Мысли и размышления - Митрофан Глобусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ряде других случаев в ход шли словесные угрозы, звучавшие примерно так: «А ну, раздевайся! Я тебе чего, дура, сказал!» В других же ситуациях, кроме угроз, в качестве устрашения применялись длинные и острые кухонные ножи, заряженные ружья и пистолеты, молотки и топоры. Для пущей убедительности жертву привязывали к кровати или стулу. Был и такой эпизод: родной отец вызвал дочь на крышу, якобы для того, чтобы помочь в установке телеантенны, и там же, на крыше, овладел ею самым беззастенчивым образом к тому же еще и под открытым небом.
Иногда насильник заманивал жертву в комнату, якобы намереваясь ей что-то в комнате показать. На вопрос: «Что именно вы хотите мне показать?» следовал ответ: «Такого ты еще не видела».
Несколько сотен женщин «родственнички-насильнички» застали врасплох во время обычных гигиенических процедур: дамы принимали душ или мылись в ванной. Установлено, что обнаженная жертва оказывала менее активное сопротивление, чем полностью одетая. Как правило, в качестве орудий самообороны применялись мочалки и мыло. (Я бы на их месте еще бы что-нибудь применил.)
Из четырех тысяч поведавших о том, что с ними стряслось, только двенадцать женщин были изнасилованы в дневное время суток, остальные — в ночное. Девственность в результате преступного коитуса потеряли восемь дам, а все
остальные не потеряли. Почти половина насильников были несколько выпившие, то есть в состоянии алкогольного опьянения. Протрезвев, некоторые сразу же раскаялись в содеянном. Другие, напротив, утверждали, что «ничего подобного быть не могло» по той причине, что «этого не могло быть никогда». Помимо этого, нашлись и такие любители, которые вынашивали план насилия несколько лет, ожидая, когда девушка повзрослеет и получит право избирательного голоса.
Возраст изнасилованных в подавляющем большинстве эпизодов колеблется от 18 до 47 лет. Жертвами насильников оказались и дамы постарше, их возраст доходил до 97 лет. Однако в органы правопорядка заявления подали о свершившемся акте «преступной любви» лишь 3 процента женщин. Остальные признались, что «не хотели подставлять родственника» и «сама мысль об унизительной судебно-медицинской экспертизе показалась мне еще отвратительней того, что со мной сделал этот грязный, тупой, грубый, гнусный и вонючий мерзавец».
Вывод ученых специалистов печален: каждая пятая леди имеет все шансы подвергнуться домогательству в отчем доме или в гостях. Картина, стало быть, мрачная, да еще настолько, что ничего, мрачнее этой картины даже мне невозможно представить, разве что квитанцию на оплату жилищно-коммунальных услуг. И картина эта характерна почти для всех стран Нового и Старого света, включая Австралию и Острова Зеленого Мыса. Между тем в странах, где в качестве государственной религии применяется ислам, насилия случаются гораздо реже. Видимо, потому, что там за это человека могут лишить всего, в том числе и детородного органа.
На каком месте находится Россия по числу жертв инцеста?
Об этом в документе не было ни слова. Я сквозь него и на солнце смотрел, и на луну, а ни слова об этом не обнаружил. Видимо, наши родные исследователи, занимающиеся вопросами кровосмешения и несанкционированных прелюбодеяний, затрудняются ответить на этот прямой вопрос. Они только в один голос утверждают, что в этом нашу страну значительно опережают Франция, Германия, США и даже благопристойные Нидерланды.
Об основных причинах опережения данных тоже никаких не оказалось. Поэтому пришлось поразмышлять самому. Дня два размышлял и пришел к выводу, что у них в их странах жить гораздо скучнее, чем в нашей. Ни тебе коррупции, ни тебе вопиющей разницы между бедными и богатыми. Вот и набрасываются озверевшие от скуки папаши на своих дочерей, а дяди — на племянниц.
Эротика и литература
Что бы и кто бы ни говорил, а чтение книг из моды не выходит, как и их написание. Всякие там социологические опросы — чепуха собачья. Войдите в любое время в любой вагон метро и сами увидите: пустая банка из-под пива катается по всему вагону, а в дальнем конце сидит человек с книгой.
