Два билета в Индию - Кир Булычев

Тогда люди развязали мешки с галькой и начали кидать камешками в обезьян.

Как обезьяны рассердились! Как они завопили!

Они принялись срывать с веток орехи и кидать их в людей так ловко, что многим досталось как следует. Но никто этого не замечал. Разбросав все камни, горожане стали ползать между деревьев и собирать орехи. Капитан велел Синдбаду тоже этим заняться.

Скоро они собрали по полному мешку и пошли домой.

По дороге капитан раскрыл Синдбаду тайну Города обезьян.

Оказывается, орехи, которые растут на высоких деревьях, ценятся во всем мире выше золота. Из них делают пряности такие редкие и душистые, что князья и короли готовы отдать все что угодно за эти орехи. И нет другого места во всем мире, где бы еще такие орехи росли.

— Теперь тебе понятно, почему мы согласны терпеть обезьян? — спросил капитан, и Синдбад с ним согласился.

Синдбад прожил в том городе целый месяц. Как раз в этот месяц и поспевали орехи. Каждый день горожане брали Синдбада с собой в лес, и он возвращался с полным мешочком, а ночью отплывал со всеми вместе в море.

Через месяц к городу пристал корабль, который шел в сторону Багдада. Корабль пришел за драгоценными орехами. Жители города продавали орехи купцам на корабле, а Синдбад отдал один мешок за проезд до дому, а остальные мешки с орехами взял с собой.

И правильно сделал.

Когда Синдбад приехал в город Багдад, он продал эти орехи так дорого, что построил себе большой дом, разбил вокруг чудесный сад, женился на самой красивой девушке в Багдаде, и они прожили вместе долгую и счастливую жизнь.

У Синдбада в Багдаде было много друзей, они любили приходить к нему в гости, и Синдбад не уставал рассказывать о своих приключениях, а друзья не уставали слушать.

Наездники

Глава 1

Верка проснулась. Ей хотелось спать.

Весь день ей будет хотеться спать.

Так складывается жизнь бедных женщин — они хотят спать всю жизнь, с раннего детства до кривой старости.

Дождь стучал коготками по крыше. Двадцать шестого сентября ему исполнилась неделя. За неделю он не стал ни сильней, ни веселей, ни умнее, сыпал себе и сыпал, зато земля размокла — как теперь к зиме перекопаешь грядки? А баба сегодня будет требовать: «Перекопала? Перекопала?»

Когда человеку хочется спать, обязательно случается какая-нибудь гадость. В пять утра Верку разбудили коты, которые устроили потасовку на чердаке с воплями и шипением. Чего им драться на дворе? Там мокро. А вот чужой чердак — комфортабельный стадион. Конец сезона!

Ей показалось, что она угадала голос Котяры. А уж ему бы лучше не ввязываться, слабосильному!

В комнате было холодно, как на полярной зимовке. Верка спала под двумя одеялами и бабиным пальто. Хорошо соседям — у всех АГВ, центральное отопление и теплая ванная с туалетом.

Отец никогда не зарабатывал, да уже и не будет. Он, как говорила баба Элла, приспособлен только для шармана. То есть для красивой любви и веселой компании. Женщины на этот шарман попадаются.

А вот баба Элла? Она бедная или прикидывается?

Верка так и не догадалась. Но баба всю жизнь прожила в этой халупе: удобства во дворе, печка и умывальник в сенях, за водой надо ходить к колонке на углу. Просто чудо, что она согласилась на газовую плиту с баллонами. Баллоны доставлял дальний сосед Игнатьев, у него «Ока», ему не трудно.

Надо откинуть одеяло, не околеть от холода, добежать до кухни, включить плиту, а потом бежать на улицу — в односкатную будку-сортир. Наверное, это последняя такая будка в поселке. Потом чистить зубы, умываться ледяной водой, а если вода за ночь покрылась пленкой льда, нечего удивляться — такие в сентябре пошли циклоны.

В бабиных валенках и мохнатом халате Верка пробежала в уборную. Коза Катька услыхала, как она бежит, и начала блеять, требовать, чтобы ее доили. Всего-то молока пол-литровая кружка, но не доить нельзя, а то молоко пропадет. А баба верит, что козье молоко — единственное настоящее лекарство. Лежит в больнице, жрет заграничные лекарства, подвергается уколам и притом делает вид, что помогает ей только козье молоко. Ну и лежала бы дома… Нет, лежит за государственный счет и ждет, когда, извините за выражение, любимая внучка навестит ее с гостинцами.

Верка немного попрыгала, поприседала за домом, чтобы согреться. Потом почистила зубы. Вода в рукомойнике была такая холодная, словно ее специально привезли из космоса.

Но и дождик был ненамного теплее, он состоял из частой завесы иголочек. Они вонзались в волосы, лезли за шиворот, царапали лицо.

Верка старалась не наступать на грязные дорожки, но валенки стали тяжелыми. И хоть были подшиты кожей, все равно промокли.

Верка вернулась в дом. После улицы дома было тепло, можно было существовать. Верка поставила чайник и стала собираться на электричку. Если опоздать на восемь сорок две, то придется полчаса ждать на платформе. Она собрала сумку для бабы. Еще с вечера Верка купила ей печенья и помидоров, отыскала книжку «Аэлита», которую баба Элла велела привезти, постиранные штаны и чистую ночную рубашку.

Пока чайник закипал, Верка побежала в сарай, подоила Катьку. Катька капризничала, требовала какой-то особенной еды. Верка дала ей полбатона. Котяра, бандит без правого уха, лежал в углу сарая на соломе с курами. Те его за зверя не считали. Кот делал вид, что спит и ни с кем ночью не дрался.

Подоив Катьку, Верка насыпала зерна курам и понесла банку с молоком в дом.

Собравшись, Верка вышла под дождь, заперла дверь — поселок почти пустой, в нем шурует ворье, — спустилась с крыльца и, как всегда, остановилась у большой, ей по пояс, металлической бочки, что стояла под водостоком.

Нужная бочка для дождевой воды. Если случается засуха, из нее черпают воду, чтобы поливать огород.

Верка нагнулась над бочкой, но вода ничего не отражала, потому что ее оспинками избили капельки дождя.

А в хорошую погоду Верка видела в бочке мамино лицо. Смутно, неясно, но ни с кем не спутаешь. Когда в первый раз увидела, побежала к бабе, а баба Элла даже смотреть не пошла. Сказала: «Если кажется, то перекрестись». Хотя баба была неверующая и как-то рассказывала, что с теперешним митрополитом в одной комсомольской ячейке состояла. Словно это давало ей право ни во что не верить.

Может быть, Верке это казалось. Но она была уверена в том, что вода в бочке никогда не отражала небо, а за головой мамы была темная стена.

Кроме бабы, Верка никому о маме не говорила. Отец только бы огорчился и заподозрил, что Верка его упрекает. Он вечно чувствовал себя виноватым. Как-то Верка подслушала, как он говорил Евгению Семеновичу: «Я не хотел жить! Я готов был умереть. Если бы не Светлана, которая меня выходила, я бы покинул этот мир!»