Дети Силаны. Натянутая паутина. Том 1 - Илья Крымов

Эта троица китов держалась близко один от другого, но были правители и помельче: премьер-министры и даже парочка президентов из стран победившего народовластия. Прибыл Солермо эл’Азарис, король Арбализейский, лично выразил соболезнования и сообщил, что в связи с трагедией он перенесет начало Всемирной выставки достижений алхимии и прочих наук. Я поблагодарил короля.

Прибыл выразить глубочайшие соболезнования тсарь-Император Раххии Александр Четвертый, двухметровый мужчина с заметно поредевшими волосами и длинной густой бородой. Я слышал, что он играючи завязывал гвозди в бантики, чтобы потешить детей, а однажды, когда его любимый конь сломал ногу во время прогулки, Александр пять километров нес раненое животное на своих плечах.

Из Пайшоаня вместо трехлетнего императора прибыло несколько высокопоставленных евнухов. Старая императрица-мать слишком боялась заговоров, чтобы покинуть палаты Запретного дворца. Тарцарской делегации по понятным причинам я не увидел, зато кальмирские эмиры явились все вместе. Прибыла правительница Кель-Талеша Королева Стрекоз Ки’Ре’Син’Ай и многие другие. А еще гассельцы. Делегация из пяти разумных особей разных видов во главе с чулганом по имени Эззэ ри Гмориго, самым молодым адмиралом Гасселя, племянником нынешнего императора Орро ри Зелиро. Эззэ передал извинения за то, что его императорское величество не может прибыть лично, и выразил отлично сыгранные, но насквозь лживые соболезнования.

Последними достойными отдельного упоминания были ингрийцы, которые всегда намеренно являлись с опозданием, ибо считали, что никто не имеет права заставлять их ждать, но все обязаны были ждать их. Феодалы пришли вместе, все восьмеро, горделивые и статные носители древнейшей крови, но, в отличие от мескийских танов, внешне более тяжеловесные, массивные. По случаю траура они облачились в эместрисы соответствующего цвета[22] и распустили обычно собранные в десятки тонких косиц волосы.

Соболезнования принял я, так как обычаи воспрещали нарушать скорбь семьи усопшего. От имени прочих феодалов говорил Зефир эл’Нариа, негласный их предводитель, который громко продекламировал на тэнкрисском языке все сакральные словоформулы, приличествовавшие событию, после чего ингрийцы стали по выверенной жребием очереди – уступать первенство добровольно еще и в этом ни один из них и не подумал бы, – приближаться к гробу и делать то, что редко можно было увидеть при иных обстоятельствах. Они кланялись. Сгибали несгибаемые спины и опускали всегда поднятые головы. Они не признавали Императора своим повелителем, не видели в нем главу своего религиозного культа, они были независимыми правителями, но даже гордые ингрийцы понимали его величие и принимали его более высокое положение относительно всех остальных тэнкрисов. Соболезнования были высказаны, поклон усопшему совершен – и точно так же вызывающе гордо феодалы двинулись прочь, чтобы вскоре вновь сесть на свои дирижабли и отправиться в Ингру.

Похороны перешли к следующему этапу: гроб накрыли тяжелой крышкой, и все члены Ковена, сильнейшие и опытнейшие маги Мескии, приступили к своим обязанностям. Они запечатали гроб всеми мыслимыми и немыслимыми способами, чтобы сон мертвеца не был осквернен и через десять тысяч лет. Затем верховные клирики запели одну из последних бережно хранимых первых песен, одну из тех, что звучали над просторами юного мира, когда тэнкрисы, наивные и нагие дети, сбежавшие от матери, впервые пришли сюда. Смысл ускользал, скрадываемый тайной эпох, но лишь боль и чувство скорби проливались в души слушавших.

Гроб подняли на борт сверкавшего серебром дирижабля-яхты «Северная Аврора», который вместе с эскортом из десяти «Диктаторов» отправился к усыпальнице Императоров монастырю-крепости Зильвериор-Атаунлош[23]. Летели только члены семьи, гвардейцы и я.

Монахи встретили «Аврору» на стенах монастыря всем орденом – всей неполной сотней братьев. Гроб перенесли в глубокую крипту мимо просторных ниш со множеством других серебряных гробов. В самом первом из них спал основатель Мескийской империи, в последнем – предыдущий Император. Гроб установили на невысоком каменном блоке, и ко мне подошел настоятель, старый… нет, древний тэнкрис с заметными морщинами на лице и выцветшими глазами.

– Его звали Ордрадис.

Настоятель кивнул и удалился без слов. Теперь имя Императора выбьют на каменном блоке, как выбивали имена всех его предков, правивших империей прежде, а потом накроют надпись дополнительным каменным щитком.

