Прогулка по висячему мостику - Екатерина Трубицина

С детства боясь змей, Ира, естественно, не горела желанием оказаться от гадюки на менее почтительном расстоянии, чем получалось всю дорогу. Гадюка, скорее всего, испытывала аналогичное настроение. Как только Ира приблизилась к пещере настолько, что могла без труда увидеть дальнейшие действия змеи, та тут же медленно заскользила внутрь пещеры.

Свет дня постепенно тонул в каменном сумраке. Ира тщетно силилась вызвать свою способность видеть в темноте, но от волнения у нее ничего не получалось. Она, уже с трудом различая движущийся силуэт змеи, полностью сконцентрировала на нем свое внимание, и вновь утратила ориентацию. Коридор пещеры, видимо, сделал поворот, и тусклый свет из-за спины окончательно погас. Но не успела Ира испугаться внезапно сгустившегося полного мрака, как ее ждала неожиданность, неожиданная и обескураживающая по-настоящему: змея стала серебристой и засияла в темноте. Исходивший от гадюки свет разливался вокруг нее на площадь очень небольшую, но вполне достаточную, чтобы не терять змею из вида и представлять себе, куда лучше поставить ногу, дабы не оступиться.

Пещера была как пещера, то есть с полным набором всех пещерных «удобств», а потому продвигалась Ира в ее неведомую глубь очень медленно. Гадюка тоже никуда не спешила, держа удобный для Иры темп. Концентрация слегка ослабилась, и Ира даже начала пытаться оценивать ситуацию. По уму следовало, конечно, дико бояться, а еще лучше валить отсюда пока не поздно. Но если по уму, то вообще ненужно было в чем мама родила тащиться незнамо куда вслед за ядовитой змеей. Вопреки всему Ира наслаждалась превосходным настроением, наполненным львиной долей сарказма, язвительности и цинизма.

Она сразу поняла, что по незнанию и из-за отсутствия элементарного опыта поступила опрометчиво, сравнив свою жизнь с победным шествием через висячий мостик. Дура, карабкающаяся в пещере, мало того, что без элементарного фонарика и мало-мальски хоть какого-то снаряжения (ну что вы!) — вообще голая! Да еще и вслед за гадюкой, которая, видимо, ей под стать, то есть чокнутая не меньше, потому что до сих пор не удосужилась ее тяпнуть разнообразия ради! Вот это определение! Что такое жизнь? Жизнь — это блуждания голой дуры по пещере без фонаря вслед за полоумной гадюкой! Нет! До такого просто так не додумаешься! Это только пережить можно! Ну да! Конечно, можно! Дуракам ведь не только закон не писан, но и здравый смысл не ведом!

Гадюка остановилась и замерла на несколько мгновений. Затем она заползла на плоский прямоугольный камень и свернулась на нем кольцами. Ира поняла, что цель ее странного путешествия достигнута, сделала еще несколько шагов и уселась на другой похожий камень. Наверное, он был очень холодным, но Ира этого не ощущала, как не ощущала и окружающего холода, хотя знала, что в пещерах температура, как правило, держится примерно на отметке +11 градусов.

«Может быть, у меня и ноги в кровь изодраны, просто я этого не чувст…», — Ира не успела додумать мысль до конца. Над головой зажглись два желтых фонарика размером с пятирублевые монеты и медленно поползли вниз, постепенно увеличиваясь, пока не достигли размера автомобильных фар, расположенных на чем-то вроде камня, размером с комод, причудливой формы, но симметричных очертаний.

— Ну, здравствуй, Ырэа! Рад видеть тебя вновь! — прошелестел тихий приятный бархатистый голос, подхваченный реверберацией пещерного эха.

Темнота полностью рассеялась. Ира находилась в огромном подземном зале, а перед ней красовалось существо, название которого у Иры не хватало мужества сообщить даже себе. Впрочем, страха не было, хоть рациональное и вопило вовсю: «Надо испугаться! Надо испугаться!», — правда, не объясняя, чего именно следует испугаться в первую очередь: существа грандиозного вида, названия которого Ира благоговейно не могла произнести даже мысленно, или всепоглощающего ощущения своей сопричастности этому существу.

— Ты, как вижу, шла сюда, до самого конца не зная, что именно тебя ждет? — вновь прошелестел после небольшой паузы тихий приятный бархатистый голос, подхваченный реверберацией пещерного эха.

Ира отметила, что говорит существо по-настоящему, то есть, как человек, то есть не так, как разговаривают Зив и Лоренц.

— Я и сейчас не знаю, — спокойно ответила она.

— Ырэа, неужто ты действительно совсем не помнишь меня?

— Если честно, то сейчас я что-то смутно чувствую, но не помню.

