Крейсера - Валентин Пикуль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Там никого не осталось. Ваши труды напрасны.
– Это мы проверим, – ответил Петров 10-й.
Вблизи «Кинсю-Мару» казался громадным. Долго карабкались по его трапам, на палубе было пусто, а на плите камбуза подгорал противень с картошкой. Кажется, капитан Яги говорил правду. На всякий случай Петров 10-й указал Пана–фи–дину:
– Проверьте отсеки, не осталось ли где людей? Может, кто дрыхнет. А кто и спрятался. Я тем временем заложу взрывчатку под фундамент машин. Бикфорд на какую длину шнура ставить?
– Ставьте минут на пятнадцать горения, – ответил мичман. – Надеюсь, четверти часа мне хватит, чтобы обойти отсеки…
Петров 10-й спустился в низы транспорта, где было тихо. Отыскивая люки в кочегарки, он в конце длинного коридора услышал бойкую японскую речь. Стал распахивать все двери подряд, пока в одной из кают не застал веселую картину. Был накрыт стол (с шампанским), шесть японских офицеров – в знак прощания с жизнью! – уже успели побрить головы наголо, и теперь они пировали как ни в чем не бывало.
– Мы ничего дурного не делаем, – сказал один из них. – Закройте дверь и оставьте нас для последнего пиршества.
«Смертники!» Подоспел унтер-офицер Горышин, у самураев отобрали оружие и спровадили их на крейсера – пленными. В кочегарках – ни души, но котлы еще держали давление, под стеклами манометров напряженно вздрагивали красные и черные стрелки. Тишину, почти невыносимую в этих условиях, нарушал лишь тонкий свист пара. Затолкнув пакеты взрывчатки под фундаменты котлов, Петров 10-й достал спички:
– Горышин, крикни нашим наверх, что я поджигаю… Пусть они там не копаются, а сразу прыгают по шлюпкам. Заодно проверни вот эти клапаны кингстонов… Крути, крути!
Спичка вспыхнула, и тут раздался крик с палубы:
– Стой! Не взрывать… скорее сюда, на помощь!
Буцая сапогами в железные балясины трапов, отчего в утробе корабля возникало гулкое эхо, лейтенант с унтером Горышиным ринулись наверх, а там Панафидин не может отдышаться:
– В носовых трюмах… полно солдат! С оружием…
С кормы бежали матросы, размахивая фонарями:
– Давай деру… Чуть не устукали! Батальона два сидят в «кормушке», затворами щелкают, будто волки зубами…
Петров 10-й глянул в носовой люк, позвал:
– Эй, аната! Вылезай… худо будет, взорвем…
Сотни винтовок разом вскинулись кверху из мрачных глубин трюма, японцы при этом издали какое-то шипение, переходящее в рычание. В корме корабля их оказалось еще больше, чем в носу. Через мегафон лейтенант известил флагмана:
– Комбатанты! Целый полк японских солдат… в полном снаряжении. Никто не выходит… что нам делать?
– Вернуться на крейсера, – донесло голос Иессена.
Матросы налегли на весла, а с «России» выбросили торпеду, и она, сверля воду, устремилась к военному транспорту, палубу которого уже заполнили вооруженные японцы. Взрыв совпал с частым ружейным огнем, который открыли самураи с палубы «Кинсю-Мару». Первыми их жертвами стали наружные вахты открытых мостиков – рулевые и сигнальщики. Остальных заслоняла броня надстроек и казематов. Комендоры уже били в транспорт, заколачивая в его борта снаряд за снарядом:
– Бей… чего там думать? Не лыком шиты… клади!
С пробоинами в борту «Кинсю-Мару» медленно тонул, и тут сигнальщики крейсеров стали кричать, почти в ужасе:
– Смотрите, что делают… головы сымают!
На палубе, уходящей в море, самураи убивали один другого саблями, кололи друг друга штыками. С воплями «банзай!» они погружались в шипящее море. На крейсерах санитары уже разносили раненых по лазаретам. Иессен раскурил папиросу:
– На всех камбузах варить рис… для гостей.
Среди множества пленников было немало и офицеров флота, которые просили не смешивать их с офицерами армии. Очевидец с крейсера «Россия» писал, что лица японцев оставались бесстрастными: «Некоторые из них оказались говорящими по-русски, многих бывших обитателей Владивостока, все больше содержателей притонов, узнавали наши матросы…» Панафидину пришлось допрашивать пленных, которые неохотно признались:
– Мы никак не ожидали встретить вас здесь. Тем более что эскадра Камимуры курсировала совсем рядом, и лишь за полчаса до встречи с вами нас покинул конвойный миноносец, считая, что мы находимся в полнейшей безопас–ности…
Крейсера оказались перегружены пленными: коки не успевали переваривать горы риса, запасы которого кончались. Иессен поневоле отказался от прорыва в Сангарский пролив, и днем 13 апреля он отвернул бригаду к Владиво–стоку…
На мостике «Богатыря» удивлялись:
– Надо же так! Один раз еще с Рейценштейном, а сейчас с Иессеном собрались забраться в Сангарский пролив, и оба раза отворачивали. Значит, бывать там… бывать в этой норе!
