Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры - Марк Коэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Данута закатила глаза.
– Он говорит, что помнит тебя, Марыся. Как ты сидела у него на коленях и болтала ногами.
– Не помню такого… Но я же маленькая была, – тут же нашлась Мария.
– Дедушка благодарит нас за привет и угощение. – Кася слегка поклонилась. – Теперь ты можешь задать ему три вопроса.
Мария так разволновалась, что на несколько мгновений потеряла дар речи.
– Я хочу знать, хочу знать… Когда я выйду замуж? У меня будет белая лошадь с кудрявой гривой? И… я вырасту красивой? Ой, я же у дедушки спрашиваю! Не надо, третий вопрос не надо отвечать!
Кася сонно улыбнулась:
– Ты выйдешь замуж осенним днем, легкая, юная и прекрасная, в платье с тонким кружевом. Вы проживете счастливую жизнь и умрете в один день. А лошадь будет, белая, но грива ее будет гладкой, как китайский шелк.
– Так и знала, – шепнула Марыся своим коленкам.
– Ты, Магдалена, позвала кого‑нибудь?
– Я? Нет, не позвала, – пробормотала Магда, опасаясь, что дух бабушки все же обратится к ней и обзовет дворняжкой.
Бабушки среди призванных духов не оказалось, и Магда шумно выдохнула.
В глубине души она понимала, что все это лишь часть игры. Жутковатой, увлекательной, но все же игры. Тронь пальцем, зажги электрический свет – и тени сгинут, тайны истают за мгновение. Останутся только свечные огарки и шесть девочек с глазами-плошками.
– Юлия, кто пришел к тебе за угощением?
– Это моя сестра. Старшая. Умерла от дифтерии.
– Эй, не рассказывай ей! – одернула ее Данута.
Но Юлии было все равно. Она никогда раньше не рассказывала о том, что у нее была старшая сестра.
– Она очень красивая, – нежно улыбнулась Кася. – У нее прекрасные глаза, только грустные. Она скучает по тебе и по родителям, хоть и находится в раю.
Юлия кивнула, но скованно, будто у нее в шее что‑то заржавело.
– Ты хочешь у нее что‑то спросить?
– Не знаю… Нет, хочу! Пусть скажет, когда я умру? Только честно!
Данута громко фыркнула.
– Духи, особенно любящие, не станут лгать, – прошептала Кася, вновь запрокидывая голову. Магда ощутила, как сильно она стискивает ее руку, отклоняясь назад всем телом, перетягивая вес круга на себя.
– Твоя сестра говорит, что ты проживешь долгую жизнь, полную удивительных приключений. У тебя будет большой дом за океаном, где ты покинешь этот мир в окружении внуков и правнуков…
– Ну все, хватит! – воскликнула Данута. – Что за цыганские штучки? Долгая жизнь и дом за океаном! Какая дешевка! – Она вскочила на ноги, стряхивая с себя руки одноклассниц. – Ты же ничего толком не сказала! Обманщица ты, Кася! Была предательницей, а теперь еще и лгунья!
Другие просили ее не ломать игру и вернуться в круг, но было поздно. Данута вышла из себя:
– Не желаем больше тебя видеть! Ни ходить с тобой, ни есть за одним столом! И гулять в сад не суйся, когда мы там! Я сама тебе косы повыдеру!
За ее угрозами никто не услышал, как скрипнули ногти по обратной стороне стены. И раздался тихий дробный стук.
– А кого позвала ты, Дана? – невозмутимо отозвалась Кася.
– Ты что, совсем глупая? Никого я не звала, ясно? Никого!
– Но ведь они пришли, – шепнула Кася и уронила голову набок, вперив немигающий взгляд в раскрасневшееся лицо Данки. – Все они пришли к тебе, Данута. Ты о них подумала, и этого было достаточно.
Данка сделала шаг назад, к окну. Одной рукой она задела расплескавшийся по письменному столу тюль, и тот потянул за собой оконную створку. Поток ледяного воздуха хлынул в дортуар. Свечи погасли почти в один миг, одна за другой.
