100 великих афер - Игорь Мусский

Отсутствие необходимого образования и хорошего уровня знаний в области лингвистики стали причиной целого ряда описок, допущенных Бардиным при создании поддельных списков, в том числе и «Слова о полку Игореве». Так, например, он написал «Славою» вместо «славию», «жита» вместо «живота», «Клим» вместо «кликом» и т. п. Все это позволило филологу Михаилу Сперанскому вывести его на чистую воду.

Выдающийся филолог Михаил Нестерович Сперанский полагал, что в этом нельзя видеть «развязанность фальсификатора, уверенного, что его подделка не будет раскрыта покупателем». Бардин «делал копии в старинном стиле с рукописей и потому не стеснялся выставлять на них свое имя. Тут, стало быть, никакого желания обмануть не было, а был только антикварный курьез, который так или иначе окупал его труд и давал ему прибыль» и при этом позволял ему оставаться честным человеком.

Все созданные Бардиным рукописи нашли своих владельцев. Среди его клиентов были ученые, государственные деятели, купцы, коллекционеры, представители разных социальных групп и слоев. Многие, подобно историкам и археографам К.Ф. Калайдовичу и П.М. Строеву, знали, что приобретают подделку, но покупали ее как материал, как курьезные и любопытные вещи, отражающие общественное настроение, отношение и интерес к отечественной старине. Немало рукописей приобрел у антиквара историк Михаил Погодин, оставивший самые полные сведения о знаменитом московском фальсификаторе.

Афера камергера Александра Политковского

В начале февраля 1853 года в Петербурге хоронили тайного советника, камергера Двора Его Императорского величества Александра Гавриловича Политковского. Гроб с телом покойного был выставлен для прощания в самом большом зале его дома. Отдать последнюю дань коллеге пришли члены комитета о раненых, чиновники военного министерства. Около дома постоянно дежурила толпа людей. Многие плакали.

Все было чинно до того момента, когда один из бывших подчиненных Политковского, циник и прожигатель жизни Путвинский, склонившись над гробом, вдруг не хлопнул усопшего по животу и не воскликнул: «Молодец, Саша! Пировал, веселился и умер накануне суда и каторги! А нам ее не миновать!» Слова его в тот же день разлетелись по всему Петербургу. Многие решили, что Путвинский находился в сильном подпитии, и даже чуть ли не в белой горячке.

Для отпевания гроб с покойным чиновником перевезли в Никольский морской собор. На роскошном катафалке, окруженный орденами на атласных подушечках, гроб был оставлен открытым в ожидании церемонии отпевания, запланированной на 4 февраля. Однако следующий день произошли события, взбудоражившие весь Петербург. Около полудня полицейский отряд прибыл в Николаевский собор и освободил его от публики. Гроб сняли с катафалка, покойника переодели в обычный фрак и перевезли на отпевание на Выборгскую сторону, в храм на окраине. Камергерский мундир и ордена тайного советника Политковского были отправлены в резиденцию полицмейстера. Распоряжением властей была запрещена публикация большого некролога Политковского в газете «Русский инвалид».

Меры, направленные на забвение памяти усопшего, показались обществу того времени неслыханными. Что же произошло и чем провинился перед государством чиновник?

Александр Гаврилович Политковский родился в 1803 году в дворянской семье среднего достатка. После учебы в пансионе при Московском университете, он поступил на службу в цензурный комитет Министерства внутренних дел. Его современник В. Инсарский так отзывался о Политковском: «…это был небольшой, пузатенький, черноватый господин, не представлявший в своей наружности ничего замечательного, за исключением манер, самоуверенных в высшей степени».

В начале тридцатых годов Политковский оказался в числе любимцев генерала Александра Чернышева, вскоре получившего пост военного министра. Политковский был назначен директором канцелярии комитета «18 августа 1814 года», призванного заботиться о ветеранах и инвалидах Отечественной войны 1812 года. Этот комитет оплачивал проезд раненых и больных солдат и офицеров, назначал пенсии военным инвалидам и приходовал деньги, поступавшие от благотворителей.

