Шторм и ярость - Дженнифер Ли Арментроут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сложила руки на коленях:
– Что я… любопытная?
– Да, а еще бы они спросили, почему я не в курсе, что девчонка подслушивала очень важный разговор. Ты понимаешь, что это говорит о моей власти здесь? Наши гости могли оскорбиться, узнав, что я не обеспечил безопасность нашей встречи.
Взглянув на Джаду, я увидела, что она старательно разглядывает свои ярко-розовые ногти.
– Я герцог, и мои встречи никогда не должны быть подслушаны кем-то нежелательным, – продолжил Тьерри. – Тебе повезло, что об этом узнал Зейн, и, кажется, он больше позабавлен вашей встречей, чем зол.
Позабавлен? Я его позабавила? Это…
– Ты знаешь, мой авторитет может быть поставлен под сомнение в любой момент.
Ахнув, я пристально посмотрела на Тьерри. Я действительно знала это, но неужели, если какой-нибудь Страж увидит, что я подслушиваю, это воспримут как неудачу Тьерри? Неужели это настолько серьезно, что может стать причиной его отставки?
Это казалось достаточным ответом.
Ярко-голубые глаза Тьерри встретились с моими, захватив мой взгляд.
– Прямо сейчас происходит слишком много событий, я не могу допускать ошибок.
Покусывая ноготь большого пальца (как и всякий раз, когда нервничала), я перевела взгляд на остров.
– Ты знаешь, как важно для твоей собственной безопасности быть умнее, чем ты была прошлой ночью, – Тьерри слегка коснулся моей руки, привлекая к себе внимание. – Твой отец был бы не в восторге, узнав об этом. На это ты можешь рассчитывать.
Обычно я бы посмеялась над комментарием о моей безопасности, но когда Тьерри упомянул отца… Это совершенно другая история. По моей коже прошел холодок. Мне не нужно было смотреть на Джаду, чтобы понять, что она тоже его почувствовала. Я не могла не спросить:
– Ты… ты собираешься сказать ему?
Тьерри посмотрел на меня поверх края своей кружки. Именно тогда я увидела надпись «Я не могу быть взрослым сегодня». Мэттью. Это была фраза Мэттью. Тьерри опустил кружку.
– Нет.
Облегчение пронеслось по комнате, как летний ветерок.
– Только потому, что я действительно не хочу разговаривать с этим ханжеским сукиным сыном сегодня.
Я моргнула.
Губы Тьерри дрогнули.
– Я бы предпочел, чтобы наши посетители пришли и ушли, так и не увидев тебя, но это больше не обсуждается. Они знают, что ты живешь здесь. По крайней мере, Зейн знает. И если тебя вдруг больше не увидят, они могут подумать, что мы что-то скрываем. Но это не значит, что я хочу, чтобы ты их искала. Знаю, насколько ты любопытна, часто даже слишком и не во благо себе. Тебе стоит научиться пресекать это.
Я подумала, что сейчас не самое подходящее время указывать на то, что мы действительно что-то скрываем. Меня. Это был один из тех редких моментов, когда я знала, что не стоит говорить первое, что пришло в голову.
Поэтому я сказала второе:
– Должна ли я контролировать свое любопытство, потому что Зейн плохой парень?
Темные брови Тьерри приподнялись:
– Что? Почему ты так думаешь?
Я взглянула на Джаду:
– Я… не знаю.
Уголки его губ опустились:
– Зейн… очень благороден для такого молодого мужчины. Он полная противоположность понятию… плохого парня.
Окей. Ну, это было полной противоположностью тому, что сказал Миша, и это было странно. Откуда Миша мог знать о Зейне что-то такое, чего не знал Тьерри?
Я на время отодвинула эту странность на второй план.
– Не буду искать их или что-то в этом роде, но… – Я сделала глубокий вдох. – Если кто-нибудь из них начнет задавать вопросы обо мне и о том, как я здесь оказалась, что отвечать?
– Скажи правду.
Джада поперхнулась соком.
– Что, прости? – пискнула я.
– Они почувствуют в тебе человеческую часть и ничего больше.
– А если они спросят, как она здесь очутилась? – спросила Джада. – Мы скажем им, что ее высадила стая волков?
Я насмешливо посмотрела на нее.
– Если они спросят, как ты здесь оказалась, просто скажи правду, известную всем остальным, – объяснил Тьерри, положив руки на столешницу. – Мы познакомились с твоей матерью в Нью-Йорке, когда ты была маленьким ребенком. Она подверглась воздействию демонов, была ранена так, что это вызвало бы подозрения у людей, поэтому мы привезли ее сюда. Она осталась с нами. Понимаешь?
Это было… отчасти правдой, но не совсем. Тем не менее я кивнула.
Взгляд Тьерри снова встретился с моим:
– Мы не знаем, на что они способны, Тринити. Мы уже научились на собственном горьком опыте с людьми, которых, как нам казалось, мы знали. Жажда власти не знает ни различий, ни границ.
Лед вернулся, просачиваясь сквозь мою кожу до самого мозга костей, и я внезапно почувствовала слабость. Я действительно понимала это. Боже, как же хорошо я это понимала.
Одной из цен, уплаченных за то, чтобы понять это… была моя мама.
– Поняла, – прошептала я.
– Хорошо, – ответил Тьерри. – Потому что они никогда не должны узнать, кто ты такая.
Глава 5
– Не могу поверить, что тебе не влетело.
Миша протянул мне железный кинжал. Я взяла его, обхватив пальцами обтянутую кожей рукоятку:
– Извини, что разочаровала.
Его брови, скорее коричневые, чем рыжие, опустились:
– Надеюсь, он хотя бы накричал на тебя.
– Никто не спрашивал, на что ты надеялся, но да, он прочитал мне лекцию благодаря тебе.
Он фыркнул:
– Не повезло.
– Это твоя вина.
– Как насчет того, чтобы я приготовил тебе картошку фри с сыром и беконом на ужин, чтобы компенсировать это? Ту, которую ты берешь в ресторане за стеной?
– По-деревенски, – прошептала я. Мои глаза расширились, как будто целый хор ангелов начал петь передо мной. – Картофель по-деревенски с сыром?
– Ах нет, подожди. У меня же есть планы. Я не смогу приготовить ее для тебя.
Я прищурилась:
– Ты такой придурок!
Миша усмехнулся, но, наверное, это было хорошо, что он не собирался приносить мне картофель с сыром. У Стражей был безумно быстрый метаболизм, а человеческая ДНК во мне обладала таким метаболизмом, который постоянно думал, что мне нужно накапливать жир, как если бы я была медведем, собирающимся впасть в спячку.
К счастью (или к несчастью), он накапливал его в области груди. И в бедрах.
И в ляжках.
Неважно.
Я бы все равно с радостью уничтожила тарелку жареной картошки в одиночку, будь у меня такая возможность. В животе заурчало. Эта картошка стоит несколько действительно плохих вещей.
Вздохнув,