Летняя гроза - Кэтрин Харт

Не в силах больше сдерживаться, Таня расхохоталась.

— Тебе еще предстоит многое узнать, дочка.

— Одно я уже знаю. Я не выйду за мужчину, который думает, что я появилась на свет только для того, чтобы обслуживать его. Он должен будет любить меня настолько, чтобы уважать мои чувства и потребности.

— Значит, ты считаешь, что твой отец не любит и не уважает меня? И, если ты так думаешь, ты невероятно заблуждаешься. Никто не может любить меня сильнее, чем он, и я в полной мере плачу ему тем же.

— Я знаю, но уж очень странно он иногда показывает свою любовь, отдавая тебе всякие распоряжения. Меня просто тошнит, когда ты вскакиваешь, чтобы выполнить самую незначительную его просьбу.

— Это тебя не касается, сестрица, и меня тоже. А теперь извинись перед матерью за свой длинный язык.

Женщины обернулись и увидели стоящего в дверях Охотника.

— Я не собираюсь выполнять твои приказы, братец, — ядовито промолвила Гроза.

— Или ты немедленно извинишься, или я собственноручно оттащу тебя за сарай и проучу ивовым прутом, — предупредил Охотник. И хотя он даже не повысил голоса, было ясно, что это не пустая угроза.

— Извини, мама, — сказала Гроза, хотя ей совсем не по вкусу было отступать перед старшим братом. Потом презрительно спросила Охотника: — Теперь ты доволен?

— Только если ты никогда больше не заговоришь с мамой в таком тоне. Ты так избалована и изнежена, что иногда это меня пугает, Гроза. Для разнообразия думай не только о себе, но и о чувствах других людей. И благодари свою счастливую звезду, что это я услышал твои слова, а не отец, — добавил он, выходя через заднюю дверь. — Он бы шкуру с тебя спустил за твои неуместные замечания.

— И как долго ты стоял и подслушивал? — крикнула ему вслед Гроза.

— Достаточно долго, — последовал ответ.

Возможно, если бы остальные разделяли мнение Охотника об испорченности Грозы, ее своенравие больше бросалось бы в глаза по сравнению с добрым и мягким характером Утренней Зари. Она была маленькой и тихой, очень милой и очень застенчивой. И только в кругу семьи и близких друзей полностью раскрывался ее живой и веселый нрав. В отличие от Грозы, которая могла закатить истерику по любому поводу, Заря, кажется, никогда и не сердилась по-настоящему и быстро забывала обиды. К чести Грозы надо сказать, что и она никогда не таила зла, гнев ее остывал так же быстро, как и вспыхивал.

Из четырех детей Сэвиджей Охотник и Гроза были самыми упрямыми, хотя и Стрелок с упорством отстаивал свое мнение, если считал, что прав. Охотник был очень похож на своего отца, и это поражало Таню всякий раз, когда она видела их вместе. Адам и Охотник одинаково вели себя и были похожи внешне, за исключением золотистых глаз Охотника. Достигнув двадцати лет и считаясь вполне взрослым, Охотник с удовольствием шел по стопам отца и постигал науку разведения скота. Он любил ранчо и те неожиданные задачи, которые каждый день приходилось решать в большом хозяйстве.

Стрелок, которому было почти девятнадцать лет, находился дома на летних каникулах — он учился в Гарвардском университете. Он готовился стать врачом, осенью его ждал второй курс.

За десять лет, что прошли с того дня, как Таня и Адам оставили свою жизнь с шайеннами, они сделали все возможное, чтобы сохранить в сердцах и умах детей обычаи индейцев. Но это удалось им только частично. Мальчики были достаточно взрослыми, чтобы хорошо помнить жизнь в племени. И, несмотря на то, что они быстро привыкли к новым условиям, в памяти их крепко сидели воспоминания о прошлом. В школе они учились читать, писать, проходили историю и арифметику — все на английском языке, дома же часто переходили на знакомый язык шайеннов, а иногда на испанский. И хотя мальчики сменили штаны из оленьей кожи и мокасины на одежду из ткани и ботинки, по утрам они присоединялись к отцу, когда тот возносил песнопение в честь нового дня. Каждую весну они считали дни, остававшиеся до каникул, а потом с нетерпением ждали ежегодной поездки в резервацию к шайеннам, где снова встречались с друзьями детства.

Девочки тоже говорили на двух других языках, но не так охотно. Гроза помнила много о первых семи годах своей жизни, когда она была дочерью вождя шайеннов, но нынешняя ее жизнь нравилась ей гораздо больше.

Заря же была слишком мала, когда семья перебралась на ранчо, и практически не сохранила никаких воспоминаний. Вся ее сознательная жизнь протекала на ранчо и в частых поездках в город, чтобы пройтись по магазинам и повидать бабушек и деда. Дочери Тани неохотно упражнялись в языке шайеннов, лишь терпели ежегодные визиты в резервацию и шли на всяческие уловки, чтобы избежать рассказов матери об обычаях и традициях индейцев.

Гроза практически не оправдывала надежд своих родителей. Ей нравилось быть дочерью преуспевающего владельца ранчо. В школе она училась безо всякого прилежания, но вместе с тем хотела жить в теплом, удобном доме, в чистоте, хорошо питаться. С каждым годом она все больше забывала то, чему научила ее жизнь в племени. Только в кошмарном сне могла она променять свои красивые, в оборках платья, кокетливые шляпки и кружевные перчатки на одежду из оленьей кожи. Она хотела никогда больше не знать голода и нужды. Свежие льняные простыни были предпочтительнее жесткой циновки на грязном полу. К чему сидеть, скрестив ноги, на земле, когда можно сесть за великолепно накрытый стол и есть с фарфоровых тарелок и пить из хрустальных бокалов? Нет, пусть у нее будет шкаф, полный нарядных платьев, лент и кружев, и она вполне удовольствуется существующим положением, спасибо.

Разумеется, у нее были и другие интересы. Ранчо Сэвиджа занималось крупным рогатым скотом, однако здесь разводили и лошадей, они-то и занимали Грозу больше всего. Она не только любила ездить верхом, но и обладала необыкновенными способностями в деле тренировки и лечении больных или раненых лошадей. И лошади отвечали ей любовью, словно она была связана с ними на каком-то глубинном уровне, который вызывал у них инстинктивное доверие. Таланты Грозы в этой области распространялись и на других животных. Никто не мог толком объяснить это, но у Грозы определенно был к ним свой подход.

Из-за своего пристрастия к животным Гроза заставила Джереми научить ее всему, что он знал и умел в ветеринарии. Шестью годами раньше он вернулся в Пуэбло с дипломом колледжа штата Айова и стал первым в этом городе настоящим ветеринаром — и кумиром Грозы. Еще в шесть лет она потеряла из-за этого мужчины сердце, а теперь просто боготворила его. С одиннадцати лет она повсюду следовала за ним, смотрела, как он работает, наблюдала, училась. Когда Гроза была рядом с Джереми, неважно, помогая лечить больное животное или принимая двойню у коровы, она была на седьмом небе от счастья.