Проклятие Дейнов - Дэшил Хэммет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А в чем дело? – спросил я мягко, стараясь вызвать его на откровенность.
Он пристально посмотрел на меня и постучал пенсне по ногтю большого пальца на левой руке.
– Все дела, насколько я знаю, только по моей части. В остальном, по-моему, порядок, – сказал он и на прощанье снова пожал мне руку. – Думаю вам придется поскучать.
– А вам – нет?
Он было направился к двери, но тут остановился, нахмурил брови и опять постучал пенсне по ногтю.
– Нет. – Он поколебался, словно решая, стоит ли продолжать разговор, решил, что не стоит, и пошел к выходу.
– Я имею полное право знать, что вы обо всем этом думаете, – сказал я.
Он снова пристально посмотрел на меня.
– А я не знаю, что я об этом думаю. – Пауза. – Просто я недоволен. – Он и правда выглядел недовольным. – Зайду вечером.
Он вышел и закрыл дверь. Но через несколько секунд она распахнулась снова.
– Мисс Леггет очень больна, – сказал он и ушел.
– Ну и весело мне тут придется, – проворчал я и, сев у окна, закурил.
Постучала служанка в черном платье с белым передником и спросила, что мне подать на второй завтрак. Это была крепенькая розовая толстушка лет двадцати пяти, со светлыми волосами; ее голубые глаза глядели на меня с любопытством и юморком. Когда она принесла еду, я вытащил из саквояжа бутылку виски, глотнул из нее и перекусил. Всю вторую половину дня я провел в комнате.
В начале пятого мне удалось перехватить Минни, когда она выходила из комнаты Габриэлы. Увидев меня в дверях, она сделала круглые глаза.
– Заходи, – пригласил я. – Разве доктор Риз ничего обо мне не сказал?
– Нет, сэр. Вы... вы... Вам что-нибудь нужно от мисс Габриэлы?
– Просто слежу, чтобы с ней ничего не случилось. И если ты станешь мне рассказывать, что она говорит и делает, что говорят и делают другие, будет лучше и для твоей хозяйки – не придется ее беспокоить.
– Да, конечно, – с готовностью откликнулась мулатка, но, насколько я мог судить по ее смуглому лицу, идея сотрудничества пришлась ей не по вкусу.
– Как она сегодня?
– Повеселее, сэр. Ей здесь нравится.
– Как провела день?
– Не знаю, сэр... Провела и провела... вроде бы спокойно.
Уйма информации!
– По мнению доктора Риза, – сказал я, – мисс Габриэле лучше не знать, что я здесь.
– Конечно, сэр, я ничего ей не скажу, – пообещала она, но в ее словах было больше вежливости, чем искренности.
К вечеру зашла Арония Холдорн и пригласила меня вниз обедать. Столовая была обшита панелями из ореха и обставлена ореховой мебелью. За стол, включая меня, сели десять человек.
Джозеф Холдорн, высокий и стройный, как греческая статуя, был в черной шелковой мантии. Седые, длинные, чистые волосы. Пышная, ровно постриженная, седая борода. Представляя нас друг другу, Арония назвала его просто Джозефом, без фамилии. Точно так же к нему обращались и другие гости. Показав в улыбке ровные белые зубы, он протянул мне руку, сильную, теплую. На румяном, пышущем здоровьем лице не было ни морщинки. Очень спокойное – особенно ясные коричневые глаза, – это лицо почему-то примиряло вас с окружающим миром. Такое же успокоительное действие оказывал его густой баритон.
– Мы рады видеть вас у себя, – сказал он.
Обычная вежливость, без всякого подтекста, но я тут же поверил, что по какой-то причине он действительно рад меня видеть, и понял, почему Габриэла Леггет просилась сюда. Я ответил, что тоже рад, и, пока произносил эти слова, был вполне искренен.
Кроме самого Джозефа, его жены и сына, за столом сидели: миссис Родман – долговязая болезненная дама с тонкой кожей, выцветшими глазами и тихим голосом; ушедший в себя молодой человек по имени Флеминг – смуглый, худой, с черными усиками; майор Джеффриз – хорошо одетый, изысканно вежливый толстяк, лысый и желтоватый; его жена, вполне приятная особа, несмотря на игривость, которая была бы ей к лицу лет тридцать назад; мисс Хиллен, нервная, энергичная дама с острым подбородком и резким голосом; и, наконец, совсем молоденькая, смуглая и широкоскулая миссис Павлова, которая все время прятала глаза.
Еду подавали два филиппинца; она была отличной. Говорили за столом мало и совсем не о религии. Время прошло приятно.
После обеда я возвратился к себе. Постоял несколько минут у дверей Габриэлы, но ничего не услышал. Потом стал ходить по комнате из угла в угол, курить и ждать прихода доктора. Риз так и не появился. Видимо, его задержали какие-то непредвиденные дела, частые в жизни врачей, но я немного занервничал. Из комнаты Габриэлы никто не выходил. Дважды я подкрадывался на цыпочках к ее дверям. Первый раз там было тихо. Во второй до меня донеслось какое-то непонятное шуршание.
Вскоре после десяти я услышал, как мимо прошли несколько человек – наверное, обитатели Храма отправлялись спать.
В пять минут двенадцатого дверь Габриэлы скрипнула. Я открыл свою и увидел удалявшуюся по коридору Минни Херши. Мне захотелось ее окликнуть, но я сдержался. Прошлая попытка хоть что-то вытянуть из нее окончилась полным провалом, да и сейчас мне вряд ли хватило бы терпения уламывать ее.
К этому времени я уже оставил надежду увидеть доктора.
Я выключил свет, открыл дверь, уселся в темноте и стал смотреть на противоположную комнату, проклиная все на свете. Я ощущал себя слепцом, который ищет в темном чулане черную шляпу, хотя ее там вовсе нет.
Незадолго до полуночи, в пальто и шляпке, вернулась Минни Херши, видимо, с улицы. Меня она как будто не заметила. Я осторожно встал и попытался заглянуть в комнату, когда она открывала дверь, но ничего не разглядел.
Минни оставалась у Габриэлы до часу, потом вышла, бережно затворила за собой дверь и пошла по коридору на цыпочках. Глупая предосторожность – коридор и так был выстлан толстым ковром. Но как раз из-за этой глупости я опять занервничал. Я встал и тихонько окликнул ее:
– Минни.
Она, видимо, не услышала и продолжала так же, на носках, удаляться. Мне стало совсем не по себе. Я быстро догнал ее и остановил, схватив за худую руку.
Ее индейская физиономия была непроницаемой.
– Как она там? – спросил я.
– Нормально, сэр. Вам бы... оставьте ее в покое, – забормотала Минни.
– Ничего не нормально. Что она делает?
– Спит.
