Охранитель - Виталий Иванов

Косвенно и сам Сурков признает, что все они — единая «партия». Он напомнил о трогательном симбиозе «правительственных либералов» и «красно-патриотической Думы» в 1990-е годы, о том, как они ударно сотрудничали. Разве это забывается? Описывая конкретных оппонентов режима, Владислав Юрьевич конкретно обозначил в качестве «олигарх-реваншистов» Березовского и Касьянова. О Рогозине и его соратниках сказано следующее: «То они призывают запретить все еврейские организации, то вдруг приглашают на работу евреев, чтобы вместе бороться с ксенофобией, а заодно борются с олигархами на деньги олигархов».

Одна «партия» — это одна банда.

Из заключительных тезисов Суркова следует выделить два.

Во-первых, им окончательно зафиксирован синкретический характер кремлевской идеологии. Он прямо высказал единороссам: «Забудьте о том, правые вы или левые. Партия общенациональная, и здесь синтезированы, как и в обществе, разные интересы». При этом нельзя не обратить внимания, что во всей лекции слово «либерал» и производные от него ни разу не употреблены в положительном контексте (а в нейтральном только один раз, когда упоминались японские либерал-демократы). Либерализм продолжают, насколько возможно, изживать и вычищать. И это замечательно.

Во-вторых, единороссам четко сказано, что они должны и на выборах 2007 года победить и обеспечить доминирование своей партии в течение как минимум 10–15 предстоящих лет. Эти слова Суркова можно перевести так: власть принадлежит нам, и мы не собираемся никому ее отдавать. Нынешний режим — это надолго.

Если Кремль идеологически и дальше будет развиваться в том же направлении, что сейчас, и элиту туда же двигать, то уже лет через пять могут быть очень интересные результаты. Кое-кто опомниться не успеет.[12]

Кремлевская доктрина-2

В конце июня 2006 года Владислав Сурков провел брифинг для иностранных журналистов.[13] Ряд его заявлений можно рассматривать как важные дополнения и пояснения к той доктрине, которая была изложена в февральской лекции для слушателей Центра партийной учебы и подготовки кадров «Единой России».

Отвечая на вопрос об идеологии российской элиты, Сурков признал, что она пока только создается (в действительности — меняется), но при этом сформулировал ряд тезисов об объективной необходимости и даже «неизбежности» идеологии.

Их изложение следует предварить некоторыми пояснениями.

В нашей Конституции закреплен запрет на установление государственной идеологии. Но его надо понимать лишь как запрет на установление обязательности для всех и каждого тех или иных идей, ценностей, установок и тем более на их целенаправленное насаждение. Никакая конституция не отменит и не может отменить необходимости идейной основы существующего государства, его политической, экономической, правовой и прочих систем (и та же действующая Конституция идеологична, она насквозь пропитана идеями, увы, в основном либеральными и левыми), равно как и идейной платформы, определяющей содержание или по крайней мере систематизирующей и объясняющей политику действующей власти. И то и другое — государственные идеологии. Первая, условно говоря, — стратегическая, а вторая — тактическая. Обе, естественно, подвержены всяческим изменениям и взаимно корректируют друг друга.

С одной стороны, посредством государственных идеологий власти стараются, насколько возможно, объединять и элиты, и нации в целом, то есть делать свои идеологии «идеологиями элит» и «национальными идеологиями». С другой — следует учитывать, что любая адекватная власть артикулирует общественные запросы — государственные идеологии, как правило, не есть нечто внешнее. Также, разумеется, никогда и нигде государственные идеологии не разделяются всеми и во всем, всегда есть различные оппозиции, вплоть до самых радикальных. Плюрализм тоже «неизбежен».

В России стратегическая государственная идеология представляет собой либеральный проект 1990-х годов, существенным образом «отредактированный», особенно в 2003–2005 годы, в левом и правом ключе. Тактическая идеология тем более синкретична, но в последние годы в ней все заметнее правая составляющая. В условиях консенсусного политического режима нынешние изводы государственных идеологий, по крайней мере публично, господствуют среди элиты и в общем позитивно воспринимаются большей частью общества.

Хотя Сурков такие различия не проводил и вообще не использовал приведенные понятия, по сути говорил именно о государственных идеологиях.

Что он конкретно сказал?