Возле Поворотного маяка, прежде чем войти в Золотой Рог, с крейсеров запрашивали: был ли здесь Камимура с эскадрою? Служители маяка успокоили их – Камимурой и не пахло. Но горизонт часто застилало подозрительным дымом. До заката солнца портовые буксиры развели боны, и русские крейсера, докручивая на тахометрах последние обороты винтов, втянулись в родимую гавань… Дело сделано! Склянки пробили четыре раза.
Восемь часов. Смена вахт. Остальные свободны.
………………………………………………………………………………………
Япония всполошилась: одним махом русские уничтожили три корабля в 5000 тонн водоизмещением, погибли тысячи тонн угля и военного снаряжения, наконец, свыше 600 пленных – все это отразилось на судьбе Камимуры, который свои просчеты оправдывал туманом… только туманом!
Теперь адмирал Того был вынужден ослабить свою эскадру, чтобы усилить эскадру Камимуры – для противоборства с бригадою владивостокских крейсеров. В результате резко снизилось боевое напряжение у стен Порт-Артура, за что его гарнизон мог благодарить Владивосток. Отныне эскадра Камимуры отрывалась от баз в Желтом море, в постоянной боевой готовности она дежурила в незаметной бухте Озаки на острове Цусима…
Цусима обретала стратегическое значение!
15 апреля началась разгрузка пленных с крейсеров на берег. «На Адмиральской пристани, куда свозили японцев, и на Светланской, – писал очевидец, – стояла такая толпа народу, что удивляешься, откуда во Владивостоке столько жителей. Мы проводили своих пленных приветливо, снабдив их, у кого не было, шляпами, кого сапогами; на некоторых были надеты матросские фуражки (бескозырки)». Среди горожан не было заметно никакого злорадства, «скорее даже сочувствие к чужому, хотя и враждебному, горю веяло от сдержанного спокойствия толпы», – писал в те дни корреспондент «Одесского Листка». Многие жители Владивостока узнавали среди японцев своих прежних знакомых, хотя эти друзья-приятели и делали вид, будто они по-русски – ни бе, ни ме, ни кукареку. Один страховой агент даже обиделся на японского поручика Токодо:
– Ну чего притворяешься? У тебя же лавка была на Продольной. Я у тебя горшок покупал… Ну? Вспомнил?
Японец поднял глаза к небу, как бы рассматривая облака, почесал переносицу и вдруг улыбнулся широкой улыбкой:
– Шестнадцать рублей взял… Хорош ли товар?
– Отличный! – расцвел страховой агент. – До сих пор вся семья не нарадуется…
Перед отбытием на вокзал капитан-лейтенант Мизугуци произнес речь, в которой благодарил русских за гостеприимство, после чего японцы кланялись публике. К перрону был подан состав, чтобы отвезти пленных до Ярославля. Тут наше российское сострадание проявилось сверх всякой меры: в вагоны к японцам совали бутылки с вином, дарили коробки папирос и печенья… На крейсерах говорили, что это уже сущее безобразие:
– Так нельзя! Ведь еще неизвестно, каково нашим-то в плену японском живется. Может, они на луну извылись…
В ночь на 16 апреля в Уссурийском заливе, близ города, снова появились японские крейсера; теперь жители, убоясь обстрела, с пожитками уходили в сопки. Но японцы на этот раз не стреляли, что-то сбрасывая в воду, а с наступлением дня тихо ушли… Иессен не стронул бригаду с рейда, справедливо решив, что с японских крейсеров поставлены мины.
– Очевидно, Камимура решил сковать маневренность наших крейсеров, отчего сразу усилится интенсивность перевозок японских войск к Порт-Артуру, – говорил он. – Вильгельм Карлович извещает меня, что возле того самого места, где погиб адмирал Макаров на «Петропавловске», водолазы обнаружили еще один «минный букет» – целую связку мин… У нас нет хорошей партии траления. Чем помочь горю?
Горю помогли любители аэронавтики. Доморощенными способами они умудрились склеить аэростат, который с высоты выглядывал японские мины на глубине…
………………………………………………………………………………………
Долго гадали в экипажах матросы, загибая пальцы на заскорузлых руках, – кого теперь назначат на место Мака–рова.
– Зиновия? – говорили о Рожественском. – Не, он на Балтике вторую эскадру собирает. Ежели, скажем, Григория? – говорили о Чухнине. – Так его от Севастополя на пневматике не отсосешь. Федора? – говорили о Дубасове. – Так его и даром не надо: тигра такая, будто ее сырым мясом кормят…
