Драконья луна - Алан Троуп

На плакатах демонстрантов написано: «ОТСТОИМ СВОЕНРАВНЫЙ РИФ, СКАЖЕМ НЕТ БИСКАЙСКОМУ НАЦИОНАЛЬНОМУ ПАРКУ! СПАСЕМ ПТИЦ!»

Подпись под фотографией: «Конгрессмен Мунц призывает спасти Своенравный риф от „развития"».

– Папа сказал, что вам это должно понравиться. И еще он велел передать вам: «Есть несколько способов остановить Тинделла». – Клаудиа смеется. – Вот бы сейчас посмотреть на Йена! Он, наверно, весь позеленел от злости.

– Должно быть, – соглашаюсь.

После отъезда Клаудии я долго брожу по острову, слоняюсь по дому, чтобы удостовериться, что ничего не забыл. Снова и снова проверяю объекты, за которыми нужен особый присмотр, – это колодцы и цистерны. Генри ходит за мною по пятам:

– Папа, что мне делать?

– Пойди поиграй.

– Мне надоело. Я хочу на материк.

Я качаю головой:

– Теперь только когда мы будем уезжать.

– Почему?

– Потому что мне еще кое-что нужно сделать.

– А может, это сделает Рита?

– Нет. Но знаешь что? Как насчет того, чтобы полетать сегодня, как стемнеет? А потом я поохочусь для нас.

– Свежая еда? – У него текут слюнки при одном упоминании об этом.

Я киваю, и рот мой тоже наполняется слюной. Уже сама мысль об охоте пробуждает во мне острый голод, учащает сердцебиение, заставляет меня с нетерпением ждать темноты.

– Сегодня вечером, – шепчу я, копаясь в информации, предоставленной мне Артуро, – мы проверим, как поживает доктор Син Миттлмен.

Уже давно стемнело. Я захожу в комнату Генри. Он уснул поверх покрывала, не раздевшись. Рядом с ним лежит его розовый кролик. Включив ночник на тумбочке, смотрю на спящего ребенка. Он выглядит сейчас таким маленьким в своей кроватке. Да и она кажется совсем крошечной в этой огромной комнате с потолками в двенадцать футов высотой и широкими дубовыми дверьми – одна из них выходит на галерею, вторая ведет в глубь дома.

Строя дом, отец о детях не думал. Каждая комната здесь, каждый предмет обстановки был рассчитан на наши размеры, когда мы находимся в нашем естественном обличье. Поэтому любая спальня в этом доме – не меньше гостиной в любом другом.

– Ведь полно места, Питер! – убеждал он меня, когда я пристрастился спать в человеческом обличье в постели. – Все, что нам нужно, – сухая просторная комната и несколько охапок сухого свежего сена.

Генри только недавно начал подражать мне – спать в кровати.

– Я теперь слишком большой для этой травы, -сказал он мне.

И все-таки в углу его спальни всегда лежит охапка сена на случай, если он решит вернуться к старым привычкам.

Я присаживаюсь на край постели и слегка поглаживаю Генри, чтобы разбудить его. Он продолжает крепко спать, приходится наклониться и прошептать ему на ушко:

– Уже темно, Генри. Пора на охоту. Не хочешь полетать со мной немного?

Мальчик зарывается лицом в подушку, но по его щеке и уголку рта видно, что он улыбается.

– Так как насчет полетать, Генри?

Он кивает подушке.

– Тогда вперед! – Я встаю и иду к двери.

Генри свешивает ноги с кровати и предоставляет им опуститься на пол под действием силы собственной тяжести. За собой он тянет розового кролика

– Хватит играть,- говорю я.- Оставь его здесь.

Он послушно кивает, тщательно усаживает игрушку, прислонив ее спиной к подушке, и стремглав мчится за мной, то и дело взвизгивая от предстоящего удовольствия. Я позволяю ему догнать и опередить меня. Мы поднимаемся по толстым деревянным ступенькам винтовой лестницы. Догнав Генри на площадке третьего этажа, хватаю на руки, целую и обе щеки и в макушку. Он визжит и вырывается:

– Нет, папа, отпусти меня! Я сам! Я хочу сам.

Сейчас покажу тебе, как я умею.

Поставив мальчика на пол, я иду за ним в большую комнату, включаю свет. Он садится на пол и снимает одну кроссовку, потом другую.

– Поесть не хочешь? – спрашиваю я.

Генри на секунду задумывается, стягивая носок, потом отвечает:

– А можно, когда я поменяю обличье?

– Конечно. Пока ты раздеваешься, еда будет готова.

Я оставляю мальчика, иду на кухню и открываю холодильник. Там полно замороженных бифштексов. Отца никогда не прельщали все эти завоевания цивилизации, которые мало-помалу внедрялись мной в нашем доме.

– Генераторы, – фыркал он, – кондиционеры, электричество… Кому все это нужно?

Правда, он никогда не жаловался на то, что у нас есть возможность достать из холодильника кусок мяса и за несколько секунд приготовить его в микроволновой печи. Достав один огромный бифштекс, другой – поменьше, кладу оба в микроволновку и устанавливаю время, несколько минут, как раз чтобы довести мясо до комнатной температуры и растопить лед внутри куска.

– Папа! Посмотри на меня!

Сын уже разделся и стоит на куче сброшенной одежды.

– Чур, я первый – кричит он.

Я киваю и, подбоченившись, жду, что будет дальше.

Генри хмурит брови, сжимает губы. Он концентрируется. Ничего не происходит. Мальчик хмурится еще больше. И опять ничего. Микроволновая печь коротким звонком сообщает о готовности мяса Я делаю шаг к сыну, чтобы прикоснуться к нему и перевоплотиться вместе с ним. Не помню, чтобы в его возрасте мне было так же трудно менять обличье. Может быть, мне следует заставлять его чаще практиковаться. Меня отец заставлял делать это каждый день.

– У каждого из нас есть наиболее удобные для нас размеры как в естественном, так и в чужом обличьях, – учил он меня. – Это самое простое из превращений. Если ты правильно выберешь себе человеческий облик, то сможешь переходить к нему совершенно естественно, даже не задумываясь.

Но будут случаи, когда тебе понадобится приложить некоторые усилия для того, чтобы приобрести другие размеры и вид. Когда ты немного повзрослеешь, я научу тебя, как это делается.

Генри пятится от меня и качает головой:

– Нет, папа. Я уже большой. – Он разворачивает плечи и улыбается. – Видишь?

Его кожа начинает съеживаться, уплотняться постепенно превращается в чешуйки, а подбородок расширяется, лицо вытягивается, зубы удлиняются, руки и ноги превращаются в когтистые лапы.

– Смотри, папа! – Он расправляет крылья и обмахивает меня ими, как двумя опахалами.

Я гляжу на светло-зеленое существо, стоящее передо мной. Так Генри в два раза больше, чем в человеческом обличье. Единственное, что осталось от обнаженного мальчика, который только что стоял на этом месте,- это изумрудно-зеленые глаза. И все-таки сразу видно, что это ребенок. Со временем легкая припухлость на скулах исчезнет, светло-зеленые чешуйки потемнеют, кремовое брюшко подберется, мускулы станут более рельефными, крылья сделаются длиннее и тоньше. Но время этих изменений еще не пришло.