Перемещаются под землей и девушки с книгами. Они читают, как правило, что-нибудь классическое: например, 32-й том из полного собрания сочинений Льва Николаевича Толстого. Среди лиц обоего пола редко когда встречаются представители, изучающие захватывающие повествования о том, как сохранить собственную фигуру. Чаще всего эти лица обращаются к творчеству тех писателей, которым было наплевать на собственную фигуру: А.М.Горькому, Валентину Катаеву, Борису Пильняку, Илье Эренбургу, Салману Рушди, Джорджу Оруэллу, Рэю Брэдбери, Братьям Стругацким. О том, какие упражнения применяются и какие продукты питания используются, читают примерно восемь процентов всех читателей. Все остальные поглощены современной прозой и той ее составляющей, которая имеет все признаки высокой поэтичности и от первого до последнего слова посвящена любви и ее эротическому, то есть чувственному наполнению.
Не редок в этом плане и Александр Сергеевич Пушкин, величайший знаток женщин и всего, что связано с самым сокровенным отношением к ним.
Между тем Пушкин, пылкий, дерзкий, гениальный и порою предельно откровенный в поэтических строках, способен показаться современному читателю неожиданно робким в строках прозаических. Так, в повести «Метель» он дошёл лишь до следующего описания:
«… Бурмин впал в такую задумчивость, и черные глаза его с таким огнём останавливались на Марье Гавриловне, что решительная минута, казалось, уже близка.» И затем: «Марья Гавриловна закрыла книгу и потупила глаза в знак согласия.»
Если бы только Александр Сергеевич! Современный читатель, лишь только взглянув на имя автора, немедленно догадается, что и Гоголь Николай Васильевич не проломил преград. Это ведь он на пути к «Мёртвым душам» и «Избранным местам из переписки с друзьями» создал бессмертную комедию о человеке, которого в одном провинциальном городке приняли за проверяющего из Санкт-Петербурга. И в этой комедии есть сцена, наполненная высочайшим романтизмом, но никак не эротикой:
«Х л е с т а к о в. Нет, я влюблён в вас. Жизнь моя на волоске. Если вы не увенчаете постоянную любовь мою, то я не достоин земного существования. С пламенем в груди прошу руки вашей.
А н н а А н д р е е в н а. Но позвольте заметить: я в некотором роде… я замужем. Х л е с т а к о в. Это ничего. Для любви нет различия, и Карамзин сказал: «Законы осуждают». Мы удалимся под сень струй. Руки вашей, руки прошу.»
Советский писатель, Николай Островский, не менее целомудренно подошёл к изображению того, что обещало только ещё состояться между двумя героями пламенной повести «Как закалялась сталь»:
— Тоня, когда закончится заваруха, я обязательно буду монтёром. Если ты от меня не откажешься, если ты действительно серьёзно, а не для игрушки, тогда я буду для тебя хорошим мужем. Никогда бить не буду, душа с меня вон, если я тебя чем обижу.
Почти о том же и современник Николая Островского, поэт и писатель Даниил Хармс:
«Теперь я знаю, что ты давно женился. Я из прежних писем знал, что ты женился. И я очень рад, что ты женился и написал мне письмо. Я сразу, как увидел твоё письмо, так и решил, что ты опять женился. Ну, думаю, это хорошо, что ты опять женился и написал мне об этом письмо. Напиши мне теперь, как твоя новая жена и как это всё вышло. Передай привет твоей новой жене».
Самому придирчивому читателю не удастся выяснить, передал ли привет его новой жене персонаж рассказа «Письмо» Даниила Хармса. Для этого и «Письмо» перечитывать не придется. А вот в том, что Владимир Набоков вынужден был ради удобства нашего читателя перевести роман «Лолита» с английского языка на русский, каждый из современников в силах убедиться еще раз. И еще раз напросится единодушный вывод, что некогда скандальное произведение выдающегося мастера на самом деле никакое не скандальное и даже не «порнографическое», как в прежнем СССР писали о нём, а очень даже скромное. Ибо и Владимир Набоков не позволил себе зайти слишком далеко в описании отношений между нею, несовершеннолетней возлюбленной Гумберта Гумберта, и великовозрастным, мятущимся, страстным, извращенным и трагическим Гумбертом Гумбертом:
«Так полулежала она, развалясь в правом от меня углу дивана, школьница в коротких белых носочках, пожирающая свой незапамятный плод, поющая сквозь его сок, теряющая туфлю, потирающая пятку в сползающем со щиколотки носке о кипу старых журналов… Но вот она потянулась, чтобы швырнуть сердцевину истреблённого яблока в камин, причем её молодая тяжесть, её бесстыдныя невинные бедра и круглый задок, слегка переместились по отношению к моему напряженному, полному муки, работающему под шумок лону, и внезапно мои чувства подверглись таинственной перемене».