Дверь - Андрей Быстров

Было бы неверным считать, что подлинная история убийства Лаврентия Берия так уж оставалась тайной за семью печатями для всех. Об истине, например, догадывались помощник Берия по атомному проекту Борис Ванников и сын Лаврентия Павловича, Серго. В течение многих лет Серго Берия пытался найти людей, непосредственно учавствовавших в убийстве его отца, но не нашел никого.

Поиски и не могли увенчаться успехом - но не потому, что все эти люди умерли.

15.

Казино почему-то называлось "Алькатраз". Может быть, его новорусские владельцы не знали, что Алькатраз - не райские кущи, а одна из самых мрачных тюрем всех времен и народов... Или наоборот, отлично знали, и в названии казино проявилось их своеобразное чувство юмора.

Владимир Сергеевич Зорин стоял у стола рулетки, в безукоризненном темном костюме, с галстуком-бабочкой, самоуверенный и несколько надменный. У него не было желания играть, тем не менее он пару раз поставил пятидолларовые фишки на черное и выиграл. В роскошном зале (отделка золото на красном, и по традиции всех казино мира ни окон, ни часов) оставалось не так много посетителей, и только что освободился столик для блэк-джека. Зорин подсел к нему, очаровательная девушка сдала две карты. Владимир Сергеевич поднял два пальца буквой "V".

- Сплит, - сказал он. - Я загадал: если будет сплит, это к удаче...

Девушка стандартно улыбнулась. Нечто похожее ей приходилось выслушивать нередко. Карты снова порхнули к Зорину.

- Соррендо, - разочарованно произнес он. - На этот раз нет смысла продолжать.

- Проиграли, Владимир Сергеевич? - осведомился глубокий мужской голос из-за его спины. Зорин обернулся.

- Приветствую вас, Евгений Дмитриевич, - он встал из-за стола. - Я просто развлекался. Недолюбливаю азартные игры. Случайность - не моя стихия.

- Тогда вам больше подошли бы шахматы, - заметил Булавин, пожимая протянутую руку. - Помните, что говорил Сервантес? Жизнь - это шахматная партия, после которой пешки и короли одинаково укладываются в ящик...

Они неторопливо направились в сторону бара.

- И шахматы не люблю, - проговорил Зорин лениво. - Да и что это за сравнение жизни с шахматной партией? На шахматной доске все на виду, все понятно. Вот белые, вот черные. Надо только избрать более эффективную стратегию, чем противник, и быть внимательнее его, и вы обязательно выиграете. Разве это похоже на жизнь?

- А вам какое сравнение по душе? - спросил Булавин, устраиваясь на табурете у барной стойки.

- Преферанс... Что будете пить?

- Что-нибудь безалкогольное... Апельсиновый сок.

- Сок, отлично... А я позволю себе пятьдесят коньяку, хоть и за рулем... Так вот, преферанс, дорогой Евгений Дмитриевич. Это будет вернее. Представьте себе, у вас на руках пять взяток - ну, слабенькая шестерная при удачном раскладе. Партнеры пасуют, что делать? Можно, конечно, уйти в распасовку, она вам ничем особенным не грозит. Но Боже, как хочется играть! Прикуп лежит рубашками вверх, но вы чувствуете, что там два туза, да и обязаны они там быть, не могут не быть... Наверняка два туза. Вы берете прикуп на игру, а там одна мелочь. И делать нечего, приходится играть с тем, что пришло, изворачиваться и надеяться на маловероятную фатальную ошибку партнеров... Вот жизнь, Евгений Дмитриевич. Знание правил - да, стратегия - да, расчет - да. Но всегда есть ещё и прикуп, который не виден.

- Вы романтик, Владимир Сергеевич, - заявил Булавин, не без интереса слушавший Зорина.

- Разве? Никогда не считал себя таковым. Хотя возможно, вы и правы отчасти. Союзы, подобные нашему, немыслимы без романтической составляющей.

Зорин рассмеялся так заразительно, что мало расположенный к открытым проявлениям эмоций Булавин присоединился к нему.

Посмотрев на большие наручные часы в простом стальном корпусе, Зорин сказал:

- Если мы хотим успеть заехать к вам и кое-что обсудить, нужно торопиться...

- Едем, - согласился Булавин.

Они отправились на двух машинах. "Фольксваген" Зорина ничем не выделялся на фоне заполонивших Москву иностранных автомобилей, но машина Булавина - "Пежо-605" - была значительно дороже и приметнее. Зорин не одобрял такого фанфаронства - впрочем, Булавин не всегда раскатывал на "Пежо". Для определенных обстоятельств у него имелась "девяносто девятая" и даже старенькие "Жигули" шестой модели, на которые он пересаживался, когда требовалось подчеркнуть скромность и непритязательность.

