Между молотом и наковальней - Николай Лузан

— Операция — это, конечно, не стрельба по перепелам, но она в зачет не идет! — перебил Лаврик.

— Как так?! Кавказ сказал, что после нее меня точно возьмут, — потерянно произнес Ибрагим.

— Кавказ, конечно, супер, но зачет есть зачет!

— И что, без него никак?

— Да ты что?! Самого Председателя собрался охранять, а хочешь на халяву проскочить! — Лицо Лаврика стало еще мрачнее, но через секунду оно приняло заговорщицкое выражение, и он заявил: — Ладно, так и быть, из уважения к Кавказу помогу.

— Правда?! А что для этого надо? — оживился Ибрагим.

— Ничего! Тебе просто крупно повезло: Емельяныча нет на месте.

— И что?

— А ты что, про него ничего не слышал? — Глаза у Лаврика округлились, и, понизив голос, он сказал: — Настоящий зверюга! Таких крутых парней заваливал!

— Так что же мне делать? — снова сник Ибрагим.

— Сдавать зачет Джону!

— …Американцу?!

— Он такой же американец, как я китаец! Настоящий абхаз! Жди здесь, я с ним переговорю, и, думаю, все решим, — решительно заявил Лаврик и, крутнувшись волчком, исчез за обитой железом дверью.

Ибрагим нервно сглотнул, бросил тоскливый взгляд на лестницу, но Кавказ не появился, и принялся крупными шагами измерять коридор. Прошла минута, за ней другая, показавшиеся ему вечностью, когда наконец дверь распахнулась и в полумраке белым пятном возникло озабоченное лицо Лаврика. Он энергично махнул рукой и пригласил:

— Заходи!

Собравшись с духом, Ибрагим шагнул в комнату, будто в ледяную воду. В ней находилось четверо. Трое, увешанные оружием, сидели на ободранном диване у стены. Четвертый — настоящий громила, на груди которого с трудом сходился бронежилет, как рождественская елка был усыпан гранатами. За его спиной, на стуле, болтались подствольник и ручной пулемет. Под свирепым взглядом громилы растерявшийся Ибрагим не знал куда деваться.

— Джон, это Ибрагим — доброволец из Турции, — представил его Лаврик.

— Из Турции, говоришь? — сурово переспросил тот и тяжелым взглядом окинул с головы до ног новобранца.

— Из Стамбула, — уточнил Ибрагим.

— Из Стамбула, говоришь? — с разочарованием произнес громила и переглянулся с телохранителями. Их физиономии стали такими кислыми, будто им вместо чачи пришлось выпить уксус.

— Я… Я спортом занимался! В тире стрелял и… потом вчера ходил на операцию.

— Значит, приехал драться за Абхазию?

— Да! Да!

— И хочешь в охрану к Владиславу Григорьевичу?

— Если, конечно, можно… Я не подведу! — поспешил заверить Ибрагим.

— Джон, хватит! Чего тянуть резину! Он что, соловей, чтобы слушать? Пора проверять, и по полной программе! — потерял терпение усатый с короткой стрижкой под ежик телохранитель.

— Как скажете, можно и по полной. Только смотрите, чтобы после нее не задохнулись! — с кривой ухмылкой ответил тот.

А дальше произошло то, что в первую секунду парализовало Ибрагима. Правая рука Джона сорвала с ремня гранату, левая выдернула чеку, и через мгновение она оказалась на ладони остолбеневшего новобранца. Телохранители шарахнулись к стенам, и в его ушах печальным эхом прозвучало:

— Сейчас посмотрим, какой ты телохранитель и абхаз!

В следующую секунду Ибрагим, сам того не ожидая от себя, совершил молниеносный бросок вперед, и граната провалилась за «броник» шутника. Джон, а вместе с ним остальные телохранители онемели от такой прыти новичка, а спустя секунду громовой хохот потряс стены дежурки. Оконфузившийся Джон с трудом выгреб лапищей из-за пазухи гранату, уважительно посмотрел на Ибрагима, дружески похлопал по плечу и сказал:

— Молодец, такие нам подходят! Настоящий абхаз!

— Какой он настоящий, посмотрим, когда дадим одну гранату и пустим против грузинского танка, — язвительно заметил рыжий, со щеголеватой бородкой телохранитель.

— А тебе как — только танк нужен или водила тоже? — нашелся осмелевший Ибрагим.

— Лучше сразу с Шевой.

— С Шевой?.. А это кто?

— Есть такой пес поганый — Шеварднадзе!

— Сволочь!

— Гад! — принялись дружно склонять его телохранители.

— Ну ничего, рано или поздно и до него доберемся! — с ожесточением произнес рыжебородый и, подав руку, представился: — Гембер.

Ибрагим ответил порывистым рукопожатием. Гембер широко улыбнулся, затем обернулся к Джону — его лицо внезапно сморщилось, а губы брезгливо искривились — и с иронией спросил:

— Джон, я что-то не понял, так кому штаны менять надо?