Ритуал погребения мог считаться завершенным, а ритуалы приготовления к восшествию на трон нового Императора должны были вскоре начаться.

Его высочество кронпринц должен был принять на себя власть нового главы культа и пройти через десятки древних ритуалов очищения, чтобы подготовиться к принятию императорского титула. Ведь Император – это не только монарх и глава Церкви, это еще и первейшее средоточие священной благодати, которая передается от одного монарха к другому на протяжении примерно тридцати пяти тысяч лет. Подразумевалось, что после всех ритуалов в новом владыке воплотится величие всех его предков.

Мне оставалось надеяться, что кронпринц сможет пройти сквозь все, как завещал его отец. Потому что если он закусит удила и рванет к трону, никто не сможет ему помешать, корона утвердится на голове слишком рано, и все, для чего я столько трудился, будет пущено люпсу под хвост.

– Еще чаю, хозяин? – Себастина вырвала меня из воспоминаний и тревог.

– Нет. Хм, насколько я помню, скоро должно начаться занятие по баллистрадуму у молодняка?

– Да, хозяин.

– Пойдем, поглядим.

Я создавал Имперру с пониманием того, что идеальных агентов для нее мне придется взращивать самостоятельно. Можно найти и натаскать талантливых индивидов вроде Конрада Кирхе, Николетты Инрекфельце или Адольфа Дорэ, но чтобы Имперра была совершенна, будущих агентов-дознавателей и солдат следовало воспитывать с отрочества.

По всей стране было куплено либо построено множество сиротских приютов и детских домов, в которых помимо рядового персонала служили выборщики Имперры, выбиравшие из тысяч детей тех, у кого был потенциал для несения службы. Этих избранных свозили в Старкрар, под обширные своды дворца Схоллум Имперрус, где учителя, наставники, тренеры и инструкторы ковали из полученного сырья будущих Жнецов. Прошло четырнадцать лет, а первый выпуск все еще не был готов, но всего через полтора года новое поколение наденет маски и получит инсигнии.

Схоллум Имперрус находилась в самом престижном районе столицы, под нее был отдан Вишневый Сад – роскошный дворец моей двоюродной бабки, который я получил в наследство. Теперь он служил школой-лицеем военного типа, где одновременно учились и тренировались сотни молодых людей, авиаков, люпсов, найтири, хешебийцев и других носителей разума. Обширные парковые угодья, окружавшие Вишневый Сад, обзавелись высокой стеной и превратились в военные полигоны, полосы препятствий, спортивные площадки, гаражи и тиры. Периметр защищали солдаты подразделения «Жернова», военные собаки, пулеметчики на башнях и боевые маги.

Я шел по пустым коридорам – учебный день был в разгаре. Голос лектора, доносившийся из-за неплотно прикрытой двери аудитории, заставил меня остановиться. Проходило занятие по теории допроса, параграф 36: «Поведение в плену врага; перенесение пыток малой и средней тяжести; противостояние психологическому давлению».

– …Запомните, кадеты, самой природой тела большинства из вас не предназначены для длительного перенесения боли. Какими бы стойкими вы ни были, рано или поздно пытка заставит вас выдать врагу секретную информацию. На этот случай обязательно иметь при себе ампулу с быстродействующим ядом, дабы не позволить захватить себя в плен.

Я плотнее прикрыл дверь и двинулся дальше, оставив лектора продолжать обучение восьмилеток. Стоило поспешить: занятия по стрельбе, наверное, уже шли.

Когда Гремящий Никола предоставил мне первые наброски теории нового стиля ведения стрелкового боя, я сначала искренне озадачился. Позже, совмещая прочитанную теорию с наблюдением за практикой, я постепенно понял, что стрельба из револьвера уже никогда не будет для меня тем, чем была прежде. Николетта Инрекфельце утверждала, что если знать несколько базовых правил, которые она изложила в своей работе, а также пройти полный курс медитативных и физиологических тренировок, призванных помочь обострению рефлексов и органов чувств, то можно довести эффективность стрельбы до ста процентов, а в случае особой одаренности ученика – и до ста двадцати. Звучало нелепо с точки зрения математики, но стоило увидеть, как она управлялась с парными пфальцерами, чтобы понять – это не просто стрельба, а боевое искусство.

Площадка для тренировок по баллистрадуму была одной из самых высокотехнологичных в ведении школы. Она напоминала огромную грядку с «росшими» на ней металлическими полусферами. Когда я подходил, Николетта стояла у одной из этих полусфер, а перед ней выстроилась уставными шеренгами группа учеников.