Китай: укрощение драконов. Духовные поиски и сакральный экстаз - Алексей Маслов

Ритуальную, а не обиходную суть сосудов подтверждает даже тот факт, что они были тонкостенными, и в ряде случаев толщина стенок кувшинов была около миллиметра, что дало им в литературе название «яичной скорлупы». Разумеется, в хозяйстве такие вещи использовать не могли, причем вызывает сомнение, что в них вообще что-то могло наливаться. Вполне вероятно, что некоторые из них не использовались для жидкостей вообще и представляли собой лишь часть какого-то неизвестного нам ритуала.

Духовные представления Китая эпохи неолита представляли собой весьма сложный, а порою и утонченный комплекс, который никак нельзя отнести к каким-то «примитивным верованиям». Скорее, наоборот, формы представлений о душе, о космогонии, о сакральном пространстве и времени были развиты чрезвычайно. Увы, точных форм представлений мы не знаем и можем лишь догадываться о них на основе реконструкции смысла изображений на керамике и бронзе, оставшихся от китайского неолита.

Нередко мы впадаем в искушение назвать представления примитивными лишь из-за того, что мы практически ничего не знаем о них. Из этого делается далеко не очевидный вывод, что таковых вообще могло не быть. Многое объясняется привычкой делать выводы на основе письменных источников, трактатов, философских произведений, описаний ритуалов. А они появляются в Китае лишь в начале I тыс. до н. э., и среди них прежде всего «Ши цзин» («Канон песнопений»), «И цзин» («Канон перемен»).

И все же люди китайского неолита имели весьма четкое ощущение соприкосновения с сакральным.

Они жили в сакральном пространстве, фиксировали его на керамике в виде сложных геометрических узоров и причудливых животных и имели весьма развитые космогонические представления. Отечественный исследователь В.В. Евсюков очень точно показал, что ни один из подобных узоров не является случайным рисунком, в них прочитываются явные космогонические мифы, представления о душе, формы лунного календаря и многое другое.16

Культура шаманизма и медиумизма зародилась в Китае очень рано, причем базировалась в большинстве случаях на групповых ритуалах, когда люди, подчиненные единому ритму и мощному групповому порыву, выполняли экстатические танцы.

Шаманские танцы с переодеваниями использовались уже в IV тыс. до н. э. Танцоры-шаманы брались за руки, надевали фартуки с хвостами каких-то животных, выстраивались в круг или полукруг по пять человек. На головах у них было некое подобие косы — то ли естественно заплетенные волосы, то ли бунчуки.

Вид подобного танца можно реконструировать по изображению на одной из глиняных мисок, найденных в 1973 г. в провинции Циньхай, в деревушке Шансуньцзя в уезде Датун, относящейся к неолитической культуре Мацзяяо.17

Яншаосцы уже обладали магическими ритуалами — это подтверждают найденные на их стоянках обожженные лопатки свиней, коров и баранов.

Керамика Яншао покрыта геометрическими узорами, среди них встречаются треугольники, какие-то странные антропоморфные изображения, напоминающие то ли распластанную лягушку, то ли рыбу, то ли растение, соединяющее собой небо и землю. В этом усматривали некий «орнамент смерти», который не только логически подразумевает сам акт смерти, но и предполагает либо тягу к избеганию этой смерти, либо мольбу о воскрешении уже после смерти.

Мотив «мольбы о воскрешении» связан с трактовкой треугольников, встречающихся на керамике, — предположительно они представляют собой символическое изображение мужских и женских половых органов, то есть непосредственно связаны с плодородием и возрождением.18

Вообще, за редким исключением, попытки анализа древних изображений ограничиваются подробным описанием самих орнаментов и предметов, а также весьма общими утверждениями о том, что орнамент несет смысл «плодородия», «связан с культом смерти», поскольку их первичный смысл реконструировать практически невозможно.

Яншаосцы уже ушли от простого дихотомного разделения мира на «своих» и «чужих», о чем говорят многочисленные геометрические узоры. Они обладали представлениями о достаточно сложном членении мира, причем не только по сторонам света, но и в горизонтальной и вертикальной проекции.

