Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Действительно, на Западе собиралась против Филиппа гроза, которая не давала ему возможности продолжать ограбление беззащитного Египта. Смуты на Востоке начали беспокоить римлян, заключивших в том же году мир с Карфагеном на продиктованных ими самими условиях. Не раз утверждалось, будто немедленно после завоевания Запада ими было приступлено к завоеванию Востока; но зрелое обсуждение должно привести нас к более обоснованным выводам. Лишь тупоумная недобросовестность в состоянии не признать, что в то время Рим вовсе не стремился к владычеству над государствами Средиземного моря и желал только одного — иметь в Африке и Греции безопасных соседей; а Македония сама по себе вовсе не была опасной для Рима. Ее силы, конечно, не были незначительны, и вполне очевидно, что римский сенат неохотно согласился в 548/549 г. [206/205 г.] на заключение мирного договора, оставлявшего за ней все ее прежние владения. Но до какой степени были ничтожны опасения, которые Македония внушала или была в состоянии внушить Риму, всего яснее видно по незначительному числу войск, с которыми Рим вел следующую войну и которым, однако, никогда не приходилось иметь дела с более многочисленной неприятельской армией. Сенат конечно охотно унизил бы Македонию, но он находил, что это унижение было бы куплено слишком дорогой ценой, если бы из-за него римским войскам пришлось вести в Македонии сухопутную войну; поэтому немедленно вслед за удалением этолийцев он добровольно заключил мир на основании status quo. Следовательно, нет никакого основания утверждать, будто римское правительство заключило этот мир с твердым намерением возобновить войну при удобном случае, и не подлежит никакому сомнению, что в то время война с Македонией была бы в высшей степени неудобна для римлян, так как силы государства были доведены до крайнего истощения, и римское гражданство с крайней неохотой согласилось бы на вторую заморскую войну. Но этой войны уже нельзя было избегнуть. Еще можно было бы ужиться с таким соседом, каким было македонское государство в 549 г. [205 г.], но нельзя было допустить, чтобы оно присоединило к своим владениям лучшую часть малоазиатской Греции и важный город Кирену и угнетало нейтральные торговые государства, удваивая этим свои силы. К тому же падение Египта и унижение, а может быть, и завоевание Родоса нанесли бы тяжелые раны торговле как сицилийской, так и италийской, да и вообще разве можно было спокойно смотреть, как италийская торговля с Востоком ставилась в зависимость от двух больших континентальных держав? Сверх того, долг чести обязывал римлян вступиться за их верного союзника в первой македонской войне Аттала и не допускать, чтобы Филипп, уже предпринявший осаду его столицы, отнял у него и его владения и его подданных. Наконец притязания Рима на роль покровителя всех эллинов не были пустой фразой: жители Неаполя, Региона, Массалии и Эмпорий могли засвидетельствовать, что это покровительство осуществлялось на деле, и нет никаких сомнений в том, что в то время римляне находились с греками в более тесной связи, чем какая-либо другая нация, и лишь в немного менее тесной, чем эллинизированные македоняне. Было бы странно оспаривать у римлян право чувствовать себя оскорбленными как в их человеческих, так и в их эллинских симпатиях теми злодействами, которые были совершены над жителями Киоса и Фасоса. Таким образом, все побудительные причины, и политические, и торговые, и моральные, заставляли римлян вторично предпринять войну с Филиппом, которая была одной из самых справедливых войн, когда-либо веденных Римом. Сенату делает большую честь то, что он немедленно принял окончательное решение и приступил к нужным приготовлениям, не обращая внимания ни на истощение государства, ни на непопулярность такого объявления войны. Еще в 553 г. [201 г.] появился в восточных водах пропретор Марк Валерий Левин с сицилийским флотом, состоявшим из 38 парусных судов. Однако правительство затруднялось приисканием благовидного предлога для войны, который был ему нужен, для того чтобы оправдать его образ действий во мнении народа, хотя оно, быть может, и не придавало, как и Филипп, большой важности законному мотивированию военных действий. Что Филипп посылал подкрепления карфагенянам, после того как заключил мир с Римом, очевидно не могло быть несомненно доказано. Но жившие в Иллирии римские подданные уже давно жаловались на захваты со стороны македонян. Еще в 551 г. [203 г.] римский посол во главе иллирийского ополчения выгнал войска Филиппа из Иллирийской области, а сенат по этому случаю объявил в 552 г. [202 г.] царским послам, что если Филипп ищет повода для войны, то найдет его ранее, чем это ему желательно. Однако эти захваты были лишь последствием той дерзкой бесцеремонности, с которой Филипп обыкновенно обходился со своими соседями; если бы римляне завели по этому поводу переговоры, то все кончилось бы униженными извинениями и предложением удовлетворения, а не объявлением войны. Со всеми участвовавшими в восточной войне государствами римская община была в номинальной дружбе и могла бы защитить их от сделанного на них нападения. Но Родос и Пергам, конечно не замедлившие обратиться к римлянам за помощью, были формально нападающей стороной, а Египет, хотя