Ученик убийцы. Королевский убийца (сборник) - Робин Хобб

– У нас нет ни малейшего шанса. Никакой надежды.

Как бы в доказательство ее слов, небо внезапно потемнело и поднялся шквальный ветер. Молли вскочила на ноги, схватила свой плащ и стала стряхивать с него песок.

– Я промокну. Мне следовало быть в замке много часов назад. – Она говорила ровно, как будто только эти две вещи ее и заботили.

– Молли, им придется убить меня, чтобы помешать быть с тобой, – сказал я сердито.

Она собирала свои покупки.

– Фитц, ты говоришь как ребенок, – промолвила она. – Глупый, упрямый ребенок.

Со стуком, как маленькие камушки, упали первые дождевые капли. Они оставляли ямочки в песке. Потом хлынул дождь. Ее слова лишили меня дара речи. Она не могла бы сказать мне ничего более ужасного.

Я поднял красное одеяло и стряхнул с него песок. Она туго завернулась в свой плащ, удерживая его от хлещущего ветра.

– Лучше нам не возвращаться вместе, – сказала она. Потом подошла ко мне и встала на цыпочки, чтобы поцеловать край моего подбородка.

Я не мог решить, на кого сержусь больше: на короля Шрюда за всю эту неразбериху или на Молли – за то, что она в это поверила. Я не ответил на ее поцелуй. Она ничего не сказала, а только поспешила прочь, взобралась по каменному склону и скрылась из виду.

Радость ушла. То, что было прекрасным, как сверкающая морская раковина, теперь превратилось в обломки у меня под ногами. Я мрачно плелся домой под порывами ветра и струями дождя. Я не завязал волосы, и они мокрыми прядями хлестали меня по лицу. Разбухшее от воды одеяло пахло, как может пахнуть только мокрая шерсть, и, словно кровью, покрыло мои руки красной краской. Я поднялся к себе и вытерся, после чего занялся тщательным приготовлением великолепного яда для Волзеда. Такого, который сожжет все его внутренности, прежде чем он умрет. Когда порошок был смешан и высыпан в бумажный кулечек, я сел и уставился на него. В какой-то момент мне захотелось принять его самому. Вместо этого я взял иголку с ниткой, чтобы соорудить карман в манжете, в котором мог бы носить этот яд. Я подумал, смогу ли когда-нибудь им воспользоваться. Это сомнение заставило меня чувствовать себя большим трусом, чем когда-либо.

Я не спустился к обеду. И не поднялся к Молли. Я открыл ставни и позволил шторму разбрызгивать дождь по моей комнате. Огонь в очаге погас, и я не стал зажигать свечи. Все это вполне соответствовало моему настроению. Когда Чейд открыл для меня дверь, я не обратил на это внимания. Я сидел на краю кровати и смотрел на дождь.

Через некоторое время я услышал медленные шаги Чейда, спускавшегося по ступенькам. Он появился в моей темной комнате, как дух, свирепо посмотрел на меня, потом подошел к окну и захлопнул ставни. Он закрепил их крюком, после чего сердито спросил меня:

– Ты хоть немного представляешь себе, какой сквозняк от этого в моих комнатах? – Когда я не ответил, он поднял голову и принюхался, как волк. – Ты работал здесь с белладонной? – спросил он внезапно. Потом подошел и встал около меня. – Фитц, ты не сделал никакой глупости, а?

– Глупость? Я? – Меня душил смех.

Чейд наклонился и заглянул мне в лицо.

– Пойдем в мою комнату, – сказал он почти ласково.

Он взял меня под руку, и я пошел с ним.

Веселая комната, потрескивающий огонь, спелые осенние фрукты в вазе – все это так плохо сочеталось с моим настроением, что мне захотелось крушить все вокруг. Вместо этого я спросил Чейда:

– Бывает ли что-нибудь хуже, чем ссора с человеком, которого любишь?

Помолчав, он сказал:

– Видеть, как кто-то, кого ты любишь, умирает. И впадать в ярость, и не знать, куда направить ее. Думаю, что это хуже.

Я бросился в кресло и рывком вытянул ноги.

– Шрюд перенял привычки Регала. Дым. Травка. Один Эль знает, что он добавляет себе в вино. Сегодня утром он начал трястись без своих наркотиков, а потом выпил их с вином, надышался дымом и заснул прямо передо мной. После того как повторил, чтобы я для собственного блага ухаживал за Целерити и впоследствии женился на ней. – Слова лились из меня. Я не сомневался в том, что Чейд уже знает все, о чем я ему рассказываю. Я впился в него глазами. – Я люблю Молли, – заявил я ему. – Я сказал Шрюду, что люблю ее. И все-таки он настаивает на том, чтобы я обручился с Целерити. Он спрашивает, почему я не хочу понять, что он желает мне только добра. Почему он не хочет понять, что я хочу жениться на той, которую люблю?

Чейд, казалось, размышлял.

– Ты обсуждал это с Верити?

