Гаркуша, малороссийский разбойник - В Нарежный

- Точно так, батюшка! - подхватила дьячиха. - Я, увидя его на дереве, ни слова более не сказала, как только:

а что ты делаешь?

- Так ты его испугала, - вскричала попадья, отвешивая ей пощечины.

- Так он не сам собой сорвался, - заревел дядя Макар, вцепясь одною рукою в пучок пана дьяка Сысоя, а другою со всего размаху стуча по голове его, спине и ребрам.

Горестное зрелище сие кончилось тем, что пан дьяк с женою были избиты, измяты, исковерканы от макуш до пят и выброшены за ворота с угрозами искать на них в Консистории. Ученики, помогавшие нести к отцу Сидора или только из любопытства за ним следовавшие, довели кое-как дьяка с сожительницею в дом их и уложили в постель, в которой пролежали они целую неделю.

Глава 15

УДАР ЗА УДАРОМ

К счастью Сидора, дядя Макар был несколько лет службы своей лазаретным прислужником, а потому пластыри и примочки гораздо ему примелькались. Он принялся пользовать племянника, и когда в первый раз надобно было натереть Сидора спиртом, то он, к великому своему недоумению, на спине его приметил изрядный нарост, простиравшийся между крыльцами во всю спину.

Изумленный дядя начал разглядывать, ощупывать сию прибыль и скоро уверился, что это зародыш будущего горба.

"Вот тебе и колотушки учительские!" - думал он и решился ничего не говорить о сем родителям. Мало-помалу Сидор начал оправляться и через три месяца совершенно выздоровел, а горб с каждым днем увеличивался. Родители то заметили и зарыдали и плакали бы долго, если бы красноречивый дядя Макар не уверил их совершенно, что горб нимало не попрепятствует племяннику его быть попом, ибо всякие ризы делаются такого покроя, что хотя бы кто имел горб верблюжий, приметно не будет!

Сидор остался в доме родительском и сам себя совершенствовал в науках читать псалтырь, требник, жития угодников и писать с титлами, словотитлами, ериками и кавыками. Более трех лет все шло успешно; как неожиданное ужасное происшествие поколебало навсегда покой святительского дома и погрузило оный в бездну злополучия.

Подобно громовому удару, мгновенно ниспадающему на предмет своего поражения, получен был отцом Евплием циркулярный указ из Консистории, коим предписывалось, чтобы он в самоскорейшем времени представил сына своего в семинарию, ибо-де сделано постановление, чтобы все первородные священнические сыновья, долженствующие занять места отцов своих, непременно были люди ученые.

Отец и мать ахали и крестились, но разумный дядя Макар произнес с важностью:

- Чего же вы испугались? Разве наш Сидор неграмотен? Поезжай с богом в город; пусть там испытают его во всякой учености; я порукою, что он лицом в грязь не ударит!

Когда настал день отъезда в город, то Макар сказал своему брату:

- Недавно вошла мне в голову предорогая мысль, которая как не совсем еще созрела, то я не прежде тебе ее открою, как по прибытии в город, и для того-то я с вами еду.

Приехав на место и отдохнув от дальнего пути, Макар сказал:

- Послушай, брат! Если ты представишь сына своего ректору семинарии, то делу твоему и конца не будет; я на людей сих довольно насмотрелся. Он пошлет тебя по всем мытарствам; ты должен будешь на каждом шагу развязывать мошну свою, исправно вытряхивать, и все будет казаться мало. Мысль моя, о которой говорил тебе еще в селе, состоит в том, чтобы затесаться прямо к преосвященному, представить ему Сидора, челобитье в руку и просить приказания испытать в науках сына и дать в том свидетельство, дабы ты мог быть благонадежен, что священство от него не ускользнет.

- Но ты забыл, братец, - отвечал со вздохом Евплий, - что значит доступ к архиерею для нашего брата!

- Ничего! - возразил Макар. - Ты-то забыл, что я последние два года службы провел с полком в сем городе; знакомых у меня много, а в числе их один из келейников его преосвященства; малый пожилой, веселый, гуляка.

Когда ему сунешь в руку красную да письмецо от друга его Макара, так позолоченные двери мигом для тебя отворятся.

Отец Евплий послушался благого братского совета; начали приуготовлять писание общими силами, а Сидора заставили с утра до ночи потеть над минеями, патериком и проч. и писать каракули под титлами и с кавыками. Когда все было изготовлено, отец Евплий, предварительно отправившись один на святительский двор, отыскал по надписи нужного ему человека, и когда тот прочитал письмо и прилежно рассмотрел вложенную в оное красную бумажку, то принял его ласково и, не откладывая дела вдаль, назначил другой же день для представления Сидора его преосвященству. Хотя на таковые обещания архиерейских келейников столько же полагаться должно, как на обнадеживание губернаторских секретарей, однако сей муж был - не ручаюсь, может быть, первый раз в жизни - устойчив в своем слове и на другой день во время, близкое к полудню, ввел в письменную комнату владыки отца Евплия с сыном. Архипастырь, уставший - как приметно было - от умственных упражнений, в простом комнатном одеянии ходил взад и вперед, и сия-то простота одежды придала бодрости нашим поселянам.

