Клан Кеннеди - Лариса Дубова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И апологеты, и враги единодушно сходились во мнении, что эта речь была чисто демагогической, рассчитанной на эмоции слушателей, но не на их разум{1029}.
Джон начал говорить через несколько минут после того, как он постоял возле стены, вглядываясь в пустые соседние улицы Восточного Берлина.
Американский президент вещал: «В мире есть много людей, которые не понимают или говорят, что не понимают, что существуют большие проблемы между свободным миром и коммунистическим. Пусть они приедут в Берлин. Есть люди, которые говорят, что коммунизм имеет будущее. Пусть они приедут в Берлин. И есть такие, которые говорят, что в Европе и в других частях мира мы можем работать с коммунистами. Пусть они приедут в Берлин. И есть даже немного таких, кто говорит, что коммунизм действительно злодейская система, но она позволяет добиваться экономического прогресса. Пусть они приедут в Берлин. Свобода сталкивается со многими трудностями, а демократия несовершенна, но мы никогда не воздвигали стену, чтобы держать своих людей в ее пределах, чтобы не давать им [возможности] уехать. Все свободные люди, где бы они ни жили, — это граждане Берлина и поэтому они свободны. Я с гордостью говорю слова: Я берлинец»{1030}. Первое из выделенных предложений было сказано сначала по-немецки, а затем по-английски, а второе — только по-немецки.
Любой читатель легко найдет в этом небольшом тексте массу противоречий и преувеличений. Эта речь была явно спонтанной, произнесенной без подготовки. Но слушателей она просто заворожила. Двухдневное пребывание в Западном Берлине оказалось для американского президента триумфальным.
Такого рода заявления, массированно используемые пропагандистским арсеналом стран советского блока как доказательство агрессивности Соединенных Штатов Америки, вызывали у самого Джона чувство досады, требовали разного рода разъяснений по дипломатическим каналам и в прессе, доказывающих миролюбие президента и его государства.
Со своей стороны в «мирное наступление» отправился советский лидер. Посетив Берлин (разумеется, Восточный) вслед за визитом Кеннеди в Западный, Хрущев огласил то, о чем он за несколько месяцев перед этим писал Кеннеди: выступил с предложением заключить договор о запрещении испытаний ядерного оружия в трех сферах: в атмосфере, космосе и под водой, оставляя возможность проведения только подземных испытаний.
Теперь советский лидер настаивал на переводе переговоров в практическую сферу, убеждая своего адресата, что такой договор явится не только подарком для всего человечества, но и будет взаимовыгодным.
По всей видимости, перед Хрущевым стояли три задачи — повысить авторитет СССР как страны миролюбивой, прежде всего в глазах лидеров стран третьего мира; максимально понизить влияние США и их президента, особенно после его восторженного приема в Германии, сопровождавшего не совсем удачные выступления и предотвратить рывок Китая к ядерному оружию в случае присоединения КНР к планируемому договору. Впрочем, на последнее надежды было немного. Но единство держав, владевших ядерным оружием, должно было оказать на Китай безусловное политическое воздействие.
Такой договор был очень важен и для Кеннеди не только по общегуманным соображениям, но и с точки зрения постепенно приближавшихся президентских выборов 1964 года, на которых он, разумеется, собирался добиться переизбрания, причем с большим отрывом от соперника — не так, как это произошло в 1960 году, когда его победа над Никсоном была минимальной.
Джону докладывали, как широко после Кубинского кризиса в стране развертывается движение за ядерное разоружение, основным содержанием которого становилось осознание бессмысленности гонки и возможности возникновения ядерной войны по чистой случайности. На стол президента лег фантастический по форме, но скорее апокалипсический по содержанию роман Ю. Бёрдика и X. Уилера «Устойчивость к отказу»[72]. Сюжет произведения был незамысловатым. Происходит то, что невозможно себе представить даже в страшном сне. Электронно-вычислительная машина военного ведомства США дала сбой, и пилоты бомбардировщиков с ядерным оружием на борту получили автоматическую команду атаковать Москву. По специальному предписанию командиры экипажей после получения страшного приказа не имеют права входить в радиоконтакт: их задача выполнить миссию любой ценой. Изменить приказ может только президент США. У президента в запасе есть считаные минуты, чтобы попытаться предотвратить надвигающийся всемирный кошмар. Чтобы избежать удара возмездия по всей стране, он отдает приказ повернуть самолеты на Нью-Йорк.
Роман прочитала только небольшая часть образованной публики. Но в дело вступило самое массовое из искусств, да еще в руках такого мастера, каким был молодой, но уже прославленный Стэнли Кубрик. Он быстро создал и выпустил на экраны сатирический фильм ужасов под названием «Доктор Стрэйнджлав, или Как я перестал волноваться и полюбил бомбу» (Стрэйнджлав означает «странная любовь»).
В этом фильме ужасов в свою очередь сошедший с ума генерал по имени Джек Риппер (эту фамилию можно перевести как «Потрошитель») наносит ядерный удар по СССР. В центре фильма следующий эпизод. Американский президент Маффли связывается по «горячей линии» с главой правительства СССР (посол СССР, выступавший посредником, на ломаном русском языке называет его «товарищ председатель») Дмитрием Кисовым и, обменявшись любезностями, сообщает о «небольшой неприятности» с ядерной атакой. Поскольку Маффли не в состоянии отозвать собственные самолеты, он передаст советскому коллеге всю необходимую информацию, чтобы сбить их. Премьер СССР, находящийся в нетрезвом состоянии, отвечает, что этот вопрос «не к нему», а к командованию военно-воздушных сил, находящемуся почему-то в Омске. Фильм завершается всеобщей ядерной катастрофой: взрывы гремят по всему миру под мелодию песенки времен Второй мировой войны «Мы встретимся снова».
Хотя фильм, снятый в 1963 году, вышел на экраны для массового просмотра только в следующем году, его рекламные кадры показывали по всей стране, и можно не сомневаться, что Кеннеди смотрел их и по ним также судил об общественных настроениях.
По команде Кеннеди и Хрущева резко активизировались переговоры в Женеве по вопросам сокращения вооружений, за которыми внимательно следили оба лидера, что обеспечило быстрый успех. В качестве завершающего аккорда Кеннеди пригласил к себе именитого старца А. Гарримана, который являлся послом в Москве во время Второй мировой войны и теперь был послом для особых поручений и заместителем госсекретаря. Кеннеди вновь отправил его в Женеву для скорейшего завершения выработки договора. «Добудьте мне соглашение во что бы то ни стало и возвращайтесь домой», — напутствовал он убеленного сединами джентльмена{1031}. Сам факт участия Гарримана в переговорах на заключительной стадии свидетельствовал о серьезнейших намерениях американской стороны заключить договор о прекращении ядерных испытаний.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});