– А какой в этом смысл? Он даже самого себя не смог спасти от женитьбы на женщине, которую не любит. – Я чувствовал, что предаю Кетриккен, говоря это, но знал, что это правда.

– Хочешь вина? – мягко спросил меня Чейд. – Оно тебя успокоит.

– Нет.

Он поднял брови.

– Нет. Спасибо. После того как сегодня утром я видел, как «успокаивает» себя вином Шрюд… – Я замолчал. – Разве этот человек никогда не был молодым?

– Когда-то он был очень молод. – Чейд позволил себе легкую улыбку. – Может быть, он помнит, что Констанцию выбрали для него его родители. Он неохотно ухаживал за ней и венчался, не испытывая никакой радости. Она должна была умереть, чтобы он понял, как сильно полюбил ее. С другой стороны, Дизайер он выбрал сам, и страсть к ней сжигала его. – Он помедлил. – Не хочу плохо говорить о мертвых.

– Это совсем другое дело, – сказал я.

– Почему?

– Я не буду королем. На ком я женюсь, не касается никого, кроме меня.

– Если бы это было так просто! – мягко сказал Чейд. – Не думаешь же ты, что сможешь отказаться от ухаживания за Целерити, не оскорбив Браунди? В то время, когда королевство более всего нуждается в укреплении союза герцогств?

– Уверен, я могу заставить ее решить, что она меня не хочет.

– Как? Став слабоумным? И опозорив Шрюда?

Вот меня и загнали в угол. Я пытался найти какое-нибудь решение, но смог сказать только:

– Я не женюсь ни на ком, кроме Молли. – И почувствовал себя лучше, просто произнеся это вслух.

Чейд покачал головой.

– Тогда ты не женишься ни на ком, – заметил он.

– Возможно, – согласился я, – возможно, мы никогда не обвенчаемся официально. Но мы будем жить вместе.

– И у вас будут собственные маленькие бастарды.

Я вскочил, кулаки мои непроизвольно сжались.

– Не говори этого, – предупредил я Чейда и, отвернувшись от него, посмотрел в огонь.

– Я бы не стал. Но все остальные будут. – Он вздохнул. – Фитц, Фитц, Фитц. – Он подошел ко мне сзади и положил руки мне на плечи. Очень-очень мягко сказал: – Может быть, было бы лучше отпустить ее.

Это прикосновение и его мягкость сломили мою ярость. Я закрыл лицо руками.

– Я не могу, – сказал я сквозь пальцы. – Она мне нужна.

– А что нужно Молли?

Маленькая свечная мастерская с пчелиными ульями на заднем дворе. Дети. Законный муж.

– Ты делаешь это для Шрюда. Заставляешь меня поступить так, как он хочет, – обвинил я Чейда.

Он убрал ладони с моих плеч. Я слышал, как он отошел, слышал, как льется в чашу вино. Он отнес чашу к своему креслу и сел перед огнем.

– Прости меня.

Он посмотрел на меня.

– Когда-нибудь, Фитц Чивэл, – предупредил он меня, – этих слов будет недостаточно. Иногда проще вытащить из человека кинжал, чем просить его забыть слова, которые ты произнес, даже если и был в ярости.

– Прости меня, – повторил я.

– И ты меня, – просто сказал он.

Через некоторое время я покорно спросил:

– Зачем ты хотел видеть меня сегодня?

Он вздохнул.

– «Перекованные». К юго-западу от Баккипа.

Мне стало нехорошо.

– Я думал, что мне не придется больше этого делать, – сказал я тихо. – Когда Верити послал меня на корабль, чтобы работать Силой, он сказал, что, может быть…

– Это исходит не от Верити. Об этом доложили Шрюду, и он хочет, чтобы с этим покончили. Верити уже… перегружен. Мы не хотим сейчас беспокоить его чем-нибудь еще.

Я снова обхватил голову руками.

– Неужели никто другой не может сделать это? – взмолился я.

– Только ты и я обучены этому.

– Я не имел в виду тебя, – устало сказал я, – и не жду, что ты будешь делать такую работу.

– Не ждешь? – Я поднял глаза и увидел, что Чейд в ярости. – Ты, нахальный щенок! А кто, ты думаешь, не пускал их в Баккип все лето, пока ты был на «Руриске»? Ты решил, будто только потому, что ты хочешь избежать работы, ее уже вообще не надо делать?

Мне было стыдно, как никогда. Я отвел глаза, чтобы не видеть его гнева.

– О Чейд, прости. Я так сожалею!

– Сожалеешь, что избегал ее? Или сожалеешь, что считал меня ни на что не способным?

– И то и другое. Все. – И неожиданно я сдался: – Пожалуйста, Чейд, если еще один человек, которого я люблю, будет сердиться на меня, я просто не смогу этого вынести. – Я поднял голову и не отводил от него взгляда до тех пор, пока он не посмотрел мне в глаза.

Чейд потер подбородок.

– Это было долгое лето для нас обоих. Моли Эля о штормах, которые выгнали бы красные корабли навсегда.