Грот танцующих оленей - Клиффорд Саймак

То были деньки, говорил он себе, когда вся жизнь была простой, как модель «Т». Не было ни подоходного налога (хотя, коль на то пошло, для него лично подоходный налог никогда не был проблемой), ни социального страхования, отбирающего у вас часть заработка, ни лицензий на то и на другое, ни порядка, повелевающего закрывать пивные в определенный час. «Жить было легко, — решил он, — человек брел себе по жизни как получалось, и никто не приставал к нему с советами и не становился ему поперек дороги…»

А звук мотора модели «Т», вдруг выяснилось, становился все громче — он был так погружен в свои мысли, что по-настоящему не обращал на это внимания. Однако теперь звук достиг такой силы, будто машина прямо у него за спиной. Понятно, звук воображаемый, но уж такой естественный и такой близкий, — и он отпрянул в сторону, чтобы машина его не задела.

Она не задела его, а подъехала и остановилась — самая настоящая, в натуральную величину, казалось бы, ничего непривычного. Но правая передняя дверца (другой впереди и не было — слева дверцы не полагалось) распахнулась. Распахнулась сама собой — ведь машина пришла пустой, открыть дверцу никто не мог. Впрочем, это его тоже не особенно удивило: насколько помнилось, ни один владелец модели «Т» не додумался, как удержать эту дверцу закрытой. Там же всего одна незатейливая защелка, и при каждом толчке (а уж толчков хватало — таковы были в те времена дороги, и покрышки были жесткие, и подвеска) проклятая дверца распахивалась без промедления.

Только на этот раз — после стольких-то лет — дверца распахнулась как-то особенно. Она вроде бы приглашала войти: машина остановилась мягко, и дверца не отвалилась, а открылась плавно, торжественно, как бы зазывая человека в салон.

И он забрался внутрь, присел на правое сиденье, и как только оказался в салоне, дверца сама собой закрылась, а машина тронулась. Он хотел было перебраться за руль — там же не было шофера, а дорога впереди изгибалась и надо было помочь машине одолеть поворот. Но прежде чем он успел передвинуться и положить руки на баранку, машина принялась поворачивать сама и так точно, будто кто-то управлял ею. Он застыл в недоумении и даже не пытался больше прикоснуться к рулю. Машина справилась с поворотом без колебаний, а за поворотом начинался крутой затяжной подъем, и мотор взревел во всю мощь, набирая скорость перед подъемом.

«И самое-то странное, — сказал он себе, все еще готовясь взяться за баранку и все еще не трогая ее, — что не было здесь никогда ни поворота, ни подъема…» Он знал эту дорогу назубок, она бежала прямо почти три мили, пока не выводила на другую дорогу вдоль реки, и на протяжении всех трех миль не изгибалась и не петляла, не говоря уж о том, что не поднималась ни на какие холмы. А вот сегодня поворот был, и подъем на холм тоже был: машина пыжилась изо всех сил, но надорвалась и сбавила ход, и ей волей-неволей пришлось переключиться на низшую передачу.

Мало-помалу он решился сесть прямо, а потом и отодвинулся от руля вправо. Стало очевидным, что данная модель «Т» по ведомым только ей причинам не нуждается в шофере, а может, даже чувствует себя лучше без шофера. Казалось, она прекрасно знает, куда ехать, и приходилось признать, что она знает больше, чем он. Местность, хотя и смутно знакомая, была определенно не той, что окружала городок Уиллоу Бенд. Тут вокруг поднимались холмы, изрезанные оврагами, а Уиллоу Бенд расположен на ровных и просторных заливных лугах у реки, где ни холмика, ни овражка не сыщешь, пока не доберешься до конца равнины, до замыкающих ее отдаленных скал.

Он сдернул с головы кепку и предоставил ветру трепать волосы, и ветер занялся этим не мешкая — кузов был с откидным верхом, и верх откинут. Машина вползла на вершину холма и устремилась вниз, старательно вписываясь в изгибы дороги, петляющей по склонам. И едва дорога пошла вниз, зажигание каким-то образом выключилось: в точности так, вспомнилось, поступал и он сам, когда имел свою собственную модель «Т». Цилиндры хлопали и хлюпали вхолостую, а двигатель остывал.

Машина одолела очередной резкий поворот над глубокой черной лощиной, сбегающей куда-то вниз меж холмов, и он уловил свежий сладкий запах тумана. Запах всколыхнул воспоминания, и не сознавай он, что такого не может быть, он решил бы, что вернулся в края своей юности. Потому что юность его прошла среди лесистых холмов, и там летними вечерами накатывал такой же туман, принося с собой снизу ароматы кукурузных полей, клеверных пастбищ и смесь других ароматов, какими полны богатые плодородные земли. Однако здесь, это уж наверняка, другие края — те, где прошла юность, далеко, до них никак не меньше часа езды. Хотя он, если честно, по-прежнему недоумевал, куда его занесло: все, что было видно вокруг, даже не напоминало места поблизости от городка Уиллоу Бенд.

Машина скатилась со склона и весело побежала по ровной дороге. Мимо мелькнула ферма, приютившаяся у подножия холмов, — два слабо освещенных окошка, а рядом неясные силуэты амбара и курятника. На дорогу выскочил пес и облаял модель «Т». Других домов не попадалось. Правда, на дальних склонах кое-где проступали булавочные огоньки, и не приходилось сомневаться, что там такие же фермы. Встречных машин тоже не попадалось, хотя в этом, если вдуматься, не было ничего странного. Работали на фермах до заката и ложились сразу же, потому что вставали с первыми лучами зари. На сельских дорогах никогда не бывало большого движения, кроме как по субботам и воскресеньям.

Модель «Т» прошла новый поворот, и впереди возникло яркое пятно света, а когда подъехали поближе, то послышалась музыка. И опять его кольнуло ощущение чего-то знакомого, и опять он не мог понять почему. Модель «Т» замедлила ход и вкатилась в пятно света, и стало ясно, что свет исходит из танцевального павильона. По фасаду висели гирлянды лампочек, на высоких столбах вокруг автостоянки горели фонари. Сквозь освещенные окна он увидел танцующих, и вдруг до него дошло, что такой музыки он не слышал более полувека. Модель «Т» мягко въехала на стоянку и выбрала себе место рядом с машиной марки «максвелл». «Туристский “максвелл”,— подумал он с изрядным удивлением. — Да ведь эти машины исчезли с дорог многие годы назад! Такой в точности “максвелл” был у старины Верджа как раз тогда, когда у меня была модель “Т”. Старина Вердж — сколько же лет прошло, не сосчитать…»

Он попытался припомнить фамилию старины Верджа, да не получилось. Как ни грустно, с возрастом вспоминать имена и названия становилось все труднее. Вообще-то старину Верджа звали Верджил, но дружки всегда сокращали имя до односложного. Теперь ему вспомнилось, что они были почти неразлучны, удирая из дому на танцы, распивая украдкой самогон, играя на бильярде, бегая за девчонками, — в общем, занимаясь помаленьку всем, чем занимаются юнцы, когда у них находится время и деньги.