Первое. «Глубочайшее заблуждение, что тоталитарные режимы идеологичны, а демократические нет. Ровно наоборот. В тоталитарных режимах не нужна идеология, там есть страх, с помощью которого можно людей заставить повторять все что угодно и даже иногда верить в это. А демократии, где репрессивный аппарат все-таки приводится в действие в самом крайнем случае и где все-таки стараются люди объясниться друг с другом, демократии, конечно, сохраняют свою форму, мне кажется, на основе общих образов и общих ценностей, на добровольной основе».

Безусловно, здесь нужно спорить, поскольку отрицание «идеологичности» тех режимов, которые принято называть «тоталитарными», есть как минимум полемическое упрощение. Идеологии (или хотя бы их «наброски») есть у любых государств, у любых режимов. Другое дело, цельны они или нет, жизнеспособны или нет, популярны или нет и т. д. У нас и в 1990-е годы шла идеологическая работа внутри власти. Результаты были убогими, но они были. Никуда от идеологии не денешься.

Кстати, в февральской лекции Сурков высказался более взвешенно.

Второе. Необходимо найти «объяснение происходившему в последние 20 лет». Разумеется, «не очень хочется признаваться себе в том, где ты был и что ты делал в злополучные 1990-е. Не очень хочется объяснять себе, почему мы потеряли такую огромную страну. Не очень хочется признавать свои ошибки и свои глупости просто-напросто. Но нация наша должна объясниться сама с собой, должна объяснить все, что случилось недавно, и понять, что будет с ней происходить дальше».

Здесь можно только согласиться. Одна из целей идеологии — моделирование прошлого и его «объяснение».

Третье. «…Без ведущего слоя, понимающего цели и задачи, созданного, сформированного на конкурентной основе в открытом обществе, у страны, конечно, нет будущего».

Тоже нечего возразить. Можно, впрочем, добавить, что элита должна быть главным носителем и транслятором государственной идеологии. Чем больше людей в это вовлечено, тем лучше.

Четвертое. «…Наше знаменитое строительство вертикали власти, которое все время обсуждается, было абсолютно необходимым и остается необходимым на сей момент. Но бюрократическое скрепление страны, оно недолговечно. И если мы сейчас не обогатим эту вертикаль власти признаваемой всем народом идеологией, то целостность страны, целостность нации невозможно будет обеспечить. Невозможно удерживать административно то, что должно удерживаться образом будущего, идеалами, ценностями, верой».

Иными словами, государственная идеология, по крайней мере тактическая государственная идеология, должна окончательно обрести национальный статус. Задача амбициозная, но вполне решаемая.

Сурков разграничил понятия «управляемая демократия» и «суверенная демократия». Сразу нужно сказать, что его подход к управляемой демократии оригинален, но тут тот случай, когда дефиниция еще не вполне устоялась и догматизм вряд ли уместен.

Управляемая демократия по Суркову — «это навязываемая некоторыми центрами глобального влияния, навязываемая всем народам без разбора, навязываемая силой и лукавством шаблонная модель неэффективных, а следовательно, управляемых извне политических и экономических режимов».

Здесь в одном определении, как представляется, смешаны два. С одной стороны, управляемая демократия может рассматриваться как методология глобального управления или же как технология решения конкретных политических, экономических и прочих задач посредством «демократизации» — мягкого внедрения или прямого навязывания определенного набора западных демократических стандартов. С другой — управляемой демократией нужно называть политический режим в стране, успешно подвергнутой «демократизации» и отказавшейся либо принужденной отказаться от суверенных претензий, пусть не полностью, но в немалой части.

Суверенной демократией также можно назвать и технологию, используемую режимом, и режим как таковой. Демократия в самом общем смысле представляет собой комплекс правовых и политических институтов, призванных обеспечивать гражданам набор личных, политических, экономических и прочих прав и свобод, участие всех желающих граждан в управлении государством, учет их интересов. С технологической точки зрения суверенная демократия предполагает самостоятельное (максимально самостоятельное) определение форматов демократических институтов. И назвать суверенно-демократическим можно лишь тот режим, который отстаивает собственную самостоятельность и соответственно самостоятельность государства настолько, насколько это целесообразно и возможно в современном мире. «Мы хотим (…) сотрудничать (…) по справедливым правилам, а не управляться извне», — в этой формулировке едва ли не вся суть и суверенной демократии, и нашего практического подхода к суверенитету.