Летняя книга - Туве Марика Янссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Париж как место действия
Новелла «Бульвар» естественным образом обращалась к одной из тем, которым журналы 1920-х и 1930-х годов уделяли большое внимание. Действие разворачивается в Париже, главном законодателе мод: у всех на слуху парижская мода, парижские рестораны, парижское искусство. «Бульвар» начинается с восхваления самой сущности бульвара и вечной красоты породившей его столицы, блистательной королевы, перед гордым очарованием которой не может устоять никто. Тщеславен и главный герой новеллы – фланирующий по вечерним бульварам стареющий месье Шате, которого Янссон спускает с небес на землю. Праздный самодостаточный господин, разглагольствующий о собственной независимости, вынужден столкнуться лицом к лицу со своими отчужденностью и одиночеством, признать, что он живет, лишь наблюдая за жизнью других.
Париж был важным местом для Туве Янссон. Свергнуть с пьедестала этот город она не могла и возвращалась сюда снова и снова. В ранних новеллах описания Парижа всегда восторженны: месье Шате впитывает в себя свет столичных рекламных вывесок, а студенты-художники устраивают здесь дерзкий парад («Quatz’ arts», 1938). Юная Кристина Блумквист не устает гулять вдоль Сены, обсуждая с другом-художником духовную жизнь и искусство («Бородка», 1938). Новелла «Скрипка», опубликованная в журнале «Юлен» в 1940 году, заканчивается праздником, который «простые» люди устраивают в родном квартале. Они танцуют ради самого танца, а не для того, чтобы заработать на туристах.
Париж произвел на Янссон сильное впечатление уже при первом кратком визите. Дебютная новелла была написана под впечатлением от поездки в Центральную Европу в мае-сентябре 1934 года. Туве Янссон навещала родственников в немецком Фельберте, откуда на две недели отлучилась в Париж, поняв, что это не сильно ударит по ее кошельку. Рисунки и эскизы, сделанные в Германии и Париже, разительно отличались по настроению. Гамбург и Нюрнберг похожи на пугающие шахты, а очертания Парижа игривы. Немецкие городские пейзажи изображаются сверху или изнутри, перспектива неясная, в то время как Париж показан с близкого расстояния, в доброжелательном ключе, с обилием деталей.
Весной 1938 года Туве Янссон приехала в Париж учиться. Сначала она поступила в Академию де ла Гранд Шомьер, где в свое время получали образование ее родители, но вскоре перешла в мастерскую швейцарского художника Адриена Хоули. Две недели Янссон также занималась в Высшей школе изящных искусств, что подробно описано в новелле «Quatz’ arts», которая вышла в журнале «Свенска прессен» 30 июля того же года. Впечатлениями об этом периоде она делилась и в письмах к домашним. Общение со студентами, видимо, началось с форменного издевательства. Строгим жюри для нее стали не преподаватели, а старшекурсники, которых она называла «посвященные». На уроках они пели, точнее, громко кричали, мешали заниматься и портили ее работы. (В письмах она упоминала и о гитлеровской повязке, и о налитом в туфли скипидаре.) Янссон с трепетом ждала собственного посвящения, к которому готовилась, надев лучшее белье, но все закончилось исполнением финской народной песни «Ку-ку-ку-ку-кукушечка», которая, впрочем, произвела на студентов сильное впечатление.
Однако самым ярким событием стал ежегодный Бал четырех искусств, проводившийся студентами четырех направлений Высшей школы: будущими архитекторами, художниками, скульпторами и граверами. В новелле «Quatz’ arts» (как ее озаглавила Янссон) рассказывается о бурном карнавале и предшествующих ему событиях. В мероприятии участвовали только студенты Высшей школы искусств, но посторонний тоже мог оказаться среди избранных.
Безудержное чествование четырех искусств описывалось в финской прессе и ранее. Журналист и писатель Вентцель Хагельстам разместил репортаж о карнавале в том же номере «Юлен», где были напечатаны сказочные иллюстрации четырнадцатилетней Янссон. «Примечательнее всего была нагота», – сообщал Хагельстам о празднике 1928 года, посвященном гуннам. Он описывал и предыдущий, «римский» карнавал, на который ему удалось проникнуть. Карнавал 1938 года, на котором побывала Янссон, был посвящен эпохе Франциска I. В письме к матери Туве писала, что сходила на блошиный рынок и купила «блестящий плотный шелк в бледно-желтых розах с красивым голубым отливом».
Как и в новелле, кульминация карнавала наступила в зале, где друг с другом соревновались любители выпивки, выбирали лучший костюм и проводили конкурс красоты. Демонстрировались также живые произведения искусства, составленные из живых людей. Тела, особенно женские, часто оказывались обнаженными. Вакханалию, которая длилась до утра, Янссон рисовала чуть более саркастично, чем Хагельстам, но жизнерадостность и изобретательность устроителей праздника у обоих вызывали восхищение. К этому времени Янссон уже бросила учебу в Высшей школе изящных искусств и перешла в мастерскую Хоули.
Ее вынудили уйти постоянный шум, избитые темы и палитра «коричневое-на-коричневом». Но в письме она констатировала: «…опыт, пожалуй, стоил этих трех сотен. А когда я вернусь домой, я получу их назад, описав это».
Во время «парижской весны» Янссон почерпнула сюжет и для новеллы «Бородка», которую в том же году напечатал рождественский журнал «Люцифер». По мнению искусствоведа Эрика Крускорпфа, полиграфические возможности «Люцифера» превращали его в журнал мечты для любого иллюстратора. В распоряжении Янссон оказалось множество изобразительных возможностей, что делало иллюстрации более атмосферными – особенно в сравнении с рисунками к новелле «Quatz’ arts», вышедшей в дневной газете. Главная героиня, Кристина Блумквист, неуверенная, но самодовольная юная особа, в поисках самой себя на набережной Сены встречает бородатого художника, в обществе которого, как ей кажется, ее «я» расцветает. В новелле прослеживается интерес к психоанализу, который Янссон испытывала в 1930-е годы: персонажи то и дело используют понятия «Сублимация» и «Комплекс Неполноценности» – с большой буквы. Кристине кажется, что разговоры с художником превращают ее в духовную и интеллектуальную личность; но как только он сбривает бородку и признается, что хочет получить ее «целиком», вместе с телом, ситуация становится кристально ясной и все идет прахом. Янссон уверенно отмечает момент, когда Кристина утрачивает иллюзии – и в отношении молодого человека, и в отношении самой себя. В тексте это обозначается резче, ситуация