Подъездную дорогу к особняку Булавина ярко освещали фонари, но декорированные цветными витражами двери оставались погруженными в полумрак. В холле у лестницы на второй этаж хозяина и гостя встретила Варвара Никитична - не то домработница, не то экономка, эксцентричная неопрятная старуха, единственный человек в мире, кому Булавин доверял безоговорочно. Евгений Дмитриевич перебросился с ней привычными грубоватыми шутками, велел подать чай наверх в кабинет. На лестнице Булавина и Зорина сопровождал великолепный мраморный дог по кличке Полковник (обычно сокращаемой до Полкана), но в святая святых он допущен не был.

Кабинет Евгения Дмитриевича Булавина представлял собой поистине примечательное зрелище. Всегда, в том числе и днем, здесь царила таинственная полутьма - тяжелые шторы никогда не открывались. На стенах разместились коллекции атрибутов африканских магических культов - все подлинное (по крайней мере, так утверждали посредники, добывавшие эти редкости для Булавина). Невдалеке от камина покоился на бронзовом треножнике массивный хрустальный шар. Благодаря изобретательно спрятанным подсветкам его сердцевина будто постоянно излучала некое загадочно-туманное сияние, лишенный опоры взгляд терялся и скользил в никуда. Канделябры черного дерева с изумительной резьбой возвышались справа и слева от необъятного письменного стола. Словом, кабинет напоминал обиталище средневекового философа, алхимика или мистика (кому что больше по душе). Единственной вещью, возвращавшей посетителя в конец двадцатого века, была здесь профессиональная двухкассетная видеосистема "Сони", но она располагалась за складчатым занавесом, отодвигаемым нажатием кнопки. Разумеется, никаких компьютеров на столе. Таковые у Евгения Дмитриевича имелись, но они стояли в другом кабинете, в противоположном крыле дома. Там Булавин часто работал и принимал посетителей, которых по разным причинам не мог или не хотел привести сюда, в сердце своего жилища. Но к Зорину это не относилось. Зорин имел право видеть все.

- Прекрасно! - воскликнул Владимир Сергеевич, обводя кабинет восхищенным взглядом. - Сколько ни бываю в этой комнате, не устаю восторгаться вашим вкусом. Да что вкус, это в сущности пустяки. Вы сумели сделать больше. Вы создали идеальную гармонию формы и глубинной энергии. Убежден, Генриху Гиммлеру понравился бы ваш кабинет. Черный Герцог сумел бы понять, что лишь в такой обстановке стоит рассчитывать на благосклонность высших сил...

- Не очень-то ему помогли высшие силы, - проговорил Булавин, подходя к стеллажам, уставленными сотнями томов, переплетенных в кожу с золотым тиснением.

Послышался тихий щелчок, и центральный стеллаж отъехал вглубь и в сторону. За ним открылась кабина кухонного лифта - прибыл чай. Булавин взял с серебряного подноса две полупрозрачные чашечки тончайшего фарфора, поставил одну перед гостем, отхлебнул из второй. Какое-то время чай смаковали молча - он был того достоин.

- Гиммлеру и его соратникам не повезло, - произнес наконец Зорин. Они пришли раньше срока. Наука ещё не была готова проникнуть в суть тайных предначертаний. Делались лишь робкие попытки... Из уважения к нашим предшественникам не назову их усилия дилетантскими, но им не хватало ни информации, ни теоретической базы, ни математического аппарата, чтобы справиться со столь сложной задачей. Наше положение несравненно выгоднее. Уже сегодня мы в состоянии не только проверить магию алгеброй, но и заставить её служить себе... Да и само слово "магия" устарело. То, что раньше делалось эмпирически, вслепую, сейчас поднято на качественно иной уровень. Отныне это часть современной науки... Ритуалы, оккультизм, вертящиеся столы спиритов, сантерия, брохейрия, предвидение будущего - мы объединяем разрозненные элементы в новую реальность, и мы управляем ей.

Зорин умолк, выбрал хорошую сигару из полированного ящичка, тщательно и со знанием дела раскурил.

- Я несколько увлекся, - добавил он суховато. - Обстановка располагает... Давайте поговорим об эксперименте. Как и вы, я заинтересован в том, чтобы его результаты были абсолютно убедительными - в случае успеха, и при неудаче.

16.

Ночь в штате Вирджиния принесла с собой промозглую сырость. "Шевроле Сабэрбан" Стивена Брента, мощный и солидный джип, уверенно держался на влажной дороге, направляясь к столице Старого Доминиона, как испокон века называли штат. Но Брент ехал не в Ричмонд, ему предстояло свернуть к юго-западу и остановиться у одинокой виллы мистера Тейлора.