Любви все роботы покорны (сборник) - Ринат Мусин

– Оцелот! – зашлась в отчаянном крике Ласка. – Оцелот!

Поднебесник взмахнул клинком, развалил Оцелота пополам и взмыл в небо. От горя Ласка на миг потеряла голову, бросилась за ним вслед. Опомнилась, метнулась к жеребцу Оцелота, хрипом заходясь от ярости, вскочила в седло. Мимо промчался конь, волоча за собой запутавшегося в стременах убитого седока.

– Вперед! – хриплым, сорванным голосом закричала Ласка. – Вперед!

Во главе трех десятков всадников и спешащей вслед за ними пехотной полусотни она погнала жеребца вверх по склону. Впереди стая группировалась в воздухе для новой атаки. Ласка плохо помнила, что было дальше. Храпели кони, умирали люди, кто-то истошно орал за спиной «Отбой!», но она, не обращая внимания, гнала и гнала коня.

Пущенное с двух десятков шагов копье перебило Сапсану крыло. Его закружило, меч выпал из ослабевшей руки. Тщетно пытаясь удержаться на уцелевшем крыле, Сапсан падал. Чудом выровнялся, поймал воздушный поток, превозмогая боль, потянул над стелющимся по горному склону лесу. На лету оглянулся: позади рубились с равнинниками остатки потерявшей вожака стаи.

Крыло надломилось, Сапсан рухнул вниз. Грянулся о верхушку разлапистой горной ели, ломая ветви, полетел к земле. Упал на нее плашмя лицом вниз, рыча от боли, перевернулся на бок. Дрожащими руками ощупал переломанные крылья, застонал от бессилия. Собрав волю, встал на колени, затем поднялся. Подобрал отлетевший в сторону при падении боевой лук и на нетвердых ногах заковылял по склону вниз, туда, где стихал уже шум сражения.

На всадника Сапсан напоролся, едва выбравшись на опушку. Конь еле переставлял ноги, всадник, отпустив поводья, мотался в седле. Сапсан вырвал из колчана отравленную стрелу, в этот момент равнинник вздернул голову, и их взгляды встретились.

Женщина, понял Сапсан, углядев метнувшееся на ветру облако светлых волос. Мгновение он помедлил, затем ожесточенно пустил стрелу. Равнинница взмахнула руками, завалилась назад и рухнула с коня оземь.

Сапсан сплюнул, постоял, ухватившись за еловый ствол, затем побрел к упавшей. Он сам не знал зачем. Пройдет немного времени, и яд горной змеи сделает свое дело. Что-то, однако, было в этой равниннице, отличающее ее от дюжин других, которых Сапсан зарубил или застрелил из лука. Он не понимал, что именно, но было определенно.

Сапсан приблизился. Равнинница, раскинув руки, лежала на земле навзничь. Стрела, пробив тонкую металлическую рубаху, впилась в тело между грудей. Сапсан шагнул ближе, взглянул умирающей в лицо и оцепенел, забыв даже о боли в покореженных крыльях. Равнинница была похожа на ту, белокурую и голубоглазую с островной отмели. Да что там похожа – чуть ли не одно лицо, только та, что лежала сейчас без сознания перед ним, была на пять-шесть лет старше и без плавников.

Сапсан метнулся, с ходу пал перед равнинницей на колени, вырвал стрелу, через голову стащил металлическую рубаху и разодрал исподнее. Сглотнул: у них и форма груди была одинаковая. Яд уже начал действовать, вокруг раны растекалось синюшное пятно. Сапсан охнул, выдернул из-за пояса кинжал, накрест полоснул острием по ране. Припал к ней и стал отсасывать кровь.

– Так я и думала. – Мать Барракуда осмотрела произведенного на свет Сайдой мальчика. – Что ж… Завтра я отправлю в равнинные селения гонцов. Если война еще не закончилась, мы ее остановим.

Матери-предводительницы соседних племен согласно кивнули. Младенец умостился у Сайды в руках. У него были плавники за плечами, в том же месте, где у любого водника. Но вдобавок к ним из плеч у него росли крылья, пока еще совсем крохотные, неоперившиеся.

– Если среди поднебесного племени найдется еще несколько мужчин, подобных этому твоему Сапсану. – Мать Барракуда пристально глядела Сайде в глаза. – И если у нас найдется хотя бы несколько женщин, подобных тебе…

– Что тогда? – подалась вперед Сайда.

Мать Барракуда неожиданно подмигнула.

– У равнинников есть свои предания, – поведала она. – Отличающиеся от наших. Они гласят, что человеческая раса была когда-то едина и жила на равнинах. Но потом, после большой войны, уцелевшие люди изменились. У равнинников для этих изменений есть особое слово – мутация. Я слыхала его от пленных во времена Береговой войны. Часть мутантов стала жить под водой, как рыбы. Часть – в горных гнездовьях, подобно птицам. Не мутировавшие сохранили тот образ жизни, который был свойственен людям раньше. Появились три расы. С каждым днем они отдалялись друг от друга до тех пор, пока полностью не обособились. Но вместе с тем легенды равнинников говорят, что так будет продолжаться не вечно. Что настанет время, и расы соединятся вновь. В одну, более могущественную и умелую, чем каждая из трех по отдельности. Я полагаю, первый день этого времени уже настал.

– Что же теперь, Матушка? – растерянно спросила Сайда.

– Теперь? Надеюсь, войне мы положим конец. Когда твой сын немного подрастет, я отправлю с тобой вверх по реке двадцать акульщиц. Посмотрим, сумеешь ли ты вновь найти этого человека с птичьим именем.

Ласка подбросила сучьев в костер и взглянула в глаза сидящему на корточках Сапсану.

– Завтра я ухожу, – сказала она. – Никогда бы не поверила, что смогу несколько месяцев прожить бок о бок с врагом. Ты выходил меня, и я должна быть тебе благодарна. Но ты мой враг и убил отца моих дочерей, поэтому я не стану благодарить.

Сапсан поднялся на ноги. Повел крыльями, поморщился от боли в неправильно сросшихся костях. Огляделся с тоской. Горный склон опустел, так же как известняковые хижины, пещеры и гроты – поднебесники снялись с гнездовий и улетели в ничьи земли. Победители свернули походные лагеря и откатились на равнины.

– Значит, завтра уходишь, – проговорил Сапсан задумчиво. – Ты могла бы остаться со мной.

– Зачем?

Сапсан долго не отвечал. Глядел в землю, вдыхал запах жарящихся на прутьях грибов.

– Тебя ведь сородичи не примут, – сказал он наконец. – Возможно, подвергнут позору за предательство. Возможно, казнят. Ты могла бы остаться и жить со мной, как с мужчиной.

– Ты спятил? – Ласка отшатнулась.

– Я в своем уме. Пока ты лежала в беспамятстве, я много раз мог взять тебя. Но не стал.

Ласка издевательски расхохоталась.

– Ты? – переспросила она, отсмеявшись. – Меня? Ты наверняка повредился умом. У тебя ничего не вышло бы, поднебесник.

Сапсан вскинул на нее взгляд.

– Вдохни воздух, – велел он. – Чувствуешь ли ты мой слякотный отвратный запах?

Ласка вздрогнула.