Молния Господня - Ольга Михайлова

Сам того не замечая, Леваро втайне любовался главой Трибунала.

Общий же улов „дней милосердия“ был незначителен. Несколько вздорных жалоб на сглаз, несколько бездоказательных и не подтвердившихся доносов на вроде бы приверженцев окопавшейся в городе еретической секты лютеран, несколько пустых денунциаций о дурной славе. Пустяки…

…В эти дни, вечерами, на досуге инквизитором был разобраны некоторые дела Трибунала, оставшиеся от Гоццано. Он прошёл в ордене, в школе высшей ступени, теоретическую подготовку по римскому, уголовному и церковному праву, но теперь, начав знакомиться с делами на практике, многое стал понимать иначе.

Все дела, проводимые Трибуналом по вопросам ереси, были сравнительно однообразны, и те, кто следовали за Лютером, вызывали только омерзение Империали. Он был монахом, отрёкшимся от мира, и в тех, кто изменил обетам Христу, данным без принуждения, видел нравственное ничтожество. Он был монахом, давшим обет нищеты, но он отличал дорогие вещи от дешёвых. Он был монахом, отказавшимся от женщин, но он различал женщин порядочных и доступных. Ничтожный Лютер, изменивший монашеским обетам, выступавший за дешёвую и доступную церковь, за удешевление и проституирование святыни, казался ему просто животным.

Но главной причиной отторжения для Империали было тяжёлое недоумение интеллекта. Боже мой! Дивному Аквинату, фанатичному приверженцу абсолютизма истины, с его несгибаемой волей, разумом тончайшим, аристократически-благородным и смиренным, мудрецу с безупречной чистотой души и совершенству логической гармонии его учения — они предпочли Лютера с его нечеловеческой ненавистью к разуму? Воистину, абсурд…

Империали не понимал лютеран. Чего ищут все эти ничтожества, якобы озабоченные возможностью „святой жизни“? Церковь, по слову апостольскому: „извергните развращённого из среды вас“, — отлучала от себя содомита, идолослужителя, злоречивого и хулящего глупым своим умствованием Святое Имя Его. Но когда и где преследовались святые? Гнала ли Церковь кроткого и милосердного, смиренного и целомудренного? Никогда. Что же мешает им быть святыми в Церкви? Но нет, они жаждут какой-то своей, особой святости! Им, видите ли, мозолят глаза подлинные и мнимые грехи священства и клира, прелатов высшего духовенства! Но кто поставил их, якобы алчущих святости, судить? Собственная зависть, алчность да злоба. Не святостью они озабочены, ибо святость не озабочена чужими грехами!

Сам Вианданте всегда досадливо морщился, когда слышал разговоры о греховных деяниях столичных прелатов и ватиканской папской курии, которые, особенно в последние годы, стали как-то сугубо разнузданны. Но никогда не высказывался об услышанном, справедливо полагая, что каждому суждено ответить за своё, и с него, Джеронимо Империали, за грехи кардинала Алессандро Фарнезе никто не спросит. Ни в этом веке, ни в будущем.

С этим всё было просто. Много сложнее казались Вианданте дела, связанные с колдовством. Здесь не обходилось без содействия со стороны сеятеля лжеучений, Прародителя Зла, Духа мерзости, которого за смердящий хвост не схватишь, и это усложняло процесс мышления инквизитора — из-за трудности понимания того, во что надо верить.

„Ведьмы действительно принуждаются к участию в чародействах бесами, но они остаются связанными своим первым свободным обещанием, которым отдают себя демонам“, — освежил Лелло в его памяти определение, данное св. Отцами. Да, как земля была исполнена во времена былые познания Божества, так теперь она, клонясь к своей гибели, переполнена всяческой злобой демонов. Ведь греховность людей растёт, как верно отметили отцы наши Джакомо и Энрико, а любовь меркнет…

— Почитай мне трактат, — попросил Империали Гильельмо, имея в виду книгу, бывшую невероятно популярной — „Malleus Maleficarum“, „Молот ведьм“, знаменитый труд кельнских ученых-инквизиторов Якоба Шпренгера и Генриха Инститориса. Тот послушно открыл лежащую на столе инкунабулу. Лелло знал его почти наизусть. Как раз в это время с очередного обыска приехал Леваро, пожаловавшийся, что его конь потерял почти новую подкову. Элиа опустился на скамью и закрыл глаза.

— „Скажем о деяниях ведьм“, — начал канонист. — „Но сначала необходимо выяснить вопрос, почему так много ведьм среди немощного пола. По этому поводу, кроме свидетельств Священного Писания и людей, заслуживающих доверия, у нас есть и житейский опыт. Когда женщину хулят, то это происходит главным образом из-за её ненасытной страсти к плотским наслаждениям. Поэтому в Писании и сказано: „Я нашёл женщину горче смерти, и даже хорошая женщина предалась блуду“. Из-за этой ненасытности женщин человеческая жизнь подвержена неисчислимому вреду. Поэтому мы можем с полным правом утверждать вместе с Катоном: „Если бы мир мог существовать без женщин, мы общались бы с богами“. И действительно, мир был бы освобожден от многих опасностей, если бы не было женской злобы. Валерий писал Руфину: „Ты не знаешь, что женщина — это чудовище, украшенное превосходным ликом льва, обезображенное телом вонючей козы и вооруженное ядовитым хвостом гадюки“. Это значит: её вид красив, прикосновение противно, сношение с ней приносит смерть“. Они похотливы».