и отправил к римскому сенату послов из Александрии с просьбой принять под свою опеку малолетнего царя, однако, по-видимому, не торопился вызвать непосредственное вмешательство римлян, которое вывело бы его из тогдашнего затруднительного положения, но вместе с тем и проложило бы великой западной державе путь в восточное море; важнее же всего было то, что помощь Египту следовало оказать прежде всего в Сирии; это втянуло бы Рим в одновременную войну и с Азией и с Македонией, а этого, естественно, старались избежать, тем более что римское правительство приняло твердое решение не вмешиваться во всяком случае в азиатское дела. Не оставалось ничего другого, как пока отправить на Восток посольство частью с целью добиться от Египта того, что было нетрудно при тогдашнем положении дел — изъявления согласия на вмешательство римлян в греческие дела, — частью с целью устранить от участия в войне Антиоха, пожертвовав ему Сирией, частью с целью ускорить разрыв с Филиппом и образовать против него коалицию мелких малоазиатских государств (в конце 553 г.) [201 г.]. В Александрии послы без труда достигли того, чего желали: египетскому двору не представлялось никакого другого выбора, и потому он был вынужден с благодарностью принять Марка Эмилия Лепида, который был прислан сенатом с поручением отстаивать в качестве «царского опекуна» интересы малолетнего монарха, насколько это было возможно без положительного вмешательства в дела управления. Что же касается Антиоха, то он не отказался от союза с Филиппом и не дал римлянам тех успокоительных обещаний, каких он желали; но вследствие ли собственной пассивности или вследствие заявления римлян о нежелании вмешиваться в сирийские дела он продолжал преследовать в этой стране свои цели, а от участия в том, что делалось в Греции и в Малой Азии, устранился.

Между тем наступила весна 554 г. [200 г.], и война возобновилась. Филипп устремился прежде всего снова во Фракию и завладел там всеми приморскими городами — Маронеей, Эносом, Элеосом и Сестосом; он старался предохранить свои европейские владения от высадки римлян. Затем он напал на азиатском берегу на Абидос, приобретение которого имело для него особую важность, так как, владея и Сестосом и Абидосом, он мог бы войти в более близкие сношения со своим союзником Антиохом и уже не имел бы основания опасаться, что флот союзников преградит ему путь в Малую Азию или из Малой Азии. Этот флот стал господствовать в Эгейском море, с тех пор как оттуда удалилась более слабая македонская эскадра; Филипп ограничил свои военные действия на море тем, что поддерживал сообщения с гарнизонами, оставленными на трех Цикладских островах — Андросе, Кифносе и Паросе, и стал строить каперские суда. Родосцы направились к Хиосу, а оттуда к Тенедосу, где к ним присоединился со своей эскадрой Аттал, простоявший в течение всей зимы подле Эгины и проводивший свое время в том, что слушал декламацию афинян. Союзники, конечно, могли бы прийти на помощь к геройски оборонявшимся абидосцам, но они не двинулись с места, и город, после того как все способные носить оружие люди пали в борьбе под стенами города и многие из жителей сами лишили себя жизни после капитуляции, наконец был вынужден сдаться на милость победителя. А эта милость заключалась в том, что абидосцам был дан трехдневный срок на то, чтобы они сами лишили себя жизни. В лагере под Абидосом застало царя римское посольство, которое после окончания своих дел в Сирии и Египте объехало мелкие греческие государства и подготовило их к исполнению задуманного плана; оно исполнило возложенное на него сенатом поручение объявить царю, что он впредь не должен нападать ни на одно из греческих государств, должен возвратить отнятые у Птолемея владения и подчиниться решению третейского суда относительно возмещения убытков, причиненных им жителям Пергама и Родоса. Но сенат не достиг своей цели — принудить царя к формальному объявлению войны; римский посол Марк Эмилий не добился от Филиппа ничего кроме хитрого ответа, что он прощает все сказанное молодому и красивому римлянину за эти его три качества. Тем временем повод для войны, которого так ждали римляне, явился с совсем другой стороны. В своем безрассудном и бесчеловечном тщеславии афиняне предали смертной казни двух несчастных акарнанцев, которые, сбившись с пути, нечаянно попали на их мистерии. Когда акарнанцы в своем понятном раздражении обратились к Филиппу с требованием доставить им удовлетворение, он не мог отказать самым верным из своих союзников в таком справедливом требовании; он позволил им набрать в Македонии солдат и, присоединив этих новобранцев к их собственному войску, вторгнуться в Аттику без предварительного объявления войны. В сущности это не было настоящей войной, и предводитель македонских солдат Никанор даже повернул свои войска назад, лишь только к нему обратились с угрозой римские послы, находившиеся в то время в Афинах (в конце 553 г.) [201 г.]. Но уже было поздно. Из Афин было отправлено в Рим посольство с известием о нападении Филиппа на старинных римских союзников, а из того, как было принято это посольство сенатом, Филипп понял, что его ожидало; поэтому он еще весной 554 г. [200 г.] приказал своему главнокомандующему в Греции Филоклету опустошить Аттику и как можно теснее обложить Афины.