Антология мировой фантастики. Том 7. Космическая одиссея - Альфред Ван Вогт

Ефимли как-то его спросил:

— Если так тебе куаферство не нравится, какого черта сюда пришел?

— Я пришел заниматься научной колонизацией, а не куаферством, я пришел, чтобы спасти то, что можно от вас спасти, я знаю, зачем пришел.

Он как мог издевался над «Этикой вольностей» — вот этого я особенно не любил. Я тогда очень был привержен к куаферству, мне тогда кодекс куаферский казался образцом этики, лучшей этикой, которую когда-либо создавали люди. Мы не были злодеями-суперменами, какими нас так любят изображать в стеклах, и ангелами, конечно, никак нас не назовешь. Если кодекс записать на бумаге (чего я не встречал), то получится, может быть, для кого-нибудь странно или даже смешно. Например, не тренироваться в одиночку… Главное… ох, я не знаю, как главное выразить… примерно так: тебе прощается все, кроме профессионального бессилия, то есть кроме трусости, предательства, скрываемых неумения, физической слабости, одним словом, всего, что в критический момент может подвести тебя и твоих товарищей… в общем, это неправильно, я знаю.

Но я его чувствовал, этот кодекс, а дю-А не понимал совершенно и отказывался понимать, и нарочно поворачивал так, что вместо кодекса получалась последняя глупость. Мы с ним особенно не спорили, потому что обсуждать такие вещи, опять же по кодексу, не принято.

Он ничего не понимал, но считал, что все понимает, и придраться к нему было трудно, так трудно — он все время говорил такие правильные слова. И за это, конечно, его ужас как не любили. И не нужно было большого ума, чтобы догадаться, чем такая ситуация кончится.

Для начала дю-А не поладил с Каспаром. Что и говорить, с Каспаром трудно поладить, да, пожалуй, и унизительно, так что никого их ссора не удивила и никто на нее особенного внимания не обратил. Просто однажды Каспар в присутствии дю-А и в отсутствие Элерии вздумал пораспространяться на тему, какой Элерия недоумок и драный щенок и что давно пора Элерию гнать с пробора, что все неприятности (а тогда таких уж чрезвычайных неприятностей не было) из-за того, что Элерия их накликал.

Я уже не помню, по какому поводу это было сказано, помню только, что в интеллекторной у дю-А. Дю-А вспыхнул, поджал губки и с бесподобным презрением принялся Каспара отчитывать. Он сказал:

— Вы, Беппия, в высшей степени непорядочный человек, разве вас не учили в детстве, что гадко оскорблять человека у него за спиной?

— А я и в лицо ему то же самое скажу, — окрысился Каспар. — Вы не очень-то. Я и о вас кое-что могу порассказать, в лицо, между прочим.

— Не интересуюсь, — с королевской надменностью ответил дю-А. — Если уж вам так хочется отыскивать недостатки, присмотрите-ка за собой.

— А что мои недостатки? Я их не скрываю, о них все знают. У нас так принято. Вот о ваших я от вас не слыхал что-то.

— Ах, ну да! — усмехнулся дю-А. — Ваша драгоценная «Этика вольностей», как же.

— Не любите?

— Нет. А для вас, конечно, лучше и не придумаешь. И знаете, почему?

Каспар задержал дыхание и очень заинтересовался состоянием своих ногтей.

— Ну и почему, любопытно?

— Потому, любезный, что только благодаря этой, с позволения сказать, «Этике» вы можете жить здесь на равных правах с остальными. В любом другом обществе с вами и разговаривать бы не стали, выбросили бы вон. Думаю, что именно по этой причине вы сейчас здесь, а не где-нибудь на Земле.

У Каспара даже наплечники встопорщились. Неприятно улыбаясь, он уставился в пол, как бы в задумчивости, побарабанил пальцами по колену, очень странно хихикнул, в полной тишине встал и медленной дурашливой походкой пошел к выходу. В дверях он обернулся, опять хихикнул и дружески подмигнул дю-А, дернувшись всем телом.

— Что? — своим любимым замороженным тоном спросил математик.

— Какой умница! — ответил Каспар. — Надо же, какой умница.

И всем стало ясно, что завтра что-то произойдет.

«Что-то» произошло послезавтра. То есть у меня, как у других, нет никаких доказательств, что это дело рук нашего садиста, но и сомнений тоже ни у кого не было. Даже у старшего математика.

Тем утром дю-А остался за Федора, который умчался на Вспомогательный улаживать дела с пропадающими «стрекозами». Рано утром, как всегда одетый с иголочки, со всеми знаками отличия, он вышел из своего домика — он с самого начала добился себе отдельного домика рядом с машинным зданием. Все было вроде бы как обычно: на площадке перед виварием разминалась дневная смена, сновали туда-сюда специалисты разных мастей, тягач вез по дорожке к старту отремонтированный только что маловысотник — «Птичку», — из открытых ворот вивария выезжали мусорные роботы с пузатыми зелеными бачками на полках. В бачках вывозились к деструктарию накопленные за ночь экскременты — это все знали, в том числе и дю-А. Он остановился, с рассеянно-брезгливой миной пережидая, когда роботы проедут мимо, — от них воняло. Но первый же робот, поравнявшись с ним, вдруг резко затормозил. Дю-А, не ожидая ничего дурного, скучно отвернулся. Когда робот решительно покинул дорожку и направился к нему, он еще ничего не понял, только посмотрел удивленно. Все это потом до конца пробора в сочных красках пересказывалось очевидцами. Дю-А посмотрел на робота, а тот снял с полки крайний бачок и вылил ему на голову. Дю-А, залитый черной жижей, протер глаза, увидел над собой следующий бачок, еще раз взвизгнул и побежал назад. Мусорники движутся не так чтобы очень быстро, но все-таки быстрей человека. Поэтому, пока дю-А добежал до двери своего домика, на него с компьютерной меткостью было вылито еще четыре бачка. Как только он скрылся за дверью, роботы затормозили и стали ждать его выхода.

Минут через десять туда прибежал наш техник Задонцо, известный огромным подбородком и умением спать где угодно и сколько угодно, и увел за собой всю мусорную команду. За процессией следили с большим интересом, ожидая чего-нибудь пикантного в том же вонючем духе, но, к общему огорчению, мусорники вели себя смирно. Через полчаса мы узнали, что кто-то намеренно испортил программу и вместо колодца утилизатора нацелил их гоняться за определенным человеком — для этого нужна хорошая квалификация. Нужна специальная подготовка. Каспар такую подготовку имел, интеллекторы были его маленьким хобби.

Дю-А до первого обеда не показывался и никого к себе не пускал. Каспар, необычно в тот день контактный, с детской улыбкой молодого вампирчика подкатывался то к одному, то к другому из куаферов, что-то им нашептывал (то есть не в прямом смысле нашептывал, я не знаю, как сказать — предлагал с таинственным видом), похлопывал их по плечу, похохатывал возбужденно и вообще суетился сверх всякой меры. У меня с Каспаром были свои отношения, еще с прошлых проборов: я к нему не цеплялся, и он ко мне не цеплялся тоже. Никогда его не терпел, но должен признать, он был очень надежен в проборах. Я в тот день помогал спецам из группы высших растений — у них увели на берега всю машинерию, так что пришлось полазить по деревьям (хорошо еще в зоне лагеря), втыкать их датчики. Работа предельно дурацкая, только в проборах на такую и наткнешься; спасибо еще, что на свежем воздухе, терпеть не могу под крышей работать.