— О да, как верно! Это causa causarum, причина причин, — пробормотал Джеронимо, вспомнив бабёнку, пришедшую жаловаться на сглаз.

«Мыслители приводят и другие основания тому, почему женщины более, чем мужчины, склонны к суеверию. Демон жаждет главным образом испортить веру человека. Этого легче всего достигнуть у легковерных женщин. Они более подвержены воздействию со стороны духов. И, наконец, их язык болтлив. Всё, что они узнают с помощью чар, они передают подругам. Так как их силы невелики, то они жаждут отмщения за обиды с помощью колдовства. Нет ничего удивительного в том, что они совершают больше позорных деяний. Они иначе понимают духовное, чем мужчины. Здесь мы сошлемся на авторитеты. Теренций говорит: „У женщины рассудок легок, как у мальчиков“. Лактанций в „Институции“ утверждает: „Ни одна женщина никогда не понимала философии“».

Вианданте блаженствовал. Леваро счёл нужным испортить ему духовный пир. «Всё, что грех Евы принес злого, то благо Марии подвергло уничтожению».

— Женщины делают мужчин счастливыми и спасают города. Всем известны высокие поступки Юдифи, Деборы и Эсфири. В Книге сына Сирахова читаем: «Блажен муж хорошей жены, и число дней его — сугубое». В Новом Завете их хвалят не менее, упоминая о девственницах и о святых женщинах, привлекших языческие народы к свету христианства. «Цена хорошей жены выше жемчугов». — Впрочем, ещё не договорив, Леваро прикусил себе язык и умолк.

Вианданте бросил на него лукавый взгляд, и мягко согласился. «Конечно, выше жемчугов…» Он без труда прочёл мысли Леваро. «Зачем же было данные тебе жемчуга менять на свиней?» Империали потянулся к прокурору и дружески похлопал по плечу. «Расслабьтесь, Леваро, вы устали сегодня… Продолжай, Лелло, мой мальчик».

«А как она ходит и как себя держит? Это — суета сует. Не найдётся ни одного мужчины, который так старался бы угодить Господу, как старается женщина — будь она не совсем уродом — понравиться мужчине. Примером тому может служить Пелагея, ходившая разряженной по Антиохии. Когда её увидел святой отец по имени Ноний, он начал плакать и сказал своим спутникам, что он за всю свою жизнь не выказывал такого усердия служить Богу, какое показывает Пелагея, чтобы понравиться мужчинам».

— Сама мудрость глаголет устами святых отцов! Но здесь они, боюсь, правы не вполне. — Элиа и Гильельмо обернулись к нему. — «Будь она не совсем уродом!» Как бы ни так! И уродам ничего не мешает выряжаться как павлинам.

— Среди скверных женщин господствуют три главных порока, а именно: неверие, честолюбие и алчность к плотским наслаждениям. Последний из указанных пороков особенно распространен. Согласно Екклесиасту, он ненасытен. Поэтому, чем более честолюбивые женщины одержимы страстью к плотским наслаждениям, тем безудержнее склоняются они к чародеяниям. Таковыми являются прелюбодейки, блудницы и наложницы вельмож. Их колдовство имеет семь видов, как говорится в святой папской булле «Summis desiderantes»: они воспламеняют сердца людей к чрезвычайной любви; они препятствуют способности к деторождению; они удаляют органы, необходимые для этого акта; с помощью волшебства они превращают людей в подобия животных; делают женщин бесплодными; производят преждевременные роды и посвящают детей демонам. Что касается другой силы души — воли, то скажем о женщине следующее: когда она ненавидит того, кого перед тем любила, то она бесится от гнева и нетерпимости. Такая женщина похожа на бушующее море. Разные авторитеты говорят об этом. Вот Екклесиаст: «Нет гнева большего гнева женщины». Сенека: «Ни мощи огня, ни силы бури, ни удара молнии не надо столь бояться, как горящего и полного ненависти дикого гнева покинутой супруги». Вспомним здесь и гнев женщины, которая возвела на Иосифа ложное обвинение и заставила бросить его в темницу вследствие того, что он не хотел впасть с нею в грех прелюбодеяния и блуда. Немаловажное значение для увеличения количества ведьм надо приписать и жалnbsp;С этим всё было просто. Много сложнее казались Вианданте дела, связанные с колдовством. Здесь не обходилось без содействия со стороны сеятеля лжеучений, Прародителя Зла, Духа мерзости, которого за смердящий хвост не схватишь, и это усложняло процесс мышления инквизитора — из-за трудности понимания того, во что надо верить всяким раздорам между замужними и незамужними женщинами и мужчинами. Иероним в своем труде «Против Иовиниана» рассказывает следующее: «У Сократа было две жены, характер которых он выносил с величайшим терпением, но все же не мог освободиться от их криков, укоров и злоречия. Однажды, когда они снова на него напали, он вышел, чтобы избежать раздоров, и сел перед домом. Видя это, женщины вылили на него грязную воду. На это философ, не раздражаясь, сказал: „Я знал, что после грома следует дождь“.