— Но ты хотя бы догадываешься, кто я? — с оттенком шутливости спросило существо.

— В смысле?

— В смысле? Ну, вот ты, к примеру, сейчас человек. А я кто?

Ира сделала глубокий вдох и, неимоверными усилиями собрав воедино всю свою волю и все свое мужество, произнесла:

— Дракон.

— Верно. Можно и так. Правда, лично мне больше нравится, когда нас называют змиями.

— Почему?

— Не знаю… Просто нравится и всё… Честно говоря, я, когда посылал тебе первую весточку, лелеял безумную надежду, что ты сразу догадаешься, от кого она. Ну, может, не от кого лично, но хотя бы, что от змия.

— И как же я должна была догадаться?

Змий вздохнул и склонился перед ней, почти положив голову на пол пещеры:

— Смотри!

— Так то действительно были не камни?! То действительно были чешуйки дракона?! — взволнованно воскликнула Ира, и по пещере прокатилось гулкое эхо.

— Да. Я отправил тебе свою чешуйку, надеясь, что это сразу вызовет у тебя целый ряд ассоциаций, и ты вспомнишь, но…

— Ассоциации возникли, но я не придала им значения, посчитав всего лишь забавными.

— Что ж, это вполне понятно… — дракон немного помолчал. — Отправляя вторую, я думал, что аналогичность должна заставить тебя задуматься. Ну а посылая третью, считал, что ты сможешь понять, что имеешь дело с системой, и у тебя появится желание добраться до ее сути.

— Меня поразило сходство, но не более того.

— Я не виню тебя, Ырэа. Воплощение в человеке — страшная вещь!

— Воплощение в животном или растении благоприятнее?

— В какой-то степени… Видишь ли, ни у животных, ни у растений нет управленческих амбиций. Управленческих амбиций в отношении системы миров Вселенной, в которых мы все живем.

— Ну, по поводу системы миров, это Вы хватанули! Человек лишь смутно подозревает о существовании таковой, сам же себе не давая ввести эту идею в разряд официальных.

— Ну еще бы! А кто б ему позволил! В свое время пришлось отрезать человеческое восприятие в целом от этой системы. Лишь избранные единицы допускаются. Но человечество в целом — ни-ни! Один мир изгадили — еще ладно! А представь, если допустить во всю систему! Кстати, и не надо мне выкать. Мы с тобой на равных, даже если ты этого и не помнишь.

— То есть?

— То есть, во-первых, потому что и ты, и я — высшие личности Мироздания и на данный момент единственные из таковых во всей системе миров Вселенной. А во-вторых, потому что и ты, и я являемся членами братства змиев. Или драконов, если тебе так больше нравится.

— То есть, я что, дракон?

— В своем нынешнем воплощении ты — человек, но по своей сути здесь, во Вселенной, ты — дракон. Или змий, как мне больше нравится. Мы с тобой здесь были с самого начала сотворения Вселенной. Потом тебе здесь надоело, и ты ушла, а мне здесь понравилось, и я остался.

— Извините… ой… прости… А я могу узнать, как твое имя?

— Конечно… может быть, его звучание что-нибудь напомнит тебе… Мое имя — Пэфуэм. Ассоциируется с чем-либо?

— Да. Несомненно. Только не думаю, что ты ждешь от меня именно такого воспоминания.

— Ну, хоть какого-то!

— Хорошо. Пэфуэм — несколько созвучно с Пифон. В греческой мифологии есть такой змей.

— Я в курсе. А еще в этой самой греческой мифологии, и не только в греческой, есть очень много всего интересного. По большей части это, безусловно, результат коллизий человеческого восприятия и бурной фантазии, однако, не на пустом месте… не без оснований… — Пэфуэм многозначительно посмотрел на Иру.

Ей стало немного не по себе, и она перевела разговор на другую тему.

— Послушай, а ты живешь здесь невообразимое количество лет непрерывно?

— Нет. Я предпочитаю менять тело. Мне нравятся перемены. Есть, конечно, живущие непрерывно по нескольку столетий и даже тысячелетий, но это особый случай. Все законы можно обойти, только зачем это делать, если нет необходимости? Правда, тело змия служит верой и правдой гораздо дольше человеческого, но и оно, если не предпринимать специальные меры, изнашивается — закон действия времени. И, чем тратить силы на сохранность, если того не требуют особые задачи, его лучше поменять. Кроме того, змии не забывают прошлых воплощений, когда вновь рождаются змиями.

— Так значит, на Земле до сих пор живут драконы? То есть змии.

— Ырэа, если тебе больше нравится говорить дракон, так и говори дракон, а мне больше нравится говорить змий, и я буду говорить змий. Хорошо?