Архиерей (осмотрев пристально обоих, а особливо сына). Чего ты, честный иерей, от меня хочешь?

Евплий (земно кланяясь). Прошу всеуниженно удостоить прочтением сие рукописание! (Подает ему просьбу.)

Архиерей (прочитав, с недоумением). Этот молодец - сын твой?

Евплий. Единородный!

Архиерей (к Сидору). И ты так сведущ в науках, как в просьбе сей написано?

Сидор (отважно). Не хвастовски сказать, редкий меня перещеголяет!

Архиерей. В каких же особенно ты упражнялся?

С и дор. Во всех!

Архиерей. Это уже слишком много! Будь со мною как можно чистосердечнее и не скрывай сил своих и не бери на плечи лишней ноши сверх возможности снести. Которая часть философии тебе более нравится и которою ты преимущественно занимался?

Сидор. Такого имени отродясь и не слыхивал; а есть у нас в селе одна Софья, дочь нашего знахаря; но я не занимался ею, и она мне не нравится: такая рябая, такая косая.

Архиерей (удивленный). Не столько ль же знаком

ты и с богословией?

Сидор. О нет! С Софьею я знаком; а о боге и об ослах

только что читывал!

Архиерей. Прекрасно!

Евплий (низко кланяясь). Милостивейший архипастырь!

Архиерей (к отцу). А сколько лет твоему сыну?

Евплий. Двадцать два невступно.

Архиерей. Не вини меня, честный отец, что непременно должен отказать в твоей просьбе. Если бы сын твой и не был такой невежда, каков он есть, то все же я не властен рукоположить его. Всмотрись-ка в приятеля хорошенько! Разве забыл ты, что священнослужитель не должен иметь никакого порока на своем теле?

Евплий. Святитель божий! Чем виноват бедный сын мой, что из утробы матерней вышел косолапым? Что злобный учитель дьяк Сысой за всякую ошибку стучал его колотушкою в спину, от чего он сделался горбат? Что коварная дьячиха его испугала, и он, оборвавшись с груши, лишился глаза?

Архиерей. Понимаю! Чистый ли и звонкий имеет он голос?

Евплий. Да такой-то чистый и звонкий, что его дальше слышно, чем звон самого большого колокола в селе нашем. Притом же у него не один голос: он ржет жеребцом, мычит быком, лает собакой, мяучит кошкою.

Архиерей. Довольно, довольно! Вижу дарования твоего сына и в удовольствие твое и сего родственника твоего (указывая на келейника) я готов согласиться, чтобы он был дьячком в селе вашем. Это все, что только я могу для вас сделать. Ступайте с миром!

Он вышел в другой покой, а остолбенелые просители простояли бы долго на одном месте, если бы путеводитель их не указал им дороги, не свел с лестницы, а там и со двора.

Отец и сын, утирая кулаками пот, едва переводили дыхание от горести, гнева, бешенства и отчаяния. "Проклятый дьяк! Злокозненная дьячиха! - Черт велел мне послушаться брата! И отдавать тебя мучителю Сысою! Тогда б ты был с глазом - и без горба! - Был бы попом! - И собирал ховтуры [Сим словом называется доход церковнослужителей, получаемый от свадеб, похорон, крестин и проч. (Примеч. Нарежного.)]. Он назвал тебя невеждою! - Поэтому и ты в глазах его такой же невежда; ибо всему свету известно, что я читаю и пишу почище твоего! - Ах, горе! Хоть в воду кинуться!"

Глава 16

МЩЕНИЕ ДЬЯЧКА

Так восклицали отец и сын, идучи к своему подворью.

Дядя Макар, узнав все происшедшее, чуть не взбесился; он проклинал всех, кто только приходил ему на ум, и клялся отмстить за увечье, сделанное его племяннику и тем удалившее его от законной чести.

Прибыв домой, хотя еще довольно времени тосковали, но зная, что пособить нечем, принялись за обыкновенные дела свои. Один Сидор, будучи уверен, что затверживание святцев и пролога ему более не нужно, дабы не быть в праздности, которые единогласно порицали отец его и дядя, лежа в саду или в огороде, начал посещать сельский шинок и затверживать новую науку - забывать житейское горе. Он так был прилежен, что редкий день обходился без увещаний отца, чтоб посократил к науке сей ревность.