Шифрованный счёт - Самбук Ростислав Феодосьевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карл несколько секунд наблюдал за красноречивыми жестами Шлихтинга — да, этот продумал все до конца, и его не собьёшь с избранного пути. Где-то в глубине души он знает, чем закончится их авантюра, но все же не верит в возможность позорного конца, надеется на счастливый лотерейный билет, пусть один из тысячи, но кому-то он все-таки должен выпасть! Такому наплевать, что погибнут миллионы, — лишь бы выжил он.
Но о чем продолжает говорить Шлихтинг? Карл прислушался.
— Одна из наших неотложных задач, — Шлихтинг сел, положив руки на стол: они, казалось, жили отдельно от него, сами двигались и постукивали ногтями по полированному дереву, — да, одна из неотложных наших задач заключается в укреплении союза партии с бундесвером. Наше военное бюро, господа, утверждает, что каждый четвёртый немецкий военнослужащий готов поддерживать НДП. Два генерала и пять полковников вступили в партию, это первый шаг, первый ручеёк, который, надеюсь, станет полноводной рекой. Ибо чего может достигнуть настоящий офицер при нынешнем немецком правительстве? Дослужиться до полковника, получить пенсию. Настоящему офицеру нужна война, мы начнём её, и офицеры будут стоять перед нашей штаб-квартирой в очереди за фельдмаршальскими жезлами!
— Будут стоять! — грохнул по столу кулаком один из присутствующих. — Но мы дадим их только достойным!
— Браво, Радке! — Шлихтинг зааплодировал. — Под конец, господа, я хочу проинформировать вас, что переговоры, проведённые нами с некоторыми представителями финансовой олигархии, завершились успешно. Наша касса пополнилась новыми взносами, которые позволят нам не скупиться во время выборов в ландтаги, а в перспективе и в бундестаг.
Карл вспомнил, как перед съездом Шлихтинг старался выведать у него, какая сумма лежит на шифрованном счёту, говорил, что их партия продолжает дело «третьего рейха», она законный наследник и имеет право на все деньги. Но глаза его при этом бегали и ощупывали Карла: тот понял все с самого начала, ухищрения Шлихтинга лишь смешили его, и он положил конец этим уловкам: спросив прямо:
— На какую сумму рассчитываете вы лично?
Шлихтинг не покраснел, не смутился, не оправдывался насущными интересами партии.
— Не меньше трех миллионов марок! — ответил с достоинством.
«Чем важнее фигура, тем больше аппетит», — понял Карл. Действительно, Пфердменгес запросил только миллион, а этот — втрое больше. Карл не стал торговаться со Шлихтингом. Думал: черт с ними — с Пфердменгесом, который со вчерашнего вечера засел в гостиничном ресторане, и с этим нового образца фашистом. Терпеть осталось только день: завтра они вылетят в Цюрих, он бросит им в рожу деньги, только бы никогда больше не видеть, не слышать, не встречаться…
Но сейчас, наблюдая, как прощается Шлихтинг со своими коллегами, Карл сжимал руки так, что трещали пальцы в суставах; знал, что не простит себе этого, что Шлихтинг и Пфердменгес будут сниться ему, точнее, не они, а расстрелянные негры и будущие жертвы новых немецких концлагерей, которые непременно создадут неонацисты. Они бросили бы за колючую проволоку и его, если бы узнали о мыслях Карла.
Боже мой, какая ирония судьбы: он сын коменданта одной из самых страшных фабрик смерти, сам ходил бы в полосатом халате, ожидая очереди в крематорий…
В комнате остались они одни. Шлихтинг спросил:
— Ну что, юноша, как вы относитесь к нашим идеям?
Карл понял: Шлихтинг спросил просто так, для порядка.
Ещё минуты две-три назад Карл, возможно, и бросил бы в глаза этому долговязому пройдохе все, что думал о нем, но мысли об отце потрясли его и лишили воли.
Карл что-то пробормотал, хотя Шлихтинг и не требовал от него ответа.
— Самолёт завтра в четыре, — сообщил. — Я заказал билеты.
— Пять?
— Да, кстати, зачем вам пятый?
— С нами полетит ещё девушка.
Шлихтинг не позволил себе никакой фамильярности, только взглянул исподлобья, но Карл не захотел ничего объяснять.