Как видно, они уже мыслили категориями пространства, причем пространства сакрального, ибо практически все росписи говорят о «населенности» мира ян-шаосцев духами.19

Погребальный ритуал в Яншао играл уже очень большую роль. Мир мертвых, мир невидимый, но, тем не менее, постоянно ощутимый играл в жизни яншаосцев роль, вероятно, не меньшую, нежели добыча пищи или строительство домов, то есть «обеспечение» мира живых. Так, в Баньпо дети захоранивались в сосудах неподалеку от домов, вместе с этим существовали и кладбища, которые, равно как и печи для обжига керамики, были вынесены за пределы поселения. Уместно предположить, что в эпоху Яншао керамика, как и бронза в более позднюю эпоху, использовалась исключительно для ритуальных целей, а не для повседневного потребления. Таким образом, мир живых и мир мертвых уже отчетливо разделялись, именно поэтому все захоронения и места изготовления погребальной посуды с соответствующими росписями выносились за символический мир «обители живых» — за пределы поселений.

Представления о неком «структурировании» мира отразились и на росписях, наносимых на керамические изделия, в основном широкогорлые сосуды и миски. Яншаосцы не только расписывали внешние боковые поверхности сосудов, но и наносили рисунок на внутреннюю поверхность мисок и блюд, причем в ряде случаев очевидно, что именно эта внутренняя роспись и была наиболее значимой. И именно тогда, в период раннего Яншао, на внутренних и внешних росписях начинает встречаться многократно повторяемый мотив, изображавший либо нескольких рыб, либо рыбу с человеческим лицом, либо сочетание двух этих сюжетов. Этот мотив встречается и на блюдах из Баньпо, а позже получил распространение и на северо-западе Китая.

Традиционно 20 принято считать, что так изображался тотемный охранитель яншаосцев, хотя прямых подтверждений этому нет и, как мы постараемся показать в дальнейшем, трактовка этой антропоморфной «рыбы» значительно глубже. Здесь стоит лишь заметить, что в большинстве случаев глаза рыбы закрыты и открыты лишь на единичных изображениях. Именно эта закрытость глаз может указывать на то, что речь идет не столько о тотеме, сколько об усопшем, «закрывшем глаза», первопредке, который и мог, в свою очередь, ассоциироваться с рыбой (об этом загадочном сюжете мы расскажем позже).

Тем не менее, росписи раннего Яншао были довольно просты. Настоящим золотым веком расписной ритуальной керамики Китая становится культура Мацзяяо (3500–1500 гг. до н. э.), которая представляла собой развитие культуры Яншао на запад от традиционного центра в Баньпо. Эта культура получила свое название по имени первой стоянки, обнаруженной И. Андерсоном, сделавшим вывод, что она распространялась по большей части территории Гань-су и Циньхай.

И вновь здесь погребальная культура занимала главенствующее место, возможно даже более важное, чем в Яншао. Археологи обнаружили огромные по тем временам погребения, подобные некрополям, наполненные богатой расписной утварью. И росписи эти были значительно более богатыми и, вероятно, символически значимыми, нежели в предыдущую эпоху. Разнообразие сюжетов и фигур говорит и о расцвете шаманской культуры, поскольку схожие сюжеты можно встретить в более позднюю эпоху у коренных народов Сибири, где шаманизм играет ключевую роль. Самый известный мотив здесь — концентрические линии, завитки, спирали и круги, нанесенные обычно черной или темной краской по желтоватому фону. Нередко они соседствуют с антропоморфными мотивами, например изображениями лягушки (?), как бы упирающейся задними лапами в землю, а верхними поддерживающей Небо.

Илл. 18. Спиралевидные рисунки могут сочетать в себе экстатические видения с космогоническими представлениями.

Культура Мацзяяо, поселение Юнцзин, провинция Ганъсу

Прежде всего, это свидетельствует о сложившихся представлениях о традиционном магическом членении пространства на середину, верх и низ, а также на прошлое, настоящее и будущее. Во-вторых, это же говорит и о наличии представлений о необходимости «объединения» или установления связи между этими тремя началами.

На фоне многочисленных изображений рыб, птиц и их производных все большее и большее место начинают занимать антропоморфные мотивы. На кувшинах и кубках проступает лик странного существа, очевидно напоминающего человека и с той же очевидность человеком не являющегося.

Он встречается повсюду: на глиняных масках из Нюхэляна в Ляонине (культура Хун-шань), в виде крышек сосудов в культуре Яншао, на погребальных нефритовых изделиях в поздненеолитической культуре Лянчжу в Цзянсу. В подавляющем большинстве случаев сразу обращает на себя внимание странная деформация лица: утрированно большие глаза и уменьшенная нижняя часть.