Политковский оказался самым молодым работником комитета о раненых. Он был деятелен, энергичен, всегда откликался на беду людей. Александр Гаврилович получил звание камергера, был награжден орденами. Со временем Политковский сделался тайным советником, в 1851 году он удостоился особого нагрудного знака за 30-летнюю безупречную службу.

Директор канцелярии жил открытым домом. Молодые люди искали протекции, купцы подходили с разнообразными коммерческими предложениями, люди богемы просили помочь деньгами, наконец, родовитые дворяне находили в доме Политковского серьезную карточную игру. Карты были общей страстью того времени. Политковский выигрывал иногда до 30 тысяч рублей за вечер.

Казалось, ничто не угрожало благополучию Александра Политковского. Его покровитель, генерал Чернышев, в 1848 году был назначен председателем Государственного совета. За все время пребывания Чернышева на посту военного министра Государственный контроль ни разу не проверил отчетность комитета о раненых. Кассу комитета и отчетную документацию проверяли только аудиторы самого министерства. У них претензий никогда не возникало.

Проблемы у Политковского начались лишь в конце 1852 года в связи с отставкой Чернышева от должности министра. Передача дел требовала проверки всего министерства, находившегося под управлением одного человека двадцать лет. Теперь никто не мог защитить Политковского от ревизии Государственного контроля.

В канун 1853 года аудиторы неожиданно пришли в комитета о раненых и изъяли для проверки кассовые книги. Они обнаружили недостачу в 10 тыс. рублей. Разгневанный Политковский обвинил Государственный контроль в умышленном манипулировании цифрами; дескать, годовой баланс на момент проверки сверстан не был, а отсутствие кассовых книг, изъятых проверяющими, не позволяет этого сделать. А без сведения баланса говорить о недостаче нельзя, поскольку деньги постоянно находятся в движении. Он запретил аудиторам входить в помещения комитета до тех пор, пока они не вернут кассовые книги. В свою очередь, аудиторы добивались допуска для проверки всех финансовых документов. Политковский, ссылаясь на материалы внутренних проверок министерства, доказывал, что такая масштабная проверка остановит работу комитета.

В Военном министерстве никто не допускал умышленной кражи «инвалидных денег». Если Политковский и в самом деле был виновен в пропаже денег, он мог спокойно возместить недостачу из своих средств, и все на этом бы закончилось. Но аудиторы, подозревая, что в случае возврата кассовых книг в них будут сделаны исправления, призванные подогнать результат к правильной цифре, отказались вернуть документы в комитет. Фактически, бухгалтерия комитета оказалась под арестом и не могла продолжать работу. Между Государственным контролем и комитетом о раненых возникла переписка о путях выхода из сложившегося тупика.

В течение января 1853 года шла официальная переписка по этому вопросу, конец которой положил председатель комитета о раненых генерал-адъютант Ушаков, заявивший, что проверка должна пройти в полном объеме. Политковский был вынужден подчиниться, но попросил день для подготовки к встрече проверяющих. Генерал ему в этом отказал.

Проверка была назначена на 30 января 1853 года, но утром Политковский известил запиской, что заболел и не может явиться на службу. Ключи от архива и кассы находились у него. Аудиторы сообщили генералу Ушакову, что взломают замки, если им не обеспечат допуск к финансовым документам. Председатель комитета отправил к Политковскому курьера с письмом, в котором обязал директора канцелярии либо явиться на службу, либо передать дежурному офицеру ключи. Утром следующего дня стало известно, что Александр Политковский скончался.

В столице скандал с проверкой кассы комитета живо обсуждался. Политковского жалели, к его телу началось настоящее паломничество ветеранов и инвалидов, которые считали себя обязанными этому прекрасному человеку. О причинах смерти говорили разное. Политковский был гипертоником и часто жаловался на сердце. Вместе с тем появилась версия о самоубийстве ядом.

Утром 3 февраля начальник счетного отделения комитета о раненых Тараканов и казначей Рыбкин сами пришли к начальнику комитета генералу Ушакову и сделали заявление о существующей в инвалидном фонде недостаче. Во всех грехах они обвинили Политковского, побуждавшего их к подлогу; в поданной генерал-адъютанту докладной записке обосновывалась величина похищенного – до 1 млн 100 тыс. рублей серебром.