реальности.

          Слова проникли в пространство между ними.

          Они были мертвы.

          Они. Были. Мертвы.

          Мертвы.

          Она не знала, как. Она не знала, когда. Ей было все равно.

          Они заплатили.

          Ее зрение затуманилось.

          Что-то грубое, интуитивное застряло у нее на груди.

          Они заплатили.

          Ее дыхание участилось, губы задрожали от крика, застрявшего в поврежденном горле. Ей хотелось выть в агонии, в оправдание, так громко, чтобы все в мире услышали ее.

          Они. Заплатили.

          У нее задрожали руки.

          Он увидел это. Заметив это, он быстро встал со стула и в три шага подошел к ней. Опустившись на корточки, он взял ее маленькую, завернутую в марлю руку в свою большую, удерживая ее взгляд с такой силой, какой она никогда не чувствовала в своей жизни.

          Он посмотрел на ее руки, проследил за бинтами, затем на ее ноги, обернутые в то же самое, прежде чем снова поднять на нее свои темные, дикие глаза.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

          — Ты не будешь идти по жизни, Амара, — грубо произнес он, каждое слово было клятвой, которая крепко засела в ее сердце. — Ты будешь танцевать сквозь это. И я, блядь, уберу любого, кто попытается нарушить твой ритм. Я обещаю тебе.

          Амара почувствовала, как из уголка ее глаза выкатилась слеза, его слова просочились в ее душу, окутывая ее яростным, теплым, защитным коконом.

          Она не знала, почему он здесь, или почему чувствовал необходимость оправдать ее, или почему она была достаточно важна для него, чтобы дать это обещание, или почему он сам пришел сказать ей об этом, но в этот момент она была просто девушкой, а он просто парнем, и каким-то образом их разбитые кусочки совпали.

Часть 2

Порыв Ветра

         «Как одинокий дом, тебя я жду. Так возвращайся! Жить во мне должна ты! Взгляни: страдают окна от разлуки.»

Пабло Неруда, 100 Любовных Сонет

Глава 8

Данте

20 лет

          Это началось, когда она начала избегать его.

          Девушка почему-то всегда была там, по бокам. Каждую неделю во время его тренировок с Вином, каждый раз, когда Зия говорила о своей дочери, каждый раз, когда он смотрел на нее, она быстро отводила взгляд. Она всегда была рядом, и Данте никогда не замечал этого, как человек не замечает солнечного света, пока не ослепнет. До тех пор, пока она не отступила. Внезапно он осознал, что ее нет рядом с деревом, осознал, как она меняет курс, если случайно видит его приближение, осознал, как она изо всех сил старается уйти от его присутствия.

          Поначалу он списывал это на то, что она преодолела свою влюбленность. Но это продолжалось больше года, прежде чем он понял, что это могло быть что-то другое.

          Он пошел навестить Дэмиена и рассказал ему об этом, просто удивляясь, что, черт возьми, происходит, и Дэмиен — его брат, который никогда не смотрел никому в глаза, кроме нее, — сказал: «Может, ты ей больше не нравишься.»

          Глядя на нее спящую, на ее юное тело, свидетеля кошмаров, которые она никогда не должна была видеть, но каким-то образом выжила, Данте знал, что она находилась на его шахматной доске. Он все еще не знал, как и какова ее роль, но после всего, что случилось с Рони, он научился доверять голосу внутри себя. Ее смерть научила его никогда больше не бунтовать с посторонними.

          И этот голос сказал, что эта спящая девушка очень важна. Год назад это превратилось в настойчивый шепот. Теперь это был рев.

          Она была важна, и он не собирался игнорировать это.

          Они только что привезли ее домой из больницы, и она заснула по дороге. Данте отнес ее в комнату и положил под одеяло. Он знал, что после смерти Рони стал более подавленным снаружи, идеальный принц для несовершенного Королевства, даже когда восставал внутри. Он просто научился лучше скрывать это.

          Похищение Амары потрясло его. Он знал, что с ней было что-то не так в тот вечер на вечеринке, и отпустил ее, несмотря на то, что его интуиция продолжала настаивать, чтобы она рассказала ему. Он отпустил ее, и она была схвачена, жестоко избита, и он нес часть этого на себе. Они искали три дня, когда Тристан позвонил ему и сказал, что нашел ее в нескольких километрах от города.

          Данте никогда не забудет тот момент, когда он вбежал в гараж, увидев ее, покрытую синяками, ожогами и кровью, завернутую в куртку Тристана, лежащую на столе. Ярость, которую он ощущал, все еще чувствовал, была черной дырой внутри его тела, всасывающей все в себя, расширяющейся, пока не стала единственной, текущей по его венам. Он спросил Тристана, что с ней случилось, и тот просто велел ему поскорее отвезти ее в больницу. Данте осторожно поднял ее, и она на секунду открыла свои прекрасные зеленые глаза, остекленевшие от боли, но узнавшие его, прежде чем рухнуть ему на грудь с доверием, которое лишило его сил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})