– Хватит, Кася, не пугай!
– Ты о чем? – с вызовом спросила Дана. – Как можешь знать ты, мелкая врунья, о ком я думала?
Ногти по камню, опять и опять. Быстрее, Кася, ты знаешь ответ. Он уже в тебе, он правильный. Пусть испугается как следует, маленькая бессердечная стерва.
Круг распался окончательно. Касю швырнуло вперед, на четвереньки. Какие‑то секунды все с ужасом наблюдали, как шевелятся ее лопатки, остро очерченные полуночным светом. Когда она подняла лицо, Магда ахнула и отшатнулась.
Из-под век Каси виднелись одни белки, края темных радужек мелко бегали под полукружьями ресниц. Данка отошла бы дальше, но дальше было некуда. Ее ноги в шерстяных чулках примерзли к полу.
Кася поползла вперед.
– Дана-Дана. Дана-Данута, – хрипло шептала Кася, опрокидывая свечки и поводя худыми плечами. – Как не знать мне о беде твоей, Дана? Они же все умерли. Все до единого. – Ее горло издало то ли придушенный смешок, то ли всхлип. – Такие маленькие. Они здесь, Да-на, они любят тебя.
– Нет…
– Твои братишки и сестренки. Никто до крестин не дожил. А то и вовсе… – Снова этот звук схваченного судорогой горла. – Комочком кровавым вышли сами – и сразу в землю, в землю.
– Прекрати!
Магда не могла заставить себя шевельнуться, хотя ее губы вздрагивали, готовые к паническому воплю.
Кася ужасала. Она медленно ползла к Дануте, переставляя неправильно вывернутые в локтях руки, путаясь в подоле ночной рубашки. Белки подернулись сеточкой сосудов, с нижней губы протянулась до пола нить густой слюны.
– Они передают привет твоей… маме. Ты же передашь ей, Дана? Чтобы она не плакала… Передашь?
Дана трясла головой, зажмурив глаза.
Ее боль была как перезревшее яблочко – мягкая гниль под глянцевой кожурой.
– Вот только об отце… – Кася уже стоит на коленях перед Данутой, карабкается выше, цепляясь за сжатые кулаки той, подбирается к шее. – О нем они не хотят говорить, – шепчет она ласково. – Просят только, чтобы ты больше не ходила с ним на скотобойню‑то. Не надо…
– Не надо! – эхом откликнулась Данка. – Я не хочу больше, не могу!
Наконец Данке удалось вырваться, она с силой отшвырнула от себя Касю, метнулась к двери и выскочила в коридор.
– Данка, – это уже Юлия, верная кривоклювая птичка на спине аллигатора. – Я за ней.
Мария и Клара сидели обнявшись на одной из кроватей. Их тревожное объятие было таким крепким, что сложно было сказать, где заканчивалась одна и начиналась другая и чей тонкий скулеж звучал, заглушая затихающие рыдания Дануты в коридоре.
Магда осторожно приблизилась к Касе и заглянула той в глаза. Она была без чувств, а губы еще блестели выступившей слюной.
– Кася, Кася, не умирай, – зачем‑то запричитала Магдалена. – Не надо.
Она обмакнула носовой платок в бокал с водой для ду́хов и стала тереть холодной тряпицей виски подруги.
– Только очнись, – бормотала она. – Ну же!
– Может, доктора позовем? – подала голос Клара. Одной рукой она продолжала гладить Марию по растрепавшемуся затылку.
– Это плохая идея. Но если она до утра не…
Тут Кася закашлялась и согнулась пополам. Ее вырвало прямо Магде на колени.
– Фу! – взвизгнула та. – Кася! Ты гадкая! Ты меня напугала знаешь как?!
И наконец позволила себе заплакать.
Дневник Касеньки, осень 1922 года II
У меня все еще ужасный почерк. Он даже стал хуже. На правой руке было чуть больше швов, и она еще немного болит.
Но мне это совершенно все равно!
Самое главное в моей жизни уже случилось, и мне больше нечего бояться, не из-за чего переживать. Я никогда больше не буду
