Правда о Николае I. Оболганный император - Александр Тюрин

Очевидно, при победе такого проекта было достаточно одного мановения перстом, чтобы Россия превратилась бы не в федерацию, а в кровавое болото. Зажигательного материала оказалось бы предостаточно – Державы, делящие между собой земли, и крестьяне, «освобожденные» без земли и фактически без еды. Скорый крестьянский бунт, равный по мощи десятку пугачевских, разнес бы федеративную декабристскую Россию на сто тысяч деревень. Во главе каждой деревни встал бы батька-атаман, а во главе каждой Державы кучка дворянских революционеров. И каждая революционная кучка имела бы свои взгляды на развитие либерализма и демократии. И каждый батька-атаман посылал бы кучку либеральных руководителей, куда подальше. И жег бы ближайшие дворянские усадьбы, откуда приходили бы претенденты на деревенскую землю.

Павел Пестель, как и полагалось сыну губернатора, прославившегося своим волюнтаризмом, продвигал республиканский проект, которого боялись даже члены радикального Южного общества.

Хотя, как пишет Нечкина о Пестеле, «он высоко ценил личную свободу», однако хотел передать власть в России на 10–15 лет временному правительству с дикаторскими полномочиями. Способ формирования правительства был покрыт тайной. Ясно лишь то, кто бы его возглавил и чем бы оно занималось.

Вся землю России предстояло поделить на две части. «Одна половина получит наименование земли общественной, другая земли частной. Земля общественная будет всему волостному обществу совокупно-принадлежать и неприкосновенную его собственность составлять. Она ни продана, ни заложена быть не может. Она будет предназначена для доставления необходимого всем гражданам без изъятия и будет подлежать обладанию всех и каждого. Земли частные будут принадлежать казне или частным лицам, обладающим оными с полною свободою и право имеющим делать из оной, что им угодно. Сии земли, будучи предназначены для образования частной-собственности, служить будут к доставлению изобилия.»

Чем больше было у помещика земли, тем больше её должно было конфисковываться безвозмездно. «Если у помещика имеется 10 тыс. десятин земли или более, тогда отбирается у, него половина земли без всякого возмездия». Из каких источников помещик должен получить возмещение за прочую изъятую у него землю, пестелевский проект предусмотрительно не сообщает.

Несмотря на внешнюю демократичность, здесь заложен взрывной материал не меньше, чем в конституции Н. Муравьева.

Крестьянин, имеющий вдоволь земли (ведь его доля увеличится от трети до половины всех российских земель) будет, тем не менее, жить натуральным хозяйством. На значительной части территории России у него не найдется ни времени, ни технических средств, чтобы обработать намного больше земли, чем он обрабатывал до этого. Землю, которую он имеет в распоряжении, он не сможет ни заложить, ни продать. Такой крестьянин будет худо-бедно кормиться сам, но не даст товарного хлеба для нужд города и государства, и никогда не пойдет в батраки к крупному землевладельцу, ведущему товарное хозяйство. В сельской России возникло бы мужицкое царство с большим количеством плохо обрабатываемых и просто необрабатываемых полей.

Помещик, который ранее давал товарное зерно, теперь лишится рабочей силы – ни крепостных, как раньше, ни батраков у него не будет. Вряд ли масса дворян, разом обедневшая от потери земель и рабочих рук, дождалась бы каких-то компенсаций от революционного правительства. Последнее, что помещику осталось бы, это продавать оставшиеся земли за бесценок. Но государство с пустой казной вряд ли стало бы покупать эту землю. И будет зарастать быльем вторая половина России.

В районах с благоприятными условиями для земледелия, где помещичья земля будет что-то стоить, местным помещикам вряд ли понравятся земельные конфискации – жди вооруженного сопротивления. Не будем забывать, что помещики представляли собой единственный образованный и способный к войне класс. Произошло бы возмущение воинской касты, помещиков, равное по силе нескольким смутам начала 17 в.

Жди вооруженного сопротивления и от крестьян, у которых государство будет заниматься реквизицией хлеба для нужд города и армии.

Пока диктатор рубил бы головы фрондирующих землевладельцев и добывал хлеб из мужиков, «личная свобода» должна была сохраняться где-то в идеально законсервированном виде.

Оригинально решал Пестель и национальный вопрос. Им предлагалось переселение кавказских народов вглубь России и, очевидно, русско-чеченская резня где-нибудь под Москвой. Евреев надлежало выселить в Малую Азию. Да, слишком уж сильно опередил свое время фюрер Пестель.