Аннет встречала их в аэропорту. Не виделись немного больше недели, а Карл волновался так, словно возвращался из многомесячной тропической экспедиции, и все это время не получал ни одной весточки из дома. Когда шли по площади, Аннет повисла у него на руке, заглядывала в глаза, и ямочки на её щеках двигались. Рассказывала, как ловко вела «фольксваген» по горным дорогам, совсем не боялась, хотя впервые ехала по серпантину. Она заказала им номера в недорогом отёле «Корона» — три комнаты подряд на четвёртом этаже, господин Пфердменгес может поселиться в комфортабельных номерах бельэтажа (что он, кстати, и сделал), для машины есть платная стоянка, наискосок от отеля, метров за триста.
Карл ещё не говорил с Аннет о поездке в Цюрих, но знал, что девушка захочет лететь с ним в Швейцарию, а ещё больше хотел этого он — кстати, посмотрел на часы, уже почти восемь, и Аннет заждалась его.
Шлихтинг понял его взгляд.
— Где вы остановились? Отель «Корона»? Прекрасно, нам по дороге. Сегодня я остаюсь на городской квартире, шофёр отвезёт меня, а затем вас.
У выхода Шлихтинга ждали два «ординарца» — вооружённые молодчики из охраны. Один из них сел на переднее сиденье машины. Шлихтинг поднял стекло, отделявшее заднюю часть машины, приказал в переговорную трубку:
— Домой! А затем отвезёте господина в отель «Корона».
Карл подумал, что Шлихтинг мог дать этот приказ перед тем, как поднять стекло. Правда, тогда осталась бы незамеченной переговорная трубка.
Словно отвечая на его мысли, Шлихтинг произнёс гордо:
— Мы заказали для фон Таддена и для меня два бронированных «мерседеса» с непробиваемыми шинами. Уникальные машины, фирма выпустила всего несколько таких.
Карл вжался в угол машины. Да, этот тип, если дорвётся до власти, построит себе не только бункеры. Собственно, все разговоры о чести нации, интересах народа — ширма, которой они прикрывают свои желания. Начинается с бронированного «мерседеса», а заканчивается имениями, виллами, картинными галереями. Геринг тоже хватал все подряд.
Внезапно Карл представил тушу Геринга на виселице, а рядом — Шлихтинга: толстый и тонкий, но с одинаковыми аппетитами.
Посмотрел на Шлихтинга: не снится ли ему такой конец? Хорошо было бы сегодня после окончания совещания показать им фильм о Нюрнбергском процессе.
Хотя такие не образумятся.
Когда Карл направился на розыски последнего из «тройки», Гюнтер через ресторан бросился на улицу, смешался с толпой, перебежал на противоположную сторону и, спрятавшись за газетным киоском, увидел, как Карл вышел из отеля и проследовал к стоянке такси. Слава богу, там не было ни одной машины, и Гюнтер, стараясь не попадаться другу на глаза, успел добраться до автостоянки и залезть в «фольксваген». Оттуда хорошо видел, как нетерпеливо переступал Карл с ноги на ногу. Наконец подошло такси, Гюнтер врезался в транспортный поток сразу за ним — их разделяли всего две или три машины. Таксист шёл быстро, и Гюнтеру пришлось хорошо попотеть: не зная города, трудно сразу сориентироваться, но все же Гюнтер не упустил из виду такси.
Карл вышел на Кроненштрассе и направился к стеклянной двери, у которой толпилось полтора десятка человек.
Гюнтер втиснул «фольксваген» между мышиного цвета «мерседесом» и какой-то длинной современной машиной. Увидев, что Карл исчез за стеклянной дверью, закурил и со скучающим видом подошёл к молодчикам, толпившимся на панели. Его обогнал седой высокий мужчина — молодчики расступились, один даже открыл двери.
— Штандартенфюрер Готшальк, — сказал кто-то почтительно, и Гюнтер понял, что за стеклянными дверями собираются либо бывшие эсэсовцы, либо члены какого-то землячества.
Гюнтер занял место на краю панели и, выбрав удобный момент, открыл дверцу «опеля», помогая выйти из машины человеку в хорошо сшитом костюме. За ним выпрыгнула средних лет женщина, глянула на Гюнтера, тот поклонился вежливо и прошёл с независимым видом рядом с этой парой мимо молодчиков, которые услужливо расступились.