НЬЮ-ЙОРКСКАЯ КАРМЕН - Петр Немировский

Прикурив, вкусно затянулась, проглотила дым. Да, все люди разные: одному нужно уколоться и молча блаженствовать. А вот ей после кокаина нужно обязательно курить и говорить. Она расхаживала по кухне, зачем-то поднимала крышки кастрюль, переворачивала черпаки.

— Я ненавижу, ненавижу его и все его кино! Он хочет реально превратить меня в Кармен. Он, по-моему, забыл мое настоящее имя. Ты не представляешь себе, что он заставляет меня выделывать: ползать в воде между острых камней с каким-то дурацким мешком в руках! Драться ножами! — с этими словами она сняла висящий на крючке длинный кухонный нож и принялась махать им перед собой.

— Что ж ты хочешь, он же режиссер. А все режиссеры немного «ку-ку», — пошутил Джефф.

Стелла уже находилась в коридорчике возле туалета. На стене там висело большое зеркало. Перед зеркалом Стелла выгнула спину и слегка подала вперед плечо. Завела назад напряженные руки. Затем сделала несколько резких взмахов. Да-да, так, именно так. Перед ее мысленным взором возникла сцена из «Эль Сида», где Софи Лорен исполняет фламенко. Великолепная, незабываемая сцена...

Кокаин работал отменно: ничто не могло перебить необычайную легкость, охватившую все естество Стеллы.

— Та-та-ра-та..., — Стелла шла по центру зала, напевая мелодию, держа над головой дуршлаг, как шляпу. Вдруг покачнулась, в голове у нее что-то перемкнуло:

— А-а! — и полетела на пол. — Видишь, какие муки мне приходится терпеть, — пожаловалась она, вставая и поглаживая бедро. Сунула пальцы в прорезь скрытого карманчика сарафана и извлекла оттуда несколько целлофановых пакетиков с порошком, дабы убедиться, что они целы.

Джефф с жадностью взглянул на эти пакетики.

— Десять баксов за каждый, — промурлыкала Стелла, потрусив, как колокольцами, пакетиками над его головой...

— У меня никогда не было мужчин, вернее, я имела их столько, сколько зернышек в этих консервных банках с кукурузой. Но я не помню ни их лиц, ни имен. Я никого не любила, понимаешь, никого никогда не любила, даже своего бывшего мужа. Но этот черт хочет моей любви! — она вытерла слезинку. — Я мучаюсь ужасной бессонницей. Прихожу на уборку и запираюсь в ванной, якобы там что-то мою, а на самом деле сажусь на тазики с грязным бельем, чтобы хоть чуточку поспать.

Она плюхнулась в кресло, снова закурила.

— Будто я не знаю, чем все закончится. Он мной попользуется, а потом бросит. Что тогда у меня останется в жизни? У меня же больше ничего нет, кроме этих съемок. Что вообще у меня было хорошего в жизни? В семье меня никогда не любили. Для родителей я была как мусор, они были помешаны на моем младшем брате Ромке.

Джеффри как будто внимательно слушал, но часто закрывал глаза, и зажженная сигарета выпадала из его пальцев.

За окнами уже серело. А в кухне было по-прежнему светло от ламп.

— Зато ты с ним хорошо трахаешься, правда? А это немало, — снова пошутил Джефф.

Согнувшись, он поглаживал пальцем место от укола на ноге, где под волосками засохла струйка сбежавшей крови. Ему почему-то становилось жарко. Не так жарко, как должно быть от героина, а иначе, как-то нехорошо.

Ватки с кровью, шприц, ложка, покрытая нагаром, валялись на столе. Он подумал, что хорошо бы сейчас добавить обороты кондиционера, чтобы как-то сбить, приостановить льющийся в его грудь и голову жар.

— Да, мы с ним трахаемся. Но, веришь, мне легче трахнуться с кем угодно, за любые деньги, даже бесплатно, но только не с ним. Ведь я отлично знаю, что ничего у нас с ним не получится, это невозможно: кто я и кто он. А у него еще жена и ребенок, зачем разрушать семью?

Стелла бросила на Джеффа тревожный взгляд. Что-то ей не понравилось в бледности его лица и губ.

— С тобой все о’кей? — спросила она.

На столе возле шприца валялись все десять пустых целлофановых пакетиков от героина.

— Душновато. Подкрути кондиционер, — попросил он. Ноги его отяжелели, стали как из ваты.

Став на кресло, она повернула до отказа пластмассовую ручку старого кондиционера. Мотор рявкнул, и загудело сильнее. Стелла подставила руки под струи, выходящие сквозь пластмассовую решетку.

— Теперь лучше. Сейчас остынешь, — она спустилась вниз и, подойдя к столу, стала собирать «аксессуары». — Где здесь выбрасывают мусор?

— Там, — Джеффри даже пальцем не двинул.

В большой черный бак она выкинула окурки, а с пустыми пакетиками и шприцем ушла в туалет, и через минуту оттуда послышался плеск сливаемой в унитаз воды.

— Вот и хорошо.

Кокаин прекрасно развязывает женский язык. Особенно после длительного перерыва, а Стелла не употребляла наркотики с тех пор, как ушла из секс-бизнеса. Ей хотелось продолжить жаловаться на жизнь из-за жестокой необходимости расстаться с Осипом и своей неспособности это сделать.

— Я никогда не смогу... — начала было она, отряхивая на ходу руки. — Эй, что с тобой? — подбежав, присела на корточки возле Джеффа, сползшего с кресла на пол.

— Эй! Эй! — она хлопала его по щекам — сильно, наотмашь.

Голова Джеффри дергалась то в одну, то в другую сторону. Он вроде бы чуть шевельнул губами и попытался приоткрыть глаза.

— Эй, очнись! Wake up! — повторяла она то на русском, то на английском, не переставая хлестать его по щекам.

Сильно потянула за рубашку, оторвав несколько пуговиц. Стала давить руками его волосатую тощую грудь:

— Эй! Эй!..

Ровно через двадцать пять минут, после того как Стелла, вытащив у него из кармана мобильник, нашла номер Эстер и, прикрыв микрофон ладонью, сказала не своим, грубым голосом: «Он в иешиве, быстрее сюда» и исчезла, так вот, точно так же над Джеффом теперь сидела Эстер и с истеричными криками била мужа по остывающим щекам и уже почти бездыханной груди.

С грохотом по лестнице в кухню иешивы спустились два полицейских Seagate. Они прижимали руки к пистолетам в расстегнутых кобурах и несли баллончики с кислородом.

Героин, как известно, замедляет циркуляцию крови и приостанавливает работу легких; легкие перестают наполняться воздухом и не обогащают кровь кислородом, а при героиновом «переборе» постепенно сжимаются и в конечной фазе сжимаются и схлопываются, как два резиновых мешочка. И тогда наступает смерть.

Все эти фазы оттока крови и прекращения работы легких и сердца можно было наблюдать, глядя, как умирает Джефф. Правда,