Если брать более близкие тому времени аналогии, то Пестель изрядно походил на смесь Робеспьера и Бонапарта. Но Робеспьер опирался так или иначе на радикальные круги французской буржуазии, успешно вызревшие в торговой и плодородной Франции. А Бонапарт возглавил созревание французской буржуазной нации, которой доставлял величие, военную добычу и контрибуции.

В России ничего подобного Пестеля не ожидало. Буржуазный класс у нас не вызрел до сих пор, не играл он большого значения даже в феврале 1917. И вряд ли военные и организационные таланты Пестеля были сравнимы с корсиканским гением. По крайней мере, в ходе подготовки к восстанию они никак не проявились.

Заметим, что будущие декабристы не могли договориться между собой ни в своих программных установках, ни, как показал декабрь 1825, в реальных действиях.

И как такие люди собирались управлять огромной страной, раскинувшейся на двенадцать часовых поясов?

Храбрые вояки-аристократы (среди которых рюриковичей было больше, чем во дворце) не знали России, ее природы, ее истории, ее геополитической ситуации, точно также как и революционные интеллигенты начала 20 в., как и либеральные младореформаторы конца 20 в. И можно только удивляться тем умильным взорам, которые бросали либеральные и марксистские историки и публицисты на декабристские прожекты.

А теперь представим, что в одной части страны возобладали муравьевцы, в другой пестелевцы; в одной отбирают землю у крестьян, в другой у дворян, в одной провозглашают федерацию из пятнадцати Держав, в другой «единую и неделимую», в одной дают независимость Польше вместе со всеми землями, которые понадобились польским братьям, в другой переселяют кавказские народы в центр России… И при этом кавардаке, согласно революционного «Манифеста русскому народу», отменяется постоянная армия.

Победа декабристов в 1825 ввергла бы страну в хаос, больший чем она претерпела в 1917, потому что не было бы даже большевиков и железных дорог, которые не дали бы стране окончательно развалиться.

И уж «передовые страны» (они же по совместительству колониальные хищники) не замедлили бы воспользоваться Декабристской Смутой. Появись любой мало-мальски оснащенный пушками колонизатор, набери сипайскую армию, и делай из порядком обезлюдевшей России образцовые колонии.

Так уж получалось, что насилие свободолюбцев над российской верховной властью, начиная от убийства Павла, всегда было выгодно основному геополитическому конкуренту Российской империи – Британской империи.

На то, что англичане могли быть вовлечены через польские тайные общества в деятельность декабристов, указывает такой фрагмент из допроса Пестеля.

«В данных здесь ответах вы приводите весьма кратко слышанное от князя Яблоновского и Гродецкого, что Польское общество находится в сношениях с Английским правительством, от коего получает деньги; но умалчивается о подробностях сих сношений – и о лицах, чрез которых оные происходят, тогда как сами же рассказывали г. Юшневскому то же, но гораздо яснее, и именно, что в деле тайного общества принимает искреннее участие Английский Кабинет и обещает в нужном случае оказать содействие.»[57]

Декабристы и сепаратисты

Поскольку польские националисты упорно представляли свою страну как форпост Запада, противостоящий азиатской деспотической России, то совершенно естественно, что все российские свободолюбцы видели в Польше своего лучшего союзника, оплот вольности, для которого ничего не жалко. Дворянские революционеры, представители сословия, созданного под влиянием польской концепции «золотых вольностей» шляхетства, не были исключением. На рылеевский «глас свободы» декабристы хотели помчаться вместе с польскими гусарами.

Очевидно, тем звеном, которое связало польские антироссийские группировки и южную организацию декабристов, являлось Общество соединенных славян. Отцами-основателями его были два польских шляхтича, Ю. Люблинский и В. Росцишевский. Первый дал группе малороссийских дворян и чиновников, страдающих мазепинскими идеями, название и идею, второй возглавил организацию. Надпись «Jednoee Slowianska», украшавшая герб «Соединенных славян», не оставляет сомнений в польском происхождении этого общества. Название и идея организации были данайским даром, как и все, что приходило в российское антиправительственное движение с ближнего Запада. Ни при какой погоде польских националистов не интересовала судьба православных болгар и сербов, страдающих под турецким игом. Наоборот, все антироссийские шляхетские конфедерации в Польше 1772–1795 гг. были в союзе с Османской империей. «Соединенным славянам» предстояло разделить классические польские представления о славянском «братстве», в котором православные хлопы горбатятся на утонченного европейца польского шляхтича.