И снова дружный смех сотряс стены дежурки, а когда стих, все вместе они взялись накрывать на стол. Невесть откуда появились лук, петрушка, засохшая, словно деревяшка, колбаса. Позже, когда подошел Кавказ, подоспели дымящаяся мамалыга и трехлитровая бутыль, в которой плескалась обжигающая горло чача, добытые неугомонным Лавриком. Второй раз в своей жизни Ибрагим пил, но крепкий градус не брал. Голова кружилась, но не от выпитого, он был пьян от счастья, что стал своим в этом лихом и бесшабашном воинском братстве!

Глава 4

После изнурительного перехода по горным тропам, размытым весенними паводками, отряд Коса Авидзбы пробрался незамеченным в тыл лагеря военной экспедиции полковника Коньяра. Теперь их разделяла лишь одна неприступная горная гряда, и здесь опять на помощь пришел абрек Абзагу Гумба. Только по одному ему известным приметам нашел среди каменных разломов вход в пещеру и, соорудив факел из коры березы, решительно шагнул в пахнувший сыростью мрак подземелья. Вслед за ним, выстроившись в цепочку, двинулись остальные. Идти пришлось недолго, впереди светлым пятном замаячил выход, они ускорили шаг и вышли на склон, густо поросший молодым ельником.

Коса остался доволен местом — лагерь Коньяра лежал перед ним как на ладони — и объявил привал. Воины, накормив лошадей, спрятали их подальше от чужого глаза перед входом в пещеру и сами легли спать. На ногах остались лишь часовые и Коса Авидзба. С пятью разведчиками, прихватив с собой пистолеты и ружья, он отправился на разведку. Выбравшись из пещеры, они где короткими перебежками, а где ползком стали подбираться к лагерю. За версту до него Зафас Гума первым заметил дозор, и Коса распорядился залечь. Играть с казаками, выросшими среди гор и чувствовавшими себя здесь как дома, было рискованным занятием. Прячась за скалами, разведчики принялись вести наблюдение за лагерем, пытаясь найти слабые места в обороне.

Коньяр остался верен себе, успех недавнего боя не вскружил ему голову, и действовал по всем правилам военной науки. За сутки, прошедшие после боя, солдаты обнесли лагерь трехметровой стеной из деревянного частокола, а по углам укрепили сторожевыми вышками. Артиллерийскую батарею опытные канониры расположили на двух холмах, с которых простреливались все подступы и единственная дорога, ведущая к селению Псху. Во всем, что сейчас наблюдали перед собой Коса и разведчики, чувствовалась основательность и тонкий расчет. «Армейские аристократы» — артиллеристы и те, чтобы не попасть под огонь снайперов, не поленились отрыть для орудий капониры в полный профиль. Предусмотрительный Коньяр не дал свободы даже казакам и посадил их на короткий поводок, а горные тропы дополнительно перекрыл секретами. Глазастые Талах Маршания и Камшиш Джелкан насчитали их целых шесть.

— Шакалы! Ощетинились — и не подобраться! — с ожесточением произнес Талах.

— А если сесть на хвост разъезду и за ним прорваться в лагерь? — предложил Камшиш.

— Легко сказать! А как? — усомнился Кясоу Отырба.

— Вон за тем лесочком спрятаться, а потом рвануть к воротам.

— Толку не будет. Батарея как кость в горле! Заметят и одним залпом накроют! — отмел это предложение Зафас Гума.

— Остается бить на марше, — заключил Кясоу.

— На марше?! А как? — Вопрос Камшиша повис в воздухе.

— Братцы! Смотрите, они зашевелились! — всполошился Талах.

И снова внимание Коса и разведчиков сосредоточилось на лагере. Монотонное течение его жизни нарушила оживленная суета в расположении эскадрона есаула Найденова. Сам он на гарцующем жеребце, в окружении десятка казаков легким аллюром проскакал по полю. Коса внимательно наблюдал за ними и, судя по тому, что сейчас происходило, догадался — казаки готовились к джигитовке, и, чтобы лишний раз убедиться в своем предположении, навел подзорную трубу на центр лагеря.

Перед глазами крупным планом возникла штабная палатка, у входа в нее не было заметно той суматошной беготни вестовых и ординарцев, что предшествует выступлению в поход. Так же неспешно протекала жизнь и на позициях артиллерийской батареи. Канониры, раздевшись до пояса, лениво чистили банниками стволы орудий. Последние опасения, что Коньяр в ближайшие часы может двинуть свои штурмовые роты на Псху, у Коса рассеялись, после того как он увидел у реки десяток солдат, разделывавших туши коров. Все, вместе взятое, говорило о том, что у него впереди были еще полдня и ночь. Он пока не знал, как подступиться к лагерю, но для